Седьмая встреча

Горм заметил, что Илсе не приняла легкий, граничащий с флиртом тон Турстейна, однако не поставила его на место. Она обращалась к тому из них, кто говорил, отвечал и задавал вопросы.

— По-моему, вы работали у нас, когда учились, во время ваших каникул? — спросил Горм.

— Верно. Кажется, мы с вами несколько раз встречались?

— Да, я помню.

Турстейн спросил, почему она решила вернуться на Север, прожив столько лет в Осло. Она ответила деловито: ей давно хотелось испробовать свои силы в самостоятельной работе, а тут ей сообщили, что в ее родном городе требуется адвокат по личным делам.

— Значит, не по личным причинам? — попробовал сострить Турстейн.

— Если человек добровольно меняет место работы и жительства, то, мне кажется, это всегда имеет более или менее личную причину. В данном случае моя личная причина не имеет существенного отношения к моему сотрудничеству с «Гранде & К°».

Горм взглядом предупредил дальнейшие вопросы Турстейна.

— Мы бы хотели, чтобы вы как можно скорее занялись нашим делом, — сказал он. — Хотелось бы начать строительство уже весной. Подрядчик нас подгоняет, и мы опасаемся, как бы он не предпочел другие предложения. Мы уже надстроили два этажа над нашим старым зданием, но, к сожалению, этого недостаточно. Ведь мы рассчитывали, что флигель, выходящий на набережную, будет готов одновременно с надстройкой.

— Судя по сообщенным вами сведениям и доступным официальным документам, которые я уже изучила, мне это дело не кажется бесперспективным. То, что фирма «Гранде & К°» уже владеет участком земли, представляется мне решающим. Как я понимаю, вы хотели бы, чтобы это дело было решено полюбовно, а не в зале суда?

— Да, было бы желательно избежать судебного процесса, — сказал Горм.

— Когда я в начале недели разговаривала с адвокатом Вангом, он дал мне понять, что фирма готова на многое, чтобы выиграть дело.

— Безусловно. Ведь судебный процесс — процедура длительная, а нам надо расти. Как вы понимаете, коммуна хочет за счет этой земли расширить набережную. Если они это сделают, судебного процесса не избежать.

— Думаю, политики считают, что среда не понесет урона, если Морская улица станет вдвое шире и по набережной пойдет вдвое больше тяжелого транспорта. Но этому проекту есть альтернатива, не затрагивающая центра города. Мне известно, что уже пущены в ход значительные силы, не имеющие отношения к политике, чтобы осуществить эту альтернативу, — сказала она, сняла очки и предложила им еще кофе.

Турстейн тут же протянул свою чашку, увидев в этом предлог задержаться у адвоката.

На письменном столе Илсе Берг не было ничего лишнего. Она убрала бумаги, которыми пользовалась во время переговоров. На столе возле телефона остался маленький каталог: «Государственная художественная выставка». Горм, вопросительно глядя на Илсе, протянул руку, и она дала ему каталог.

— Я недавно была на этой выставке, меня интересуют не только параграфы закона, — весело сказала она.

Горм с отсутствующим видом листал каталог, а Турстейн пытался выяснить у Илсе, как она вообще проводит время в этом городе Тигра [31].

Бросив беглый взгляд на первую случайно открытую страницу, Горм увидел: «Нессет Руфь, г. р. 1943. Встреча. Масло. 131x71. 3000 крон».

Неужели еще кого-то зовут точно так же? Он раскрыл список художников в конце каталога. В адресе Руфи был указан тот самый городок, который она называла, когда они встретились у Турстейна. Это она!

— Ну, что скажешь? — спросил Турстейн у Горма, когда они вышли на улицу.

— По-моему, она нам подходит. Но тебе следует воздержаться от панибратского тона.

— Что ты имеешь в виду?

— Коммерция и флирт — недопустимая комбинация.

— Жизнь скучна, иногда хочется расслабиться.

— Она профессионал. Нам нужно, чтобы она сделала для нас важную работу.

— Директор сегодня склонен к назидательности, — кисло заметил Турстейн.

Горм промолчал.

Когда она дошли до улицы Карла Юхана, Турстейн предложил пообедать за счет фирмы, как он сказал, отметить хорошо проделанную работу.

— У меня дела. Поешь один и не забудь взять счет, — коротко ответил Горм.

— Что за дела?

— Художественная выставка. Встретимся в аэропорту.

— Ты ходишь по выставкам, когда бываешь в Осло? — скривился Турстейн.

— Хуже того. Я еще бываю в опере и в театре. И на концертах. Если подвернется случай.

— Да ходи куда хочешь.

— Тогда перестань задавать глупые вопросы. Договорились? Горм махнул ему рукой и пошел через Дворцовый парк, мимо статуй львов в Дом Художника. Он купил каталог и нашел нужную картину на втором этаже. Сюжет оказался совсем не таким, каким Горм представлял его себе по названию — «Встреча». Он остановился перед картиной.

Сначала белая собака с черными пятнами произвела на него почти путающее впечатление. Она летела на него, открыв пасть и глаза, и была поразительно живой, несмотря на то что манера письма была далека от реалистической.

Собака и в то же время не собака. Странное название для такого сюжета. Казалось, собака улыбается, хотя пасть ее внушала ужас. Было видно, что она пытается остановиться и что ей это не удается.

Из-за перспективы передняя часть туловища была преувеличенно крупной, и вытянутые лапы с острыми когтями могли испугать кого угодно. И тем не менее, во всем этом было что-то мягкое, почти умиротворяющее.

Вскоре Горм понял, за счет чего создастся такое впечатление. У собаки были зеленые человеческие глаза. Совершенно реалистические. Тогда как вся остальная картина реалистической не была. Грубые мазки на темно-синем фоне.

Горм не знал, нравится ли ему картина. Но это не играло никакой роли. Он спустился в контору на первом этаже и сказал, что хочет купить картину Руфи Нессет «Встреча».

— Хорошее приобретение. Эта картина получила приз газеты «Моргенбладет», — сказал служащий и объяснил Горму, что выставку повезут по нескольким городам и поэтому он сможет получить картину только в конце года.

— Я потерплю, — сказал Горм и подписал нужные документы.

— Вам повезло, вы пришли вовремя. Сегодня несколько человек уже интересовались этой картиной. После объявления цены.

Горм с благодарностью подумал об Илсе Берг и ее интересе к искусству и еще раз прошел по выставке. Но все время видел перед собой глаза на втором этаже и в конце концов снова пошел туда.

Пятнистая собака смотрела на него своими человеческими глазами, и Горм вдруг почувствовал, что видит друга. Теперь это был его друг.

После их последней встречи Руфь стала частью его жизни. И хотя он не мог приблизиться к ней, он продолжал о ней думать.

В тяжелые минуты он жалел, что не остался у нее, несмотря на звонок мужа. Но он знал, что это все испортило бы. Он понял это, когда она сняла трубку и старалась ответить мужу, не прибегая ко лжи. Он не мог заставить ее лгать.

Перед тем как сесть в самолет, он нашел газету, в которой было напечатано интервью с победительницей конкурса. С фотографией Руфи в окружении каких-то людей.

Там говорилось, что она счастлива, получив этот приз. В ней было что-то ранимое и удивленное, и это тронуло Горма. Серьезная молодая женщина, которая говорит, что она счастлива. Его Руфь, такая, какой он ее помнил.

Пока самолет готовился к взлету, Горма охватило желание ее увидеть. Почувствовать ее рядом. Может быть, рассмешить. Чтобы она громко засмеялась. Неважно, над чем.

Турстейн сел у окна, он собирался вздремнуть, поэтому Горм мог без помех писать в своем желтом блокноте:

«После того как он, в полном смысле слова, целиком обнажился перед ней, он приобрел частицу ее души. Картина, независимо от того, что на ней изображено, каждый день будет открывать ему доступ к Руфи. Поскольку именно мысль создает искусство, благодаря картине можно ближе всего подойти к душе художника. Независимо от того, какое у Руфи тело и кому оно принадлежит, он владел ею в той тайной действительности, которую никто не мог разрушить. Сознание, что она существует, делало ее для него живой».