«ДЕНЬ и НОЧЬ» Литературный журнал для семейного чтения N 11–12 2007г.

— Да когда же дорогу-то перейти можно будет?!

Петреску обернулся, и, глядя на Наталью, выдал заученную фразу:

— Через полчаса, отойдите от тротуара, полиция Кишинева приносит вам извинения за доставленные неудобства.

— Вот так, — улыбнулась Наталья, — ты меня искал, лейтенант.

Петреску пожал плечами, и повернулся к ней в профиль. — Если ты не хотела, чтобы я тебя искал, зачем оставила записку? — пытаясь выглядеть холодно, бросил он.

— Каприз, — состроила гримаску девушка.

— Ты куда собралась? — равнодушно спросил Петреску.

— В аэропорт, — подумав, и стало понятно, что это правда, ответила Наталья. — А что?

— Зачем пришла?

Наталья подняла брови.

— В аэропорт едет автобус с остановки, которая у твоего дома, — угрюмо пояснил Петреску, — так что сюда ты пришла, именно для того, чтобы на меня посмотреть.

— Ну, может и так.

— Доставил удовольствие?

— О, лейтенант, во всех смыслах удовольствие…

— Шлюха.

— А может, я в тебя влюбилась, — спросила девушка, — а, Петреску?

Коллеги лейтенанта, проявив недюжинную тактичность, сделали вид, что увлечены охраной дороги. Это было очень мужественно с их стороны: в Молдавии никто никогда не нападал на кортежи.

— Зачем тогда все вот это, — поискал Петреску подходящее слово, и, не найдя, заменил его универсальным, — дерьмо?

— Любовь, Сережа, — пояснила Наталья, — может и пугать. Да и вообще, что это ты злишься?

— Я злюсь?

— Ты злишься. Свое-то ты получил, разве нет?

— Я, может, и не только этого… — растерялся Петреску, — ну, что, неужели трудно было нормально сказать: мне, мол, не только секс, но еще и…

— А трудно было догадаться? — Наталья злилась, и поэтому кричала

— Ты… — затрясся от ненависти не любивший публичные скандалы Петреску, — ты как базарная торговка себя ведешь. А раньше, как шлюха. Слушай, ты нормальной бываешь?

— Нормальной, это как? Убогой, как ты?!

— Я убогий?!

— Ты убогий!!!

Петреску помолчал, отвернулся, и с яростью прошипел:

— Убирайся!

— До свидания, — прошипела Наталья.

— Чтоб тебе, — Петреску подумал, — …провалиться.

— Чтоб твой язык окостенел!

Лейтенант пожевал, хоть во рту у него ничего не было, и глянул на часы. Шагов за спиной слышно не было.

— Ну? — спросил он, и повернулся.

Наталья плакала. Она явно притворялась.

— Если ты, — уволакивая ее в сторону от дороги, будто диктовал лейтенант, — еще раз. Сделаешь. Нечто. Такое. Что. Сделала. Я. Тебя. Живьем. Зарою.

— В. Землю, — поддразнила она его. — Нет. Дай. Поцелую.

Когда Петреску открыл глаза, на дороге появился кортеж. Наталья снова его поцеловала.

— Куда ты собралась-то? — спросил Петреску.

— Хотела в Испанию.

— С ума сошла? Там взрывали метро. Вообще, в Европе уже бардак, — с жаром взялся разубеждать ее Петреску. — Острова тоже ни к черту не годятся. В Англии вот, к примеру, полно фундаменталистов и спецслужбы. В США и России — маразм. Везде если не террористы, то спецслужбы. Даже у нас, в Молдавии, теперь то же самое.

— Куда же податься? — спросила Наталья.

Петреску улыбнулся, и, сняв на ходу китель, и бросив его в клумбу, сказал:

— Любовь моя. Я знаю одно чудесное тихое местечко… А в дороге ты почитаешь книгу, которую написал о нас один чудак. Она так и называется. «Последняя любовь лейтенанта Петреску».

— В следующий раз положи больше перца, — попросил Осама, и положил нож на стол.

— О, да, величайший, — благоговейно сказал Саид, и поклонился.

Осама поморщился. С того дня, как он побывал на собрании в университете, знаки почитания ему оказывали в киоске все. Больше всех, как ни странно, молдаванин Сержиу. Афганца это утомляло.

— Что это на дороге? — мягко спросил Осама у Сержиу, поглаживая бороду.

— Какой-то американец приехал, — сказал Сержиу, опустив глаза, — из важных шишек.

— Аллах велик, — сказал Осама, взял со стола одну шаурму, и вышел из киоска.

За полтора года жизни в Кишиневе Осама выходил из киоска всего один раз. В университет. И вот, вышел сейчас. Саид встал на колени, и начал молиться. Бедняга горячо плакал.

— Мученик умрет сейчас на моих глазах, — бормотал он, — мученик умрет, но унесется в рай, а душа американца, которого мученик, без сомнения, убьет, попадет в ад. Ее будут глодать грязные псы.

Сержиу понял, что сейчас все закончится. Сумасшедший (еще бы, подумал Сержиу, сойдешь тут с ума от бездействия) Бен Ладен нападет на кортеж, его убьют, он, Сержиу, получит 25 миллионов долларов, разведется… От этих мыслей его отвлекли громкие причитания Саида:

— Мученик умрет, мученик сейчас отправится в рай, о…

— Заткнись, — пнул его Сержиу, и с гордостью добавил, — чурка чернозадая.

Саид, ушедший в причитания, не обратил на это никакого внимания. Сержиу взял его за ухо, повернул лицом к себе, и громко и внятно сказал:

— Заткнись, араб занюханный! Чурбан немолдавский!

Саид от удивления открыл рот. На улице послышался шум. Кортеж подъезжал к киоску. Осама подошел к оцеплению, встал за спиной у полицейского. Забыв обо всем, Сержиу и Саид следили за Бен Ладеном. Наконец, машины появившегося кортежа начали тормозить на повороте. В толпе ахнули. Осама Бен Ладен размахнулся и шлепнул шаурму о лобовое стекло машины, где, судя по всему, ехал Рамсфельд. Оцепление и зеваки замерли. Машины остановились. Из той, на лобовом стекле которой были разбросаны капуста, помидоры, кусочки мяса, и растекался соус, вышел сухопарый мужчина в хорошем костюме. Это был Рамсфельд. Поглядев на Осаму, американец растерянно бросил:

— Оу, молдэвиан антиглобалист!

Осама на хорошем английском языке сказал:

— Господин Рамсфельд, я не согласен с политикой вашего государства на Ближнем Востоке! Своими действиями я выразил свой протест!

После чего повернулся, и ушел в киоск резать лук. Только после этого ошеломленная охрана американца прикрыла его телами, бронированными чемоданчиками, и уволокла в другую машину. Рамсфельд почему-то (почему, не раз спрашивал он потом себя) мазнул пальцем соус, и попробовал. Было вкусно. Кортеж уехал. Полиция спешно отобрала у фотокорреспондентов камеры. Через полчаса город выглядел как обычно.

— Я не Осама Бен Ладен, — сказал коллегам афганец, снова взявшись за нож и помидоры, — хотя меня и вправду зовут Осама. И еще.

Мужчины подались к афганцу. Тот нахмурился:

— По-моему, вы зря убили Ахмеда.

…В полном молчании мужчины в киоске резали овощи, мясо, делали соус, и готовили шаурму. В девять часов вечера, как обычно, они вымыли посуду, ножи, и стали собираться. В девять пятнадцать киоск взяло штурмом подразделение спецназа СИБ. Приказ об операции отдал новый начальник службы, Анатол Ботнару. Разбирая бумаги безвременно погибшего Танасе, Ботнару наткнулся на записи об Осаме Бен Ладене в Молдавии, и решил действовать.

Штурм прошел на отлично. Осаму убили выстрелом в затылок. Саида изрешетили очередями. Сержиу убить не смогли, потому что он был мертвым: Саид зарезал его за «грязного араба». Тела Саида и Сержиу закопали в старых могилах на Армянском кладбище. Человека, которого все считали Осамой Бен Ладеном, вывезли на север Молдавии, и спустили вниз по Днестру.

Осама Бен Ладен в мировых СМИ был объявлен найденным и уничтоженным, без указания страны, где это произошло. Новый директор СИБ получил орден, участники штурма — медали.

Молдавия — безвозвратный кредит в полтора миллиарда долларов.

…Отлив! О, да, разумеется, я этого не отрицаю. Но, скажите на милость, откуда мне было об этом знать? Ну, откуда?! Ведь я, Ной — всю свою жизнь провел на земле. Мореходов в нашем роду никогда не было. Спросите меня о том, что такое астролябия, и я не найду, что ответить. Кстати, путешествие в «Спасении» в этом плане нисколько не обогатило багаж моих знаний. Все эти штурвалы, зюйд-вест, румбы, перископы, — как были для меня чудовищной ахинеей, так и остались. Это никогда не было мне интересно. Меня всегда тянуло к земле. Хотя, конечно, проявилось это не сразу.