а, так вот и текём тут себе, да (СИ)

Ребята втихаря отделялись от коллектива и уходили на широкую остеклённую веранду пить принесённый кем-то самогон.

В небольшой спаленке напротив двери гостиной устроили дискотеку.

Там стоял проигрыватель с долгоиграющей пластинкой инструментальной музыки «Поющих гитар» и панель проигрывателя служила единственным освещением в комнате, если не считать того света, что пробивался из коридора в просвет между сдвинутыми дверными шторами.

Время от времени брат Любы, оболтус семиклассник, всовывал под шторой свою руку из коридора и щёлкал выключателем у двери. Под потолком спальни вспыхивала слепящая лампочка, танцоры отпрядывали друг от друга, жмурились, рыкали на тупого придурка, он гыгыкал и убегал на веранду. Партнёр из ближайшей к дверям пары снова тушил свет.

Я не ходил на веранду, а задержался за столом, налегая на свой любимый оливье. Когда я запил его уже не таким любимым, но по-прежнему вкусным лимонадом, за столом почти никого уже не оставалось.

За пару стульев от меня с недовольным лицом сидела Таня Крутась из бывшего параллельного. Я набрался решимости, подошёл к ней и сказал «разрешите».

Она даже не взглянула на меня, а ещё недовольнее поджала губы, поднялась и гибко пошла впереди в танцевальную спальню.

Там не меняли партнёров и не расходились, а переждав пока пластинка отшуршит промежуток между песнями, опять обхватывали руками свою пару, прижимаясь друг к другу верхней частью туловищ.

Лёгкое покачивание Таниной тонкой талии между ладоней моих рук, возложенных поверх её бёдер, хмелило меня сильнее вина.

Пульсирующий гул в ушах, насторожённость каждого мускула – не упустить, встретить наималейшее движение её рук у меня на плечах…

И я не злился на дебила игравшего выключателем, но, отпрянув под яркой лампочкой, я всматривался в её профиль с бледной чистой кожей и недовольно опущенным взглядом, любовался прядью волнистых волос в небольшом хвостике пониже затылка.

Груди её были скорее окружностями, чем полусферами, но и то, что было, вводило меня в экстатический транс корибантов.

( … хотя в то время я ещё не знал таких терминов и мой отец на это снова бы сказал:

– Понахватался заумных слов, как собака блох. Верхушечник!..)

Да, я был на верху блаженства, я был бесповоротно и навечно влюблён…

Я подстерегал, когда она пойдёт из школы, чтоб сопровождать до калитки нашей хаты, потому что большинство учащихся тринадцатой школы расходились по Посёлку через Нежинскую.

Я даже ходил в пятую школу болеть за девушек нашей, когда они проиграли в городском чемпионате по волейболу.

Она тоже была в команде, но меня почти не огорчил их проигрыш.

Я ещё сильнее влюбился в её высокие скулы и простил ей небольшую кривоватость ног.

В конце концов, это признак амазонок, бесстрашных воинственных наездниц. Зато как ей идёт белая футболка!

Мне так и не удалось растопить её постоянное и необъяснимое неудовольствие.

Стоило мне оказаться рядом, как она подзывала кого-то из своих подруг и даже сменила маршрут возвращения из школы домой – вместо Нежинской стала ходить по Первомайской.

Мне пришлось отвянуть.

Холодные вьюги засыпали снегом остылый пепел угасшей любви.

Обильными снегопадами встречала столица нашей Родины – Москва – участников зимнего этапа Всесоюзной игры «Зарница».

От Конотопа поехали шестеро участников с одним сопровождающим и со своими лыжами.

За лыжи я был спокоен – папины резинки держались как надо. Я забросил их на третью полку, а сам разделся и улёгся на второй в купе плацкартного вагона.

Свет в вагоне уже выключили, но за окном горели фонари над заснеженным перроном четвёртой платформы.

Наконец, со стороны локомотива в голове поезда донёсся перестук дёргающих друг друга вагонов. Нас тоже дерганýло, а потом, плавно ускоряясь, понесло вперёд.

В Москву! В Москву!

Там, под вечер следующего дня, мы оставили лыжи в раздевалке громадной, закрытой на каникулы, школы и нас развели по своим квартирам жильцы окружающего микрорайона. Один зарничник на одну гостеприимную семью.

Утром меня напоили чаем и отвели обратно в школу, чтобы хорошенько запомнил дорогу и вечером уже бы сам нашёл квартиру, куда меня определили на постой.

Ели мы три раза в день в громадной столовой недалеко от громадной школы.

Кроме того дня, когда нас, вместе с лыжами, отвезли в Таманскую дивизию, расквартированную под Москвой, и мы бежали по пушистому снегу в атаку между чёрных кустов, а рядом, тоже на лыжах, бежал солдат в шинели и строчил из автомата Калашникова холостыми патронами.

В тот день мы увидели, что на «Зарницу» съехались сотни две школьников и нас кормили обедом в солдатской столовой.

На следующий день, после затяжной экскурсии по городу, наша конотопская группа приехала на Красную Площадь для посещения Мавзолея Ленина.

Мы встали в конце длинной очереди и в густеющих сумерках долго продвигались по чёрной присыпанной снегом брусчатке. У меня сильно замёрзли ноги – эта брусчатка пронизывала ледяным холодом даже сквозь подошвы зимних ботинок.

Нам оставалось всего петров пятьдесят, когда в Мавзолее закончился рабочий день и его заперли на ночь.

Нас завели в ГУМ на полчаса, погреться. Я боялся, что ноги не успеют отойти, но оказалось, что полчаса достаточно.

Старший группы сказал, что «Зарница» закончена, но у нас ещё один день в Москве и завтра с утра мы точно попадём в Мавзолей, а потом – по магазинам.

Но на следующее утро, выйдя от своих гостеприимцев, я задержался в громадной столовой и, когда пришёл в громадную школу, наша группа, оказывается, уже уехала в Мавзолей.

Сторож уходил до пяти часов и запер меня внутри – не мёрзнуть же на улице – и я целый день провёл в здании громадной пустой школы.

Почти все двери там были заперты. В комнате сторожа оказался телефон. Я никогда раньше им не пользовался, а тут начал.

Накручивал диск, набирая номер, пока не пойдут гудки.

– Алло?

– Алло! Это зоопарк?

– Нет.

– А почему у телефона осёл?

( … тьфу, даже вспомнить противно …)

Когда сторож вечером меня открыл, вернулись наши и было назначено время утреннего сбора, чтобы ехать домой.

В квартире гостеприимцев, я увидел книгу Дюма «Двадцать лет спустя» и спросил где можно купить такую же.

Они объяснили как пройти через два микрорайонных перекрёстка до стеклянного книжного. Только там уж, наверно, закрыто.

Но я всё равно пошёл.

Было очень тихо и сверху спускались редкие снежинки.

Я постоял возле стеклянных стен запертого магазина, чуть светящегося изнутри.

До чего пусто и какая необъятная тишина.

Потом по заснеженному тротуару прошёл запоздалый прохожий и я вернулся на постой.

По телевизору шёл фильм «Вертикаль» с Владимиром Высоцким.

Мы точно знали чего хотим: стать вокально-инструментальным ансамблем.

Песни про прокурора, поднявшего окровавленную руку на счастье и покой служили всего лишь началом нашего большого пути.

Эти выскочки – «Поющие гитары» и «Весёлые ребята» – фактически, украли наши песни. Это мы должны были исполнить про кольцо Сатурна для суженой и заделать «Цыганочку» со знобящим электрогитарным вибрато. Просто, пока мы ещё тренировались на том, что голубей он не покупал, а у прохожих шарил по карманам, они выскочили раньше нас.