История Нины Б.

Стало уже совсем темно. Во всех окнах виллы горел свет. Неожиданно поднялся сильный ветер. Он шумел среди уже потерявших листву старинных деревьев парка, а я, слушая, как скрипит старая ветка, шел к вилле. Не дойдя до нее нескольких шагов, я увидел как резко распахнулась входная дверь и в ее проеме появился Рихард. От его высокомерия не осталось и следа. Его лицо было белее мела, руки дрожали, а голос срывался:

— Господин Хольден…

— Да, это я. А что случилось?

— Это вы, господин Хольден?

Он смотрел на меня как на привидение.

— Да, я Хольден. Вы что, напились, Рихард?

Да, сейчас на его лице не было и тени высокомерия, и даже брови его не были изогнуты в ироничную дугу. Человек трясся от страха, и это было хорошо, это было даже прекрасно.

— Откуда… откуда вы появились? — прохрипел он.

— Из Шлирзее. А что здесь происходит? И где господин Бруммер?

— Он в… своем кабинете… — ответил он и со страхом отпрянул от меня.

«Это к лучшему, — подумал я, — это очень хорошо».

— Вы… вы должны немедленно подняться к нему в кабинет…

Я прошел по короткому коридору и, сняв форменную фуражку, вошел в кабинет. Здесь горели люстры. Лампа на письменном столе не горела, так как я разбил ее вдребезги. Ее остатки лежали на изрезанном ковре, пергаментный абажур был залит чернилами. На подлокотнике дивана, сиденье и спинку которого я изрезал и вдоль и поперек, сидел Юлиус Мария Бруммер. Я заметил, что он с трудом держал себя в руках. Яркий свет люстр отражался на его вспотевшем голом черепе, освещал синие губы и темные мешки под глазами. Бруммер дышал прерывисто и со свистом. Он сидел, опустив руки, и взирал на меня снизу вверх, а вокруг него валялись осколки, обломки, черепки, разбитые антикварные предметы и разорванные книги, разорванные картины и обрывки документов. Войдя в кабинет, я хотел поздороваться, но вместо этого сказал:

— О боже!

Бруммер, тяжело дыша, молча смотрел на меня снизу вверх. Сквозь оконные стекла, уже не загороженные гардинами, я видел черный ночной парк с качающимися от ветра деревьями.

— Господин Бруммер! — крикнул я, сделав вид, что пришел в ужас от масштаба разрушений в кабинете. — Уж не тот ли это самый… — Я замолчал.

— Когда вы приехали в Дюссельдорф? — Он говорил с трудом, его толстое туловище как бы осело.

— Только что. Я прямо с автобана. Господин Бруммер, вам необходимо прилечь… — Я поспешил к нему. Маленькими ножками он сделал несколько шагов мне навстречу:

— Не прикасайтесь ко мне! Слуга под присягой засвидетельствует, что вы здесь уже были. Вы сказали ему, что должны взять для меня бумаги… Это вы… вы все здесь натворили! — Его голос сел. Он свистел и хрюкал. — Я привлеку вас к ответственности… вы… вы думаете, что этот сраный театр сойдет вам с рук… что мы поверили в какого-то двойника… Но вы ошибаетесь!

Я отошел к двери.

— Оставайтесь на месте!

Сделав еще шаг к двери, я сказал:

— Это уж слишком, господин Бруммер! У меня нет выбора. Мне теперь все равно. Я иду в полицию.

— Никуда вы не идете!

— Нет, все-таки иду, — сказал я, придерживая рукой дверную ручку. — Определенно иду, раз здесь такой сумасшедший дом! — И в это мгновение я услышал глухой шорох. Я обернулся. Он лежал между осколками стекла, расколотыми деревяшками и кусками разрезанного ковра прямо головой в чернильной луже. Он лежал на спине, безобразно скорчив грузное тело, ноги его комично извивались, руки были прижаты к груди. Лицо посинело, губы почернели, рот был открыт. Черный язык застыл в углу рта.

Я подошел к нему, наклонился и медленным механическим движением ослабил галстук. Затем расстегнул ему жилетку и рубашку и увидел золотой медальон на тонкой золотой цепочке, висевший на его жирной шее. Я помнил этот медальон. Я видел его однажды теплым летним днем на автобане в районе Хермсдорфской развязки. Механическим движением я залез в правый карман куртки Бруммера и достал оттуда маленькую коробочку. Из этой коробочки я вынул красную прозрачную капсулу. Я неподвижно стоял на коленях около недвижимого Бруммера и смотрел на него, держа красную капсулу в руке. На золотом медальоне было написано:

У меня серьезный сердечный приступ.

Прошу Вас вынуть из моего правого кармана пиджака капсулу с медикаментами и положить ее мне в рот. Спасибо.

Юлиус Бруммер

У Бруммера в самом деле был тяжелый сердечный приступ. Как надо поступить? Залезть в правый карман его пиджака, достать из него лежащую там капсулу и засунуть ему в рот. Так и надо поступить. Вы за это даже «спасибо» сказали, господин Бруммер. И свое «спасибо» вы отлили в золоте. Хоть и грош цена всей этой затее, господин Бруммер. Потому что после того, как ваша просьба была бы исполнена и капсулу положили бы вам в рот, вы, господин Бруммер, вновь обрели бы ровное дыхание, ваше лицо потеряло бы тот ужасный цвет, ваш язык занял бы во рту прежнее место. Вы бы пришли в себя, стыдливо, словно девушка, застегнули рубашку и продолжали бы жить дальше, господин Бруммер, — если бы ваша просьба была выполнена.

Однако…

Однако что же будет дальше? Ничего утешительного, ничего утешительного — для многих людей.

Разумно ли было выполнить вашу просьбу, господин Бруммер, лежащий теперь передо мной, словно пораженный молнией, — разумно ли? Я думаю, что неразумно, господин Бруммер.

Однако…

Однако если бы ваша просьба не была выполнено, вы бы умерли через пару минут. Вы жили, давая радость только старой собаке и старой кухарке. А на скольких людей вы нагоняли страх и ужас, отравляя им жизнь?

У меня серьезный сердечный приступ…

Ну и что?

Это плохо для вас. А для кого еще плохо, для кого? Кто будет плакать у вашей могилы, кто? Маленькая Микки будет без страха ходить в школу и играть в девчоночьи игры, Нина сможет безбоязненно вернуться домой с Мальорки. Нам надо еще немного подождать, может быть две-три минуты. Я долго ждал этого мгновения, хотя думал, что ждать придется гораздо дольше.

За моей спиной открылась дверь.

Я оглянулся.

Вошел Рихард. Он не сразу заметил Бруммера.

— Только что прибыл доктор Цорн, — начал он, — и…

Затем он увидел Бруммера и посмотрел на меня. От ужаса Рихард громко закричал. Тут же показался маленький адвокат. Я быстро расцарапал ногтем красную капсулу, которую держал в руке, и сунул ее в рот Бруммеру, слегка надавив ему на подбородок.

— Он умер?! — вскрикнул Цорн, упав около меня на колени.

Жирная грудь господина Бруммера зашевелилась с первым вдохом.

— Нет, — сказал я, — он жив.

— Слава богу! — громко произнес адвокат. Рихард безмолвно опустил голову.

— Да, — сказал я, — слава богу!

23

Зазвенел приглушенный гонг. На маленьком матовом стеклянном табло загорелись буквы и цифры:

РАЗГОВОР 748 / КАБИНА 11

Было около полуночи. Уже полчаса я сидел на длинной скамейке напротив длинной очереди в зале ожидания Дюссельдорфского почтамта. Я заказал срочный разговор с Мальоркой. За это я заплатил тридцать марок и получил маленькую квитанцию с номером 748. Итак, я поднялся и зашел в кабину под номером 11. На скамейке сидели еще двое усталых мужчин. Я снял трубку и услышал голос девушки:

— Ваш заказ на Мальорку — пожалуйста, говорите!

На этот раз связь была ясной и отчетливой. Другой девичий голос произнес:

— Отель «Риц». Кто вам нужен?

— Сеньору Бруммер, пожалуйста.

— Минуточку.

На линии раздались щелчки. Наконец:

— Фрау Бруммер слушает.

Ее было слышно так громко и так четко, как если бы она стояла рядом в кабине.

— Нина!

— Роберт! — я слышал ее дыхание. — Я жду уже столько времени… Я чуть с ума не сошла… Я думала, что-нибудь случилось…