Приговор

— Нет, не об этом, — ответил Такэо. — О твоей жизни. Обо всём, что ты мне рассказывал: о доме на Канде, о твоей матери, о лагере в Гумме и о прочем… Короче, о том, как ты жил.

— Ну и как я жил?

— В том-то и вопрос.

Они переглянулись и на миг задумались, словно перебирая в памяти события из жизни уже умершего человека. Но Андо тут же отвёл глаза, и взгляд его бездумно заскользил вокруг, перескакивая с одного предмета на другой: с греющихся на солнцепёке товарищей на небо, с неба на виднеющиеся вдали городские небоскрёбы… Думать он не очень-то и умел.

— Послушай, — снова дружески заговорил с ним Такэо, — не помню когда, но ты мне говорил, что в новом рождении хочешь стать красным тюльпаном.

— Красным тюльпаном? Кто?

— Ты! — Такэо был вне себя от возмущения. — Неужели не помнишь?

— Да не мог я такого сказать! — Андо снова скривил рот, потом неожиданно расхохотался. Совсем как человек, который долго терпел щекотку, но наконец не выдержал.

— Что это с тобой сегодня, Кусумото? Ты сам на себя не похож. Наверное, и в самом деле ещё не совсем проснулся.

— Да? — Такэо печально взглянул на смеющегося юношу. — Что ж, может, ты прав. И всё же, кем бы ты хотел стать в следующем рождении?

— Уж во всяком случае не человеком, — живо ответил Андо, радуясь, как ребёнок, которого попросили отгадать загадку.

— Смотри-ка! — Такэо улыбнулся. — Так кем же тогда?

— А никем. В гробу я всё это видел!

— Ну вот, приехали!

— Куда приехали?

— Я имею в виду, что дальше этой идеи ты продвинуться не способен.

— Ну, идеи не для меня. Нет у меня никаких идей!

— А вот и есть! — сдвинув брови, сказал Такэо.

— Ха-ха! Да пошёл ты! Что это с тобой сегодня, в самом деле?

Андо расхохотался. Смеялось всё его белокожее, с большими глазами лицо. Обычный городской парень, таких, как он, в кожаных куртках и вельветовых брюках сколько угодно. Единственное, что отличает этого от других, — клеймо убийцы, приговорённого к смертной казни. Это клеймо и прекрасное юное тело не подходили друг к другу, вступали в непримиримое противоречие. Наверняка кто-то и о нём так думает. У Такэо возникло жгучее желание схватить что-нибудь твёрдое и шарахнуть о землю, чтоб разлетелось на куски, и он пнул ногой асфальт. Но его нога тут же была отброшена синевато-чёрной сухой преградой.

3

У бетонной стены пятеро мужчин нежились на солнышке. Как видно, даже выход на спортивную площадку не поколебал их уверенности в том, что в их положении совершенно бессмысленно заниматься накачиванием мышц, поэтому они предпочитали либо просто стоять на месте, либо сидеть на корточках. Одни болтали о том о сём, другие играли в шахматы.

Когда к ним приблизились Такэо и Андо, привалившийся к стене Сунада — крепыш в синей тюремной робе — выпрямился.

— А, это ты, Малыш! Померимся, кто сильней?

— Да ну тебя! — отмахнулся Андо. — Всё равно проиграю.

— Тогда давай мяч побросаем!

— Отстань, я и так уже без сил.

— Да ладно брехать! По-моему, ты особо и не напрягался. Только с этим мерзавцем Кусумото поболтал.

— Всё равно я устал.

— Нечего! Давай, иди сюда.

Сунада ухватил Андо за запястья и, притянув к себе, словно насильник женщину, грубо сжал его бёдра. Гибкие длинные руки напоминали змей, обвивших сыновей Лаокоона. Андо, забившись в его объятьях, стал громко звать надзирателя. Сунада на миг оглянулся, и Андо удалось выскользнуть. Джемпер распахнулся у него на груди, он запутался в рукавах. С интересом наблюдавшие за этой сценой заключённые захохотали.

— А ну стой! — заорал Сунада.

Но догонять не стал, позволил Андо отбежать и только издалека злобно сверлил его глазами.

Андо хлопнул в ладоши, как будто они играли в салочки.

— Да тебе, небось, слабо! В мяч-то.

— Ах ты… — Сунада вырвал мяч из рук Такэо и не глядя ударил по нему. Мимо. Пока Сунада ходил за мячом, Андо убежал.

Ещё один удар, снова мимо. Мяч подкатился к ногам Тамэдзиро, игравшего в шахматы с Коно. Тамэдзиро крякнул, картинно подпрыгнул, погрозил пальцем Сунаде и быстро перебросил ему мяч. Бросок был точным, мяч угодил Сунаде прямо в грудь и упал на землю, поскольку тот не двинулся, чтобы его принять.

— А со мной не хочешь перекинуться разок? — крикнул Тамэдзиро.

— Да пошёл ты. Нос не дорос! — Сунада скрестил на груди жирные руки, и его тюремная роба едва не лопнула в плечах.

— Ну, это как сказать. Скорее у тебя нос не дорос. Да и реакция у тебя никакая. Радоваться должен, что сам дядюшка Тамэдзиро приглашает тебя составить ему компанию.

— Иди ты… — Сунада, подхватив мяч, изо всех сил ударил по нему.

Мяч взвился вверх, казалось, он пролетит над головой Тамэдзиро, но тот, подпрыгнув, поймал его и послал обратно. Мяч снова с глухим стуком ударил Сунаду в грудь. Разозлившись, Сунада запустил им в Тамэдзиро и таким образом всё-таки втянулся в игру.

Тамэдзиро двигался поразительно легко, хотя был в толстом пальто, с замотанной шарфом шеей. Он казался двадцатилетним юношей, возраст выдавали только лысая голова, покрытая пигментными пятнами, и морщинистое лицо. Он любил говорить, что секрет его молодости в простой тюремной одежде и непритязательной пище. У него за спиной было уже больше десяти судимостей, впервые попав в тюрьму сопливым мальчишкой, он провёл за решёткой почти всю свою жизнь. Около месяца тому назад он потряс всех, сделав на спортивной площадке сальто-мортале прямо в ватном кимоно.

Рядом с энергичным, подвижным Тамэдзиро Сунада казался особенно неповоротливым, и сначала игра у них не клеилась. Но постепенно движения Сунады стали более неожиданными и проворными, а удары более меткими. И за счёт явного превосходства в силе он начал одолевать Тамэдзиро.

— А Суна-тян у нас, оказывается, спортивный малый, — заметил Андо.

— Сунада-то? А он ведь что-то вроде волка в овечьей шкуре, — пробормотал Коно. Лишившись партнёра по шахматам, он от нечего делать играл сам с собой. — Страшный человек. Стоит только зазеваться, тут же нападёт врасплох, и тогда тебе крышка!

— Ещё бы, говорят, он запросто скатился вниз по жутко отвесной стене только ради того, чтобы окончательно прикончить сброшенную им женщину.

— Он и начал тогда примерно в том же духе. Она-то расслабилась, мол, растяпа, что его опасаться, а он раз — и набросился на неё. Сам рассказывал.

— Рядом с ним говнюк Тамэ просто пай-мальчик. Гляди-ка, сейчас выдохнется!

Андо был прав: Тамэдзиро действительно явно начал уставать. Он стал пропускать мячи, падал, промахивался, бросая мяч Сунаде. В конце концов он сдался и, тяжело дыша, вернулся к остальной компании. Пальто на нём сбилось, лысина блестела, будто натёртая маслом.

— Эй, Тамэ, ещё же не закончили! — крикнул ему вслед Сунада.

— Всё, не могу. Сил больше нет.

— А ну иди сюда!

— Уж извини! Хватит, поиздевался над стариком! Пора и честь знать! — И Тамэдзиро шарфом вытер пот.

— Эй ты, говнюк, сукин сын, вернись немедленно! — Сунада угрожающе вздёрнул плечами, затем сорвал с себя куртку, потом рубашку и остался полуобнажённым. У него было ладное, как у новёхонького бога-защитника, тело. Волосы растрепались на ветру.

— Этот стервец меня доконал, — пожаловался Тамэдзиро и, нахально смахнув рукой фигуры со стоящей перед Коно шахматной доски, снова стал расставлять их.

— Эй, Тамэ, попробуй только не приди, я тебе шею сверну, как цыплёнку. — И Сунада, словно борец на ринге, поиграл бицепсами.

— Отцепись! Давай, Коно, твой черёд. — Не успел Тамэдзиро произнести эти слова, как ветер сбросил с доски аккуратно расставленные им бумажные фигурки, и он защёлкал языком от досады.

— Кому сказал, давай сюда! — Сунада подбежал к игрокам и, сделав вид, будто собирается напасть на Тамэдзиро, ловко схватил за руку Андо и, притянув к себе, впился в его губы. Тот сразу же замер, тело его обмякло, невольно отвечая на ласку.