Призрак былой любви

Монеты высыпались в протянутые ладони Кита. Склонившись, он внимательно их рассматривал. В окно Тильда видела дамбу. Склон, на котором пробивалась трава, теперь был единственным напоминанием о весеннем бедствии.

Всю ночь ее мучили приступы боли в спине, возникавшие через нерегулярные интервалы. В конце концов Джосси все-таки заснула, уверенная в том, что утром, когда она проснется, боль пройдет. Боль не прошла, но немного стихла, так что у нее хватило сил отвезти Кейтлин в школу. Сидя сгорбившись за рулем на школьной автостоянке, она подумала, что, наверно, стоит показаться доктору Уильямсу. Но потом отмела эту мысль. Слишком много хлопот, суеты, сложных приготовлений, если вдруг доктор Уильямс решит, что ей следует лечь в больницу. А дома, возможно, все само пройдет.

Джосси вернулась домой и, сев на кухне за стол, стала пить чай. Резкая боль отступила, спина ныла лишь немного, почти незаметно. Погода была теплая, ясная. В такой погожий день Дара непременно должен вернуться домой. Почему-то Дара у нее всегда ассоциировался с летом: когда бы она ни представляла его, воображение рисовало ей, как он идет по гребню береговой насыпи — руки в карманах старого вельветового пиджака, ветер теребит его короткие черные кудри. Джосси поднялась со стула и робкими шагами дошла до входной двери. Чувствовала она себя превосходно. На улице было солнечно, в кардигане она бы запарилась. Поэтому она надела лишь свою старую соломенную шляпу и вышла из дома.

Она неспешно брела по саду, вспоминая, как впервые гуляла здесь с Дарой. Уже тогда она знала, что любит его и всегда будет любить. Яркий, живой, красивый, он обладал всеми качествами, которых недоставало ей самой. Теперь, оглядываясь на годы, прожитые с Дарой, она понимала, что всегда бежала за ним, пыталась не отстать от него, а он ускользал от нее, был недосягаем, как неуловимый блуждающий огонек. Ее это не обижало: она была просто благодарна за то, что судьба дала ей возможность любить.

Джосси миновала малинник и пораженные милдью заросли крыжовника в саду и устремила взгляд на поля, на которых краснели маки и цветки куколя посевного. Она дошла до дамбы и стала медленно взбираться по береговой насыпи. Склон еще не весь зарос травой и сорняками, ее туфли скользили по глине. Наконец она добралась до вершины. Стук сердца болью отзывался в груди, и она опустилась на колени возле еще черной воды. Закрыла глаза — так ей казалось, что Дара рядом. Она почти слышала его шаги, улавливала его шепот, уносимый ветром. Как будто он касался ее плеча, сидел подле нее и вместе с ней смотрел на свои земли. Она долго сидела, в покое и в ладу сама с собой, а потом ощутила влагу между ног. Она боялась открыть глаза, а когда все же поднялась с земли, увидела пятна крови на задней стороне своего хлопчатобумажного платья и заскулила от страха. Джосси спускалась со склона как могла — то карабкалась, то скользила вниз, а последние несколько футов вообще катилась кубарем. Спину пронзила острая боль. Ей хотелось лечь и плакать, но она знала, что этого нельзя делать. Она должна быть сильной. Ей приходилось быть сильной все годы супружества: когда рожала Кейтлин, все те пустые годы, когда Дара не делил с ней супружеское ложе, когда терпела его измены. С трудом передвигая ноги, Джосси заковыляла к Холлу.

Она рискнула сходить в туалет, осторожно, и поняла, что ей нужна помощь, причем без промедления. В доме никого не было. Происходило что-то страшное, а она не знала, что ей делать. Съежившись в комок, она сидела в уборной, пытаясь мыслить ясно. Ей необходимо ехать в Или, но боль была столь ужасающей, что она даже шевельнуться не могла. Но она должна жить, сказала себе Джосси, иначе она больше никогда не увидит Дару.

Джосси потащилась к старенькому «бентли», стоявшему перед домом. Каждое действие было пыткой, но она все же сумела, стиснув зубы и тяжело дыша, повернуть заводную рукоятку, открыть дверцу, сесть за руль. Автомобиль затарахтел, и боль усилилась, объяла все тело, заставив ее громко застонать. Опустив глаза, она увидела, что полотенце, которым она накрыла сиденье, пропиталось алой кровью.

До Или слишком далеко, она поедет в деревню, решила Джосси. Там кто-нибудь — одна из женщин, благополучно родивших с дюжину детей, — сумеет ей помочь. Джосси выехала из ворот на грунтовую дорогу. Дара давно намеревался заасфальтировать ее, но так и не сделал этого. Машина подпрыгивала на затвердевших на солнце выбоинах. Едва не теряя сознание от нестерпимой боли в спине, она напоминала себе, что до деревни всего пара миль. Руки соскользнули с руля, и она, хватая ртом воздух, уткнулась лбом в его прохладную кожу. «Бентли» развернуло по диагонали, и автомобиль остановился. Когда схватки утихли, Джосси попыталась вырулить из канавы. Мотор работал, колеса крутились вхолостую, выбивая из земли пыль. Через какое-то время она оставила попытки выехать на дорогу и потонула в боли. Солнце жарило ей голову, она закрыла глаза. Джосси знала, что умирает, но из-за дикой боли ей было все равно. Боялась она одного: что больше никогда не увидит Дару. Никогда.Какое мерзкое, страшное слово. Джосси легла поперек передних сидений и, подтянув к груди колени, закрыла глаза.

Но перед лицом нестерпимой, невыносимой боли все, даже Дара, утратило значение. Когда боль стихала, она испытывала облегчение сродни наслаждению. Порой у нее возникало ощущение, что время вытекает из нее, по мгновениям выдавливается из ее угасающей жизни, как и ее полусформировавшийся ребенок. Схватки усилились, и она погрузилась в забытье. В какой-то момент сознание ненадолго вернулось к ней, и она вспомнила, что Дара всегда к ней возвращался. Нужно только знать, где искать, и тогда она увидит его.

Ей грезилось, что она в своей комнате в Холле; младенец, мальчик, спит в колыбели. Она открыла дверь, глянула в темный коридор. В конце коридора стоял мужчина. «Дара», — произнесла Джосси. И, улыбаясь, побежала к нему.

Тильда смотрела на гору очистков и опустошенных бобовых стручков. Нож выскользнул из руки в грязную воду, из которой на нее смотрело ее собственное отражение — бледное, озабоченное, усталое лицо. Громкий стук в дверь вернул ее к действительности. Она поспешно вытерла руки о передник.

На пороге стоял Кит де Пейвли. Он дышал с присвистом, прижимая к груди кулак.

— Джосси, — выпалил он с искаженным от усилий лицом — речь давалась ему с трудом. — В машине… Мертвая… Миссис Франклин, Джосси умерла. — Кит никак не мог отдышаться. — Ублюдок… он убил ее!

Она почти втащила его в дом. Сев на стул в гостиной, он повторил:

— Она в машине. Одна.

И это было самое ужасное. Выслушав его до конца, она сходила за священником, вызвала доктора (для Кита; Джосси уже не помог бы ни один врач — это она поняла, когда заглянула в «бентли»), потом поехала в Или, чтобы сообщить Кейтлин трагическое известие и отвезти ее к Киту. А сама все время думала: какая ужасная смерть — одна, в машине. А Кейтлин Канаван! Бедная девочка. За каких-то четыре месяца потеряла сразу обоих родителей. Кейтлин не закричала и не залилась слезами, когда Тильда сообщила ей о смерти матери. Она просто сложила на груди руки и замкнулась в себе. Только черные как уголь глаза блестели на ее маленьком белом личике. Она не произнесла ни слова, пока Тильда не повела ее через поля к дому Кита де Пейвли. Там вдруг она остановилась, глядя на невзрачное грязное здание, и взвыла:

— А как же лошади?

Утром следующего дня Кит де Пейвли снова пришел к ней домой. Вид у него был плачевный — кожа почти светится, вокруг запавших глаз пролегли синие тени.

— Кейтлин исчезла, — сказал он. Его длинные жидкие волосы падали ему на лицо. — Мне не справиться, миссис Франклин, я не смогу о ней позаботиться. Толку от меня никакого. Даже поесть приготовить… и то не знаю как.

Тильда тронула его за плечо.

— Успокойся. Наверняка есть кто-то…

— Никого нет. Ни тетушек, ни кузин. Только парочка сумасшедших двоюродных дедушек, которые с трудом сами себя обслуживают. Наш род… не отличается… плодовитостью.