Последняя ночь на Извилистой реке

«Может, нам с Дэниелом выбрать время и съездить в Коннектикут? — думал Тони Эйнджел. — Посидим в “Лемонграссе”, полакомимся тем, что они сейчас готовят». Он скучал по братьям Чен и желал им процветания.

— Что случилось, Тони? — спросила у него Селест.

(Повар не замечал, как у него по щекам катятся слезы.)

— Ничего не случилось, Селест. Я очень счастлив.

Он улыбнулся официантке и склонился над готовящимся винным соусом, наслаждаясь ароматом. Предварительно Тони пробланшировал в кипящей воде веточку розмарина. Нужно было вытянуть из нее излишки масла и только потом добавлять в соус.

— Тогда почему ты плачешь? — не отставала Селест.

— Наверное, от воспоминаний.

Грег молча наблюдал за ним. В кухню из зала пришла Лоретта.

— Мы откроем дверь или заставим посетителей пробираться через черный ход? — спросила она.

— Что, уже время? — спохватился Тони.

Часов в кухне не было, а свои он оставил в спальне, на столике с недочитанными гранками романа «К востоку от Бангора».

— Из-за чего наш шеф плачет? — поинтересовалась у матери Лоретта.

— Я у него спрашивала. Говорит, от воспоминаний.

— Наверное, это приятные воспоминания? — спросила Лоретта.

Она сняла с вешалки чистое полотенце и вытерла ему щеки. Даже уборщик столов и мойщик посуды — старшеклассники местной школы — с тревогой поглядывали на Тони Эйнджела.

У повара и его молодого помощника не было строгого разделения обязанностей, но чаще всего Грегу доставалась жарка, а Тони колдовал над соусами, подливами и приправами.

— Босс, может, я доделаю винный соус? — предложил Грег.

— Да не волнуйтесь, со мной все в порядке, — сказал им Тони, встряхивая головой. — Неужели у вас не бывает воспоминаний?

— Забыла сказать: Дэнни звонил, — сообщила повару Лоретта. — Вечером приедет.

— Голос у него был взволнованный, — подхватила Селест. — Он сегодня бегал, к нему прицепились две собаки. Забияка — пес его друзей — одну прикончил. Дэнни просил столик в свое обычное время, но на одного. Он сказал, что Барретт не оценит его собачью историю. Передаю дословно: «Пап, вечером увидимся».

«Пап» — это со времен Айова-Сити. Повару оно нравилось.

Барретт была англичанкой. Она уже давно жила в Штатах, однако каждый раз, слыша ее, Тони удивлялся: ее английское произношение становилось все более английским. Американцы всегда восхищались английским произношением. Наверное, оно порождало в них чувство недостаточной образованности. Так думалось повару.

Тони знал, почему Барретт не оценит «собачью историю» сына. Собаки не впервые кусали Дэнни на пробежках, однако Барретт всегда была на стороне собак. (По ее мнению, невоспитанных собак не существовало, были только невоспитанные владельцы. Полиция Вермонта не имеет права стрелять собак, даже если они накидываются на полицейских. Наверное, сами спровоцировали. И вообще, если бы Дэнни не бегал с этими дурацкими рукоятками от ракеток, собаки не накинулись бы на него… Сентенции Барретт можно было продолжать и продолжать.) Между тем именно собачья агрессивность вынудила Дэнни вооружиться. Ему и так уже дважды накладывали швы и один раз делали серию уколов против бешенства.

Тони Эйнджел был рад, что сын приедет без Барретт. Ну разве можно спать с женщинами, которые почти ровесницы его отцу? Но еще больше Тони не нравилась английская чопорность Барретт и ее идеализированные представления о собаках. Впрочем, если эта женщина обожает лошадей, стоит ли удивляться ее любви к собакам? Возможно, животных она любит больше, чем людей.

Свою пиццу Тони Эйнджел пек в старой ирландской дровяной печи. Он умел поддерживать внутри температуру в шестьсот градусов и при этом не превращать кухню в подобие духовки. Правда, на овладение этим секретом повару понадобилось два года. Сейчас он подкладывал дрова в топку печи. Лоретта открыла входную дверь ресторана. Приятно, когда посетители дожидаются открытия.

— Вам еще звонили, — сказал Грег.

Неужели Дэнни передумал приезжать? Или все-таки решил взять с собой Барретт? Повар не угадал: второй звонок был от Кетчума.

Старый сплавщик несколько раз изводил Грега своими долгими восторгами по поводу изобретения телефакса. Вообще-то телефаксы появились не вчера. Вероятно, это Кетчум узнал об их существовании недавно и теперь хотел обзавестись такой штуковиной. Помнится, Дэнни увидел этот аппарат в действии, когда ездил в Нью-Йорк по издательским делам. Правда, это было несколько лет назад. Наверное, с тех пор телефаксы стали совершеннее. А тогда он рассказывал про довольно громоздкое устройство, откуда вылезали кусочки промасленной бумаги со скверно читаемым текстом. Теперь Кетчум, научившись на старости лет читать и писать, хотел купить факс. По его замыслу, повар и Дэнни тоже поставят у себя по факсу, и тогда их связь с ним станет мгновенной.

Повар не знал, возможна ли отправка факсов за счет вызываемого абонента, но знал, что его квартира будет завалена сообщениями Кетчума. Ему придется пачками покупать бумагу для факсов. И прости прощай, утренняя тишина, когда можно неспешно пить кофе и любоваться рекой Коннектикут. (Как и повар, Кетчум поднимался рано.)

Тони Эйнджел не видел жилища Кетчума в Эрроле. Но вряд ли это был дом. Скорее что-то, напоминающее времена его любимых ваниганов: трейлер или пара трейлеров, снятые с колес и поставленные на фундамент. Может, какой-нибудь старенький автобус марки «Фольксваген», тоже без колес, но с печкой внутри.

Повар не переставал удивляться: Кетчуму понадобился факс! Это в шестьдесят-то шесть лет! Давно ли он научился читать и писать? Давно ли установил себе телефон и перестал бегать по холодным телефонным будкам?

Повар знал причину своих слез. «Воспоминания» были тут ни при чем. Едва подумав о поездке с Дэнни в Коннектикут, в ресторан братьев Чен, Тони Эйнджел с грустью понял: сын с ним не поедет. Дэнни был трудоголиком и, по мнению повара, страдал «недержанием речи». То, что сегодня он явится в «Авеллино» один, было хорошо. Плохо только, что он вообще один (и в перспективе, скорее всего, тоже одиночество). Вот что на самом деле вызвало у повара слезы. Он волновался и за Джо, но не так. То были обычные тревоги за восемнадцатилетнего парня, способного наделать глупостей. Дэнни такое уже не грозит. Повара волновало нескончаемое меланхоличное одиночество сына. Неужели душа Дэнни обречена на такую жизнь? «Он ведь даже более одинок и меланхоличен, чем я», — думал Тони Эйнджел.

Лоретта передавала Грегу первые заказы.

— Столик на четверых. Одна пицца с грибами, другая пеперони.

В кухню вошла Селест.

— Дэнни приехал. Один, — сообщила она повару.

— Порция кальмаров с макаронными перьями, — продолжала Лоретта.

Когда посетителей было много, она передавала поварам записочки с заказами. Но когда зал почти пустой, можно и поиграть голосом. Наверное, ей нравился такой спектакль.

— А за столиком на четверых не хотят заказать что-нибудь из первых блюд? — спросил Грег.

— Им всем нужен салат из рукколы с тертым пармезаном. А этот заказ тебе явно понравится. — Лоретта, как настоящая актриса, сделала впечатляющую паузу. — Просят куриное рагу, но без каперсов.

— Господи! — вздохнул Грег. — Но гренобльский соус немыслим без каперсов.

— Ничего. Сделай для этого оригинала подливу из красного вина с розмарином, — посоветовал Тони. — Годится для тушеной говядины, сойдет и для курятины.

— Но такой соус испортит вид куриного мяса, — поморщился Грег.

— Не надо быть таким щепетильным. Клиент просит без каперсов, мы не спорим. Не хочешь винный соус, сдобри оливковым маслом и добавь лимона.

— Дэнни просит принести что-нибудь, что бы его удивило, — сказала Селест.

Она внимательно глядела на Тони. Слезы повара она видела не впервые, но до сих пор он плакал только во сне.

— Дэнни может не беспокоиться. Я его удивлю, — пообещал повар.

(«Хоть немножко улыбнулся», — подумала Селест.)