Золотой желудь (СИ)

— Что ж, выхожу вон… Все, мама, несчастны из-за твоей глупости. Кроме Маши, конечно!

Оставшись одна, Лидия Николаевна вернулась в комнату и, чтобы успокоиться, стала вслепую перебирать старые фотографии, которые Сережа еще осенью достал с антресолей. В голове у старухи творился сумбур.

Если Света права, то Маши больше не должно быть в ее доме. Но как оторваться от девушки, которая стала ей подружкой. Ведь Лидии Николаевне кажется, что она с самой Асей беседует. С тех пор, как Маша появилась, прошлое прочно поселилось в ее квартире, и она погрузилась в него. Иногда воспоминания даже мешаются со снами и с реальностью. Но она не сумасшедшая! Просто так легко запутаться во всем этом. И вдобавок лица дорогие постоянно перед слепыми глазами плывут — Света, Люси, Дэниэла, Сережа. Сереженька…

— Я всем предлагала его Володей назвать, и почему не захотели? — рассуждает сама с собой старуха, пожимая плечами. — Ну и ладно…

Вова Ермаков повстречался ей тогда на безлюдной из-за метели улице. Они спрятались в подворотне. Вова дурашливо размахивал инвалидной палкой, изображал дэнди, словно и не было угрозы ампутации ноги, и рассказывал, как с такими же ранеными безногими мальчишками играл в госпитале в футбол. А что? — Прыгали на костылях, голы забивали… Они долго так весело разговаривали, прикрываясь от колючего холодного ветра, а потом он вдруг пригласил ее и Асю встречать Новый Год вместе.

«Вова, Ася… Остались одни фотографии. Большие и сильные погибают, а мелочь, типа меня, прячется в норках и выживает», — подумала Лидия Николаевна и заплакала — даже не о покойниках, а о себе, об ушедших детстве, юности. Все, что было когда-то молодым и свежим, завяло или умерло, и от этого обрело грустную прелесть.

Нет, Света неправду про Машеньку сказала. Просто дочь боится, что наследства не получит. Некрасиво это… А ведь жизнь недавно казалась удачной и состоявшейся. Света, Маша, Дэниэла, Сереженька.

Нагуляв аппетит прогулкой по незнакомому городу, они отыскали уютный ресторан. На ужин заказали обычное: Люси для себя — бокал домашнего вина и запеченную рыбу, Сергей — пинту желтого Бадвайзера и слегка недожаренный стейк с овощами.

Люси была оживлена без видимой причины. Нервно посмеиваясь, жена попросила еще вина, и еще. Хотя два бокала — ее максимум. «Дешевая женщина тебе досталась, Сережа», — шутила она в дни, когда еще была уверена в своей женской привлекательности.

В гостиницу он вел ее за руку. Она спотыкалась, по-девчоночьи хихикала. Сергей всеми силами избегал сравнивать Люси с Машей, но все равно посмотрел на жену чужими глазами: пьяненькая, полноватая англичанка с покрасневшим лицом.

Тотчас устыдившись, он напомнил себе, что причина — не в жене, а в нем самом, а идущая рядом женщина остается прежней — смешной и теплой Люси. Жить с ней легко, она обладает талантом наполнять мир вокруг себя такими же милыми, уютными вещами, не делая его при этом излишне материальным. Цветок в скляночке, полная любви записка, сладкий сюрприз под подушкой принадлежат ли вообще к материальному?

Да, она склонна к полноте и время от времени с этой полнотой борется (диеты быстро сходят на нет, в холодильнике снова появляются нормальные продукты, и Люси шутит над своей бесхарактерностью). Но Сергея несколько лишних килограммов в жене никогда не смущали.

Сейчас она ждала, что он все-таки разделит веселье или приласкает ее, и добилась своего. Радостная возбужденность все-таки передалась Сергею. В номере гостиницы они первым делом полезли в бар и, обнаружив там вино, выпили всю бутылку. Потом он лег в постель, а она засобиралась в ванную. «Мы так давно не были близки», — подумал он, глядя на ее распахнутый халат и разбросанные на полу туфельки и белье.

Люси, словно прочитав мысли мужа, плюхнулась рядом, шутя прикусила мочку его уха. Все показалось легким и прекрасным, как в самом начале их отношений, и Сергей потянул жену на себя, навалился сверху.

Она состроила капризную гримаску, изображая, что задыхается под тяжестью мужа. Он почувствовал ее грудь и сразу вспомнил, сколько радостей приносили ему жаркие и щедрые ласки жены.

Сергей провел рукой вниз по Люсиному телу, нащупывая свой любимый изгиб, и вдруг остановился, обмяк. Он ожидал найти совсем иное: прохладную кожу, под которой — слегка выступающие ребра и прочие милые жалкие косточки.

Эта цыплячья хрупкость стала его наваждением, она вызывает в нем такое острое и противоречивое желание: защитить и до боли стиснуть худенькое длинное, нерожавшее тело. И в попытке хоть какой-то близости ждать ответа, хоть намека на него, и умолять о пощаде, и в отчаянии замирать, не находя ничего, никакого ответного телесного или душевного движения. А потом обвинять только себя в ее холодности, и клясться себе, что это было в последний раз. Но стоит увидеть эти прозрачные глаза, эту улыбку, как все начнется сначала…

Люси поняла все одновременно с ним. Она обиженно свернулась клубочком на краю кровати:

— Сергей, впервые я не осторожничаю… Какой смысл притворяться?

И, путаясь в чужом языке, переходя на родной, срываясь на крик, делая паузы, чтобы затолкнуть обратно слезы, высказала накопившиеся обиды. Видимо, все еще надеялась, что он начнет врать ей, что ничего у него с Машей не было и нет. Она бы с радостью приняла любое вранье. Да что говорить, она стала бы лучшим адвокатом мужа!

Но Сергей лишь виновато погладил жену по плечу.

— Знаешь, я в последнее время даже не смотрюсь в зеркало, — снова всхлипнула Люси. — Больше не люблю себя…

В порыве жалости Сергей прижал жену, стал баюкать ее, как ребенка, думая: ну почему нельзя одновременно быть и счастливым и порядочным человеком.

— Почему? — вслух спросил он.

— Почему, ты спрашиваешь? — отозвалась Люси. — Да потому что не хочу видеть эту печальную физиономию, которая словно говорит мне: да-да, не отворачивайтесь милочка, именно вас муж разлюбил… Сережа, что с тобой? — испугалась она, посмотрев на мужа.

— Сам не знаю. Я не разлюбил, — он потер мокрые глаза кулаком. — Я помереть хочу… Сразу все проблемы решатся.

— Пожалуйста, не говори так, — Люси спрятала голову у него на груди.

Они помолчали, потом она спросила, не открывая глаз:

— Ты не знаешь, наши страны между собой воевали когда-нибудь?

— В Крымскую войну.

— И кто победил?

— Не помню.

— Вот вы, русские, называете себя романтиками, — задумчиво сказала она. — А весь романтизм ваш в том, чтобы разрушить старое за одну секунду и взамен ничего хорошего не создать…

Только сейчас он заметил, что она больше не носит обручальное кольцо.

На следующее утро, словно и не было ночного разговора, сразу после завтрака они отправились исследовать Баф. Город-курорт, вчера вечером показавшийся маленьким и заплесневелым от старости, при свете дня источал свою неподпорченную никакими дешевыми рестраврациями викторианскую красу.

В бюро туристической информации Сергей и Люси купили книжечку-путеводитель. Следование ей напоминало игру: надо было обойти центр города, разыскивая на мостовой медные таблички с номерами. Каждый номер рассказывал историю.

— Паб «Веселушка»… В этом здании Бью Нэш, знаменитый «король Бафа», разбогатевший на азартных играх, принимал высоких гостей, принцесс в том числе, — прочитал Сергей на мемориальной доске двухэтажного особняка. — Его любовница Джулиана Веселушка до сих пор появляется здесь в облике Серой Леди, проверяя, отвечает ли готовка установленным ею стандартам.

— Да уж, Веселушка, — хмыкнула Люси, разыскивая в путеводителе десятку. Глаза жены были опухшими после ночных слез, но она снова старалась казаться счастливой.

Сергей с удивлением наблюдал, как в его мягкой и с виду такой податливой Люси впервые обнаружилась та стальная основа, которую ее соотечественники с гордостью называют своей британской выдержкой.

Табличка с цифрой была вмурована в булыжники прямо под их ногами.

— А что в книжке сказано? — спросил он.