Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте»

От: Светлана [email protected]

Кому: Вера [email protected]

Дата: 22 января 2003 г., 11.40

Да, конечно, его уже нет. И изменить это не в ваших силах. И можно сидеть и ждать смерти, оправдывая себя, упиваясь собственным горем. Это удел слабых людей. А можно пытаться хоть как-то влиять на ход событий, но это уже для сильных людей. Я думаю, что настоящая любовь должна делать людей сильными.

Светлана.

От: Светлана [email protected]

Кому: Вера [email protected]

Дата: 8 марта 2003 г., 15.23

Здравствуйте, Вера.

Вы надолго пропали – уж не случилось ли чего?

Я сейчас в Москве. Честно говоря, иногда об этом очень жалею. Тяжело ходить по городу, увешанному рекламными щитами с радостными лицами и надписями «Норд-Ост – полный вперед!». Выдумка пиарщиков не знает границ, и от них некуда деться – недавно купила билет в метро, а на обороте реклама «Норд-Оста»…

Российское правительство, у меня такое складывается впечатление, изо всех сил старается стереть из памяти людей эти события. Надо сказать, небезуспешно. Поэтому мы должны приложить все свои силы к тому, чтобы память о наших близких была жива.

Светлана.

От: Вера [email protected]

Кому: Светлана [email protected]

Дата: 8 марта 2003 г., 23:38

Здравствуйте, Светлана.

Сегодня 8 марта, я вас поздравляю. Терпения вам, стойкости. И будьте такой же мудрой, как и раньше.

А «пропала» я, потому что болела. У меня все то же – не могу вогнать себе в рот кусок еды, живу практически на внутривенных введениях глюкозы и белков, сама есть не могу.

Зря говорят, что время лечит. Оно не лечит. Особенно когда показывают счастливые лица «спасенных» заложников. Меня бесит это. Бесит, что нам врут. Нас вообще за кого принимают?

23 февраля у меня была истерика. Потому что некому было даже подарить подарок. И сейчас тоже срыв. Ведь знаю, что, его нет, а все равно жду звонка. Жду, что он позвонит и скажет: «Ну чё ты там, спишь, что ли? Не спи, с праздником!»

Прошлое 8 марта мы отмечали вмеcте. Хотя он говорил, что ему наплевать на наши праздники, но меня он приехал поздравить.

А сейчас я одна, есть только компьютер и кошка, и все. В душе пусто, темно и страшно, как говорит моя мама.

Не обращайте внимания на эти вывески. Это для них стало каким-то прибыльным шоу. А для нас с вами это огромная трагедия, которая перевернула всю нашу жизнь.

До свидания.

От: Эдуарда Тополя

Кому: Вера [email protected]

Дата: 26 апреля 2003 г.

Здравствуйте, Вера.

Сегодня вмеcте с бывшими заложниками (и Светланой Губаревой) побывал на площади перед ДК на Дубровке. Мы возложили цветы у фотографий погибших, затем поехали на Троекуровское кладбище, к могилам Саши, дочери Светланы, и других погибших в «Норд-Осте» детей и взрослых.

В Москве очень холодно, пронизывающий северный ветер со снегом.

Хотите – верьте, хотите – нет, но на кладбище, когда Светлана и ее коллеги по несчастью плакали друг у друга на плечах, я подумал о вас. Мне показалось, что и вы положили бы цветы на эти могилы… что и вы бы плакали на плече у Светланы… И она – на вашем…

За что погибли ваши возлюбленные? А дети? А все остальные?

Джихад? Священная война? Война во имя Аллаха? Интересно, нашли вы в Коране, какой в ней смысл?

Думаю, что нет. Потому что Там, Наверху, нет сантиментов, нет этических норм и жалости.

Он – Тот, Кто там, наверху, – мыслит, я уверен, иными категориями.

Однако и здесь…

Чеченцы погибли за честь Чечни?

Русские погибли за честь России?

Но стоимость их жизней не рискнул определить московский суд – стоимость чести России будут, похоже, определять в Страсбурге…

А самое горькое, что даже эта трагедия ничего, ни-че-го не изменила в российской жизни.

В США буквально назавтра после гибели Всемирного торгового центра всю страну охватил феноменальный и совершенно спонтанный шквал патриотизма. Я видел это своими глазами, я был там в эти дни. Без всякого призыва правительства и без участия каких-либо пиаровских структур окна всех домов и все до единой автомашины американцев украсились национальными флагами, и все хайвеи, парквеи и улицы превратились в круглосуточные потоки трепещущих под ветром американских флажков. В моду немедленно вошла одежда с изображением американского флага, где только можно – на бейсбольной кепке, на джинсах и даже на плавках и купальниках. А самое главное: люди стали втрое доброжелательнее друг к другу, на улицах прохожие – абсолютно все! – говорили встречным: «Hi! How are you?» – и это не было формально-стандартным приветствием, это звучало декларацией заботы каждого друг о друге в семье, неожиданно сплоченной гибелью почти трех тысяч человек.

Через две недели сумма частных пожертвований в Фонды помощи пострадавшим от теракта и Фонд помощи семьям пожарных и полицейских, погибших при спасении людей в ВТЦ, достигла 600 миллионов долларов, через месяц – миллиарда! Где-то на третьей неделе по телевизору объявили, что прием донорской крови остановлен – ее сдали уже больше, чем позволяли возможности ее хранения.

Помню, как президент Буш сказал тогда, что те, кто называет американцев нацией бездушных и бездуховных роботов, пусть покажут нацию, которая за один месяц собрала миллиард долларов частных пожертвований на помощь своим согражданам!

Конечно, я понимаю, что негоже уровень жизни американцев, у которых школьная учительница или медсестра зарабатывают 35-45 тысяч долларов в год, а рядовой полицейский – 45-60 тысяч, сравнивать с российским, где школьная учительница получает 1000 рублей в месяц, а милиционер кормится со своего поста на уличном перекрестке. И все-таки для меня было нечто шокирующее в полной инертности российской публики, которая буквально назавтра после трагедии на Дубровке вернулась к своим будням как ни в чем не бывало – словно разошлись после спектакля или телесериала. Если 27 октября у ворот 13-й клинической больницы, в которой лежали больше 300 заложников, толпа журналистов стояла часами в ожидании каждого выздоравливающего, то 28-го там были только иностранные журналисты, а еще через день в такси водитель мне сказал: «Да ну его слушать это радио! Все про теракт да про теракт! Надоело!»

Знаете, Вера, мой брат и его жена, побывавшие 11 сентября в самом пекле катастрофы ВТЦ в Нью-Йорке и выжившие там буквально чудом, рассказывали, как, выбравшись из руин и облака бетонной пыли над Уолл-стрит, они вмеcте с сотнями других пострадавших перебежали через Бруклинский мост и увидели тысячи людей – настоящий живой коридор, встречавший спасенных соками, едой, водой, лекарствами и мобильными телефонами, по которым можно было позвонить домой и сообщить о своем спасении. Такси и автобусы бесплатно развозили их по домам…

И потому, когда 27 и 28 октября я стоял под дождем у ворот 13-й больницы, мне с моей уже американизированной, видимо, психикой показалось диким и гнетущим, что ни один из роскошных московских супермаркетов вроде «Перекрестка», «Рамстора» и «Седьмого континента» не прислал в эту больницу фрукты и соки, что владельцы цветочных бизнесов не украсили больничные палаты цветами, а бутики ГУМа не подарили выздоравливающим одежду. Родственники выживших заложников, только что переживших почти трое суток террора и ужаса на грани жизни и смерти, часами стояли под открытым небом и дождем со снегом – без всякой информации и словно не у ворот больницы, а у ворот тюрьмы. Заложники и заложницы, чья верхняя одежда все еще оставалась на вешалках в гардеробе Театрального центра, сами, пешком выбегали, зябко съежившись, из этих ворот под зонтики своих родственников, словно не герои, пережившие теракт и заново рожденные на праздник жизни, а зеки, выпущенные на свободу в сиротское пространство холодного дождя и безучастия…

Одна из заложниц рассказала мне, что там, в зале «Норд-Оста», когда они под дулами пистолетов террористов смотрели новости по ТВ, кто-то из них же, заложниц, сказал: «Если бы я была дома и смотрела это по телевизору, я бы сказала: «Какой ужас!», повернулась бы и пошла спать»…

Но, как писал Светлане Губаревой Сэнди Букер, если общество безучастно смотрит на гибель одного невинного человека, то рано или поздно весь народ будет жить в страхе. И все плохое может повториться снова…

Почему я пишу это вам, Вера? Во-первых, потому что даже вы, русская, полюбившая чеченского террориста настолько, что, закрыв глаза, принимали от него золото с кровью его российских жертв, – даже вы поняли теперь, что в терроризме и джихаде нет ни смысла, ни человечности.

Ирландские террористы уже десятилетия терроризируют англичан. Палестинские террористы полвека терроризируют израильтян. Баски взрывают испанцев. Кто-нибудь из них добился своей цели?

Терроризм слеп, наивен, безрассуден и бесчеловечен. Терроризм – это просто смерть, без смысла и оправдания. Это в детских сказках, женских романах и голливудских фильмах любовь сильнее смерти и добро побеждает зло. Но реальная жизнь безжалостнее сказочников. Саша Летяго, Кристина Курбатова, Арсений Куриленко и другие дети – зачем они погибли, за что? Сэнди Букер, американец, не имеющий никакого отношения ни к Чечне, ни к России и жаждавший любви так сильно, что прилетел за ней из Оклахомы, – мог ли он победить рок в образе вашего Мовсара?

Если всей вашей любви не хватило остановить Бараева, то вы в большей степени автор этого романа, чем я.

Каждый из восьмисот заложников «Норд-Оста» нес в себе заряд любви, и даже сам Бараев, судя по вашим письмам, любил вас – пусть по-своему, не признаваясь в этом самому себе, но – я уверен – любил. Но и все эти любви, сложенные вмеcте, не одолели слепую безжалостность рока, вскормленную многолетней русско-чеченской войной и взаимной ненавистью…

И потому – с точки зрения рецептурной литературы – мой роман не вышел, ведь он не утверждает победу любви над смертью. Но может быть, именно этим моя книга подвигнет читателя перестать благодушествовать и ждать, когда власть имущие сценаристы слепят хэппи-энд его собственной жизни…

А вторая причина, почему я пишу именно вам – потому что вы, глядя по телевизору на похороны погибших, – ПЛАКАЛИ.

11 сентября 2001 года туристы-американцы, собравшись у телевизора в вестибюле московского отеля «Мариотт», что на Тверской, – ПЛАКАЛИ, глядя из Москвы на теракт в Нью-Йорке. Рассказывая мне об этом, администратор «Мариотта» добавила с презрением: «Вот ваши американцы – слабаки!»

Россия уже двадцать лет получает «груз 200» то из Афганистана, то из Чечни, и никто – кроме матерей – не плачет. Больше того: когда матери погибших в «Норд-Осте» дерзнули спросить с государства компенсацию за погибших, их оплевали свои же сограждане. Одна из заложниц рассказала, что на работе сослуживцы сказали ей: «Знаешь, пока ты была в больнице, мы решили скинуться и помочь тебе. Но когда узнали, что ты за свою дочку получила сто тысяч рублей и еще за себя пятьдесят, перестали собирать».

Что ж, как известно, мы стоим столько, во сколько сами себя ценим.

Мне жаль, что Россия разучилась плакать по своим погибшим согражданам.

Мне жаль, что Москва уже давно не верит слезам.

Мне жаль, что Россия никогда не кается. Ни перед поляками за Катынь, ни перед чехами за Прагу 1968 года, ни перед крымскими татарами за выселение в Казахстан, ни перед чеченцами за операцию «Чечевица». А я верю в силу искреннего покаяния. Потому что любое слово заряжено нашей энергией, а особенно – слова проклятий. И немцы, признав свою национальную вину за Гитлера и Холокост, очистили тем самым ауру над всей страной и живут теперь лучше всех в Европе. А Россия – все россияне, – упорствуя в отрицании своей вины за сталинизм, все больше и больше нагнетают под собой тучи проклятий, тучи грязной энергетики.

Да, так мне это кажется.

Мне кажется, что еще 10 лет назад всю ситуацию с Чечней можно было разрулить по-мирному: признать вину за выселение чеченцев с Кавказа и выплатить им – каждому! – разумную компенсацию с условием отложить все споры между Чечней и Россией на тридцать лет. Чтобы новые поколения в новых – умиротворенных – условиях спокойно нашли исторически верное решение.

При этом любая компенсация обошлась бы дешевле десятилетней войны, разрушенного Грозного и десятков тысяч погибших с той или с другой стороны…

Как жаль, что ни у Горбачева, ни Ельцина не нашлось времени и такта обсудить это с Джохаром Дудаевым.

И еще мне жаль, что судья Горбачева, слушая в зале Тверского суда рассказ наполовину парализованного старика Любимова о том, как его душа отлетела к Богу и вернулась, поскольку Бог сжалился над ним, – не присудила ему и рубля. Всевышний судия – ветхозаветный старик, безжалостно отправляющий на тот свет миллионы, – растрогался и сжалился над нищим сторожем, а Горбачева – тридцатилетняя красивая современная женщина – нет. Я смотрел на нее и думал о русских женщинах, в любви которым я объяснялся во всех своих книгах. Чуткие, душевные и любвеобильные – куда они делись? Родятся ли еще?

Американцы – «бездушные слабаки» – расколошматили и Афганистан, и Ирак. А великая Россия, где живут, безусловно, «самые духовные люди» нашей планеты, не может починить электропроводку в детских домах, чтобы не горели в пожарах собственные дети.

И это – горько. Потому что даже такую уникальную победу над терроризмом, как штурм «Норд-Оста», своим небрежением к самим себе, прос… простите, на глазах всего мира обратили в пиррову победу…

И к несчастью, правы оказались те, кто уже 27 октября писал в газетах, что рано торжествовать победу, что если Россия не решит чеченскую проблему принципиально, то ее ждут не массовые захваты заложников, а взрывы шахидов-самоубийц…

Что и происходит теперь на наших глазах.

Моя книга, Вера, подошла к финалу. К сожалению, в ней нет тех глав, которые могли вписать в нее только вы своим рассказом о вашей с Мовсаром любви. Я писал вам дважды, вы сначала ответили, а потом замкнулись и решили отмолчаться. Жаль… Честно говоря, мне кажется, что вам нужно, просто необходимо с кем-то поговорить, выговориться, ведь невозможно вечно носить ЭТО в себе…

Как говорит Светлана Губарева, настоящая любовь должна делать людей сильными. Пишите – это, надеюсь, не последнее издание моей книги…

Новой вам любви и силы,

Эдуард Тополь.