Внук кавалергарда

А они навострили лыжи — пировать в Москву. Там где-то в кабацкой разборке язычком-то и трекнули про работу в аптеке. И через полгода нас повязали. Суд был показательным. Мне опять всучили восьмерик. Восемь лет от звонка до звонка. Хорошо, что я ни рубля из коробки не тронул. Они же напоролись на «вышку». Оба.

Куркин, разминая папироску, на время задумался, уставился в одну точку.

— Да, в тюрьме я уже жил отлично, — прошептал он. — За моей спиной ведь всегда маячили Лебедь и Ворон, и все знали о моих подельниках. И, видно, правильно я жил, к концу моей отсидки воровские тузы короновали меня на высокое по воровским меркам звание.

— Какое? — удивился я.

— Ты крест на груди видел?

— Ну, видел, ну и что?

— А это значит, что я вор в законе.

— Да ну-у? — изумился я, не веря, что простой человек, как Саня Куркин, может быть вором в законе. Как-то это не вязалось с его порядочной внешностью.

— И вот почти три года назад я вернулся. Женился. Сын родился, назвали Антошкой, — и глаза его восторженно заблестели, — знаешь, какой умный пацаненок. Уже «папа» говорит. Одеяло одилайкой называет. И я не хочу, чтобы, когда вырастет, ему тыкали в глаза, что его папа вор. Вот я и переехал в ваш город, руки соскоблил, не хожу вместе со всеми в душевую и ни слова матершинного не говорю. Не хочу, чтобы он знал обо мне плохое. И вообще, все, что случилось со мной, кажется ненастоящим. Будто все, что произошло со мной, было в каком-то дурацком сне. И это был не я, а кто-то другой. Незнакомый мне человек. А я всю жизнь просто работал, жил ни бедно, ни богато. Ходил с сыном на рыбалку, сажал в саду картошку. Я просто жил, как надо жить.

Он встал со скамейки, затоптал окурок и, прощаясь, протянул мне руку:

— Пойду, я уж по сыну соскучился. Что я тебе рассказывал, прошу — сохрани в тайне.

— Конечно, конечно, — торопливо заверил я, пожимая его руку. — Да я тебя провожу до остановки, все равно мне делать нечего.

И мы, пьяно пошатываясь, в обнимку пошли по улице.

— Эх, жизнь моя. Эх, путь-дорожка, — горько вздохнул Куркин.

Я тут же подхватил его слова и загорланил на всю улицу:

— Эх, путь-дорожка фронтовая. Не страшна нам бомбежка любая.

А Куркин брел рядом и подпевал вполголоса:

— А помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела!