Золото Иссык–Куля

В течение шести лет дорога Бишкек–Ош находилась в состоянии ремонта, и движение по ней было сущим адом. Туннели закрывались время от времени, каждый участок дороги приходилось проходить после долгого ожидания своей очереди. Несмотря на то, что грунтовое покрытие постоянно поливалось водой, кругом стояло густое облако пыли. Она обволакивала идущие машины, заполняла салоны, толстым слоем лежала на всех склонах окружающих гор и на работающих людях. Теперь все это позади. Дорога проходит между зелеными альпийскими лугами Сусамыра, спускается по красивому, поросшему елями, ущелью Чичкана, длиной лентой обвивает «рукотворное море» – Токтогульское водохранилище, переваливает через перевал Кумбель и устремляется вниз в благодатную Ферганскую долину. Монотонная хорошая дорога располагает к дремоте пассажиров, но и представляет немалую опасность для водителей. Задремав, они рискуют проснуться в перевернутой машине. Вдоль высокой насыпи видны следы таких досадных аварий: перевернутые КамАЗы, улетевшие в кювет легковые автомашины. Мы, пассажиры, дружно клюем носами.

Цель нашей поездки не Ош, а Исфана, которая находится на триста километров дальше. Это самый юг Киргизии. Там совсем другая страна. Если север и центр Кыргызстана – это зеленые горы, увенчанные белыми шапками снегов, глубокие ущелья, в которых с шумом несутся полноводные реки, а склоны поросли арчой и елями, то юг – это выжженные горные склоны, редкие желтые реки, несущие воды вперемешку с глиной, обширные безжизненные пространства, обожженные безжалостным солнцем. Жизнь жмется к воде, заполняя места вокруг рек и родников. Где–то в центре пустынного района недалеко от горного хребта Сары–Тоо лежат «бэдленды» – удивительный мир, который приводит путешественника в состояние шока. Пласты песчаника, некогда бывшие дном первобытного океана, вздыбились к небу каким–то подземным штормом и внезапно застыли, словно по мановению волшебной палочки Творца. Дорога вьется по дну каньона, прорезанного между разноцветными массивами песчаника и выходами меловых отложений юрского периода. Ярко–красные песчаники горят на фоне белых и желтых глин. По ним черной причудливой вязью змеятся слои угля. Точно гигантские красные черви, протянулись по холмам выходы красных глин, отороченные желтыми полосами. Так может выглядеть только Марс или Луна, но никак не наша зеленая планета. В этом мире живут фаланги, скорпионы и ящерицы, в воздухе парят одинокие грифы. Дно каньонов усеяно окаменелыми раковинами, возраст которых не одна сотня миллионов лет, круглыми каменными шарами, внутри которых пустота. Некоторые из них из песчаника, другие из халцедона различных оттенков: от чисто белого до почти дымчато–черного. Внутри халцедоновых конкреций, как называют шары геологи, прячутся щеточки кристаллов.

Недалеко от этих каньонов в склонах гор скрывается вход в мрачную пещеру Кан–и–Гут. Рядом с пещерой на несколько десятков километров нет ни одного источника с пресной водой. В ней в течение тысячелетий добывался свинец и серебро. Когда я впервые посетил эту пещеру, то обратил внимание на большое количество обломков керамической посуды, рассеянной вокруг входа в пещеру. Естественно, что на этом руднике погибели, как называли эту пещеру в древности, работало множество людей, в основном, рабы. За тысячу лет, можно себе представить, сколько было разбито посуды! Я подумал, что рабов надо было охранять, иначе бы они постарались убежать из этого гиблого места. Словно в подтверждение моим мыслям, я обнаружил на гребне одного из холмов большой стальной наконечник копья. Когда–то он безжалостно погружался в плоть несчастной жертвы.

Лет двадцать пять назад Сергей Дудашвили с группой спелеологов добирался до пещеры Кан–и–Гут на машине. Дело было к вечеру, и в сумерках группа заблудилась. Отчаявшись найти вход в пещеру, спелеологи заночевали в каньоне. Наутро они увидели необычные каменные башни, возвышающиеся среди красных скал. Конусовидной формы, они имели вход вовнутрь, увенчанный полукруглой аркой, и небольшие окна. Это были остатки средневековых плавильных печей. Одна печь была в хорошем состоянии, другие были почти разрушенные. Спелеологи спешили в Кан–и–Гут, поэтому, сфотографировав сооружения, покинули место.

Позже, вспомнив о случайной находке, Сергей решил отыскать каменные печи. Я сопровождал его в этой поездке. Исколесив почти все каньоны и истратив на поиск печей почти два дня, мы вынуждены были уехать в Бишкек. Мы не думали, что опять направимся в эти места.

Но жизнь распорядилась по–своему. Информацией о средневековых печах заинтересовался известный российский телевизионный канал, который делал серию фильмов о путешествиях, тайнах истории и прочих вещах, которые будоражат умы зрителей. Но, чтобы снять фильм, надо было сначала отыскать эти полумифические печи. И вот наша маленькая экспедиция в пути.

Василий Плоских, с которым я рядом дремлю на заднем сиденье нашего джипа, с детства принимал участие в археологических экспедициях своего отца, известного в нашей республике историка. В них он часто соприкасался с киргизским населением, живущим в горах. У Василия выработался свой, несколько идиллический взгляд на эту кочевую жизнь. Он с восторгом говорит о древних традициях, которые сохраняют до сих пор киргизские семьи.

Я осторожно возражаю ему, подчеркивая, что это только внешняя сторона жизни, а многие старые традиции утеряны. Привожу пример с национальной одеждой, о которой я сам не мог получить информацию от ученых–этнографов, вспоминаю о киргизском узоре, многие мотивы которого неизвестны современным мастерам.

Василий упорствует:

– Да вы знаете, как встречают киргизы гостя? Все, что есть в юрте, на достархан выложат. Вот настоящее гостеприимство, а не показное американское. Те вроде улыбаются, а в душе ты им глубоко безразличен.

– Ты, Василий, не прав, – ввязался в наш разговор Дудашвили. – Я был в Штатах в течение месяца. Посмотрел, так сказать, изнутри американскую жизнь. И, надо сказать, она мне понравилась. Там реальная свобода.

– Какая там может быть свобода? – возмутился Василий. – Во–первых, американцы свято почитают законы и боятся их нарушать. Кстати, это их единственное качество, достойное уважения. Во–вторых, они признают только свое, американское. Все остальное для них чуждо. Американец будет с наслаждением поглощать свои бутерброды, упиваясь тем, что они американские!

– Вовсе американцы не такие, – обиделся за «великую нацию» Сергей. – Я жил в семье ученого, хобби которого – альпинизм. Ему близок и туризм, поэтому я и попал к нему. Да, он и его домочадцы не готовят дома, а обедают и ужинают в кафе и ресторанах. Но, я думаю, это определенная степень развития общества. Готовка дома сродни натуральному хозяйству и отнимает уйму времени. Если можно качественно и вкусно поесть в ресторане, к тому же если и средства это позволяют, то чего время терять?

Мало того, скоро и у нас в Кыргызстане придут к подобному образу жизни. Посмотрите, сколько кафешек в Бишкеке открылось за последнее время. И ведь все они переполнены!

– В общепите нет души, – сурово отрезал Василий. – Даже яйцо сварить надо с чувством и умением. А в конвейере, по определению, не может быть ничего духовного. Например, если меня женщина любит, то она мне такие блюда готовит! И наоборот! А американец вообще никого не любит, кроме себя! Ему и дела нет до других народов.

– Позволь мне не согласиться, – запальчиво произнес Дудашвили. – Если бы им дела не было до других стран, то я не попал бы в Америку. Они, заметь, за свой счет принимают гостей вроде меня и стараются помочь в их бизнесе. Мне они оплатили все расходы: проживание, билеты, поездки – это не малая сумма.

– Америка – богатая страна. Она вон Ирак и Афганистан захватила, сосет оттуда нефть и полезные ископаемые. Плевать она хотела на живущие там народы, – отозвался Василий.

– А страна тут ни причем, – продолжал упорствовать Сергей. – Программа обучения, благодаря которой состоялась моя поездка, была частная. Простые американцы приходят в проект и платят свои кровные деньги на прием гостей. Они так воспитаны, такого поведения требует их культура. Есть деньги – помоги другим людям.