Размышления о жизни и счастье

Но не каждого это удовлетворяет. Всегда находятся те, кто пытается на "вечные" вопросы ответить самостоятельно. Эти люди идут наперекор общепринятым нормам. Результаты их деятельности одним кажутся прогрессивными, другие с негодованием отвергают их.

Особенно раздражающе действуют преобразования в религиозной сфере. И это понятно. Человек замахивается на самое святое, "Богом установленное". Начинается непонимание, вражда, люди разбегаются по разным углам.

То, о чём я хочу писать вам, приводит именно к такому результату. Речь пойдёт о монашестве.

Вы далеко не рядовая монахиня. Человек, взявший на себя обязанность руководить людьми, просто должен быть умнее и глубже своих подчиненных. И смелее — как в суждениях, так и в поступках.

Если боязнь греха или религиозные каноны ограничивают эту смелость, человек не имеет морального права вести других за собой — ведь он должен уметь разрешить сомнения и греховные помыслы других людей.

Итак, я приступаю к основной части письма.

Если вы прочитали мои книжки, то знаете, какие религиозные сомнения одолевали меня. Я всегда не мог согласиться с тем, что монашество есть религиозный подвиг. Не соглашаюсь и сейчас.

Я совершенно солидарен с Василием Розановым, который, проанализировав Священное писание, пришёл к такому выводу: "Подобно тому, как сотни предписаний Ветхого Завета можно свести к двум: "Люби Бога и ближнего, ибо в этом весь закон и пророки", так точно все поучения, притчи, образы, сравнения, обещания и правила Нового Завета можно свести к одной: "Не тяготей к женщине".

Итак, отчего же церковь так относится к общению с женщиной? Может, потому, что совокупление есть богомерзкое деяние?

Вот что пишет об этом В.В.Соловьев: "На потере стыда и высшего нравственного сознания человека и держится половая функция (то есть возможность деторождения), тогда как развитие нравственного сознания (то есть монашеской духовной чистоты) ведёт к полному его уничтожению".

Зачем же нам, бедным людям, стремиться к этой эфемерной духовности, если она ведёт человечество к уничтожению?

Что нужно, чтобы стыдиться, то есть духовно расти?

"Я стыжусь, следовательно, я существую не только физически, но и нравственно. Я стыжусь своей животности, следовательно, я существую как человек". Да и само деторождение всегда окрашено родительским желанием, чтобы дети ушли дальше нас, в том числе и в области духовного совершенства.

Вывод: то, что церковь называет "первородным грехом" — есть Божья необходимость, без этого "греха" не было бы и человечества.

И ещё — хочется поразмышлять над медицинской стороной монашества. Возможно, и есть люди, у которых полностью отсутствует половая потребность, но я как врач знаю, что у абсолютного большинства здоровых людей этот инстинкт непреодолим. А коли так, большинство монахов и монашек вынуждены жить или в вечной борьбе с собственной природой, или в вечной лжи себе и Богу. Я работал в Петербургской духовной академии и семинарии и знаю, что большинство семинаристов онанируют, (я уж не говорю о несоблюдении постов). Думаю, что то же явление существует и у монашек — слишком сильна природа, чтобы физически развитая девушка удержалась от мастурбации. Скажу более того, я слышал "богомерзкие" разговоры об этом, когда шёл по коридору женского монастыря. Услышал невольно, а, когда постучался в дверь, девушки-монашки были очень смущены. Я сделал вид, что ничего не слышал.

Их нельзя осудить, всё "в руце Божьей". Но если Бог создал природу такой, какая она есть, зачем же её насиловать? Церковь сочинила все эти догмы, чтобы легче управлять паствой — иного вывода я сделать не могу.

Не для того существует это святое чувство — Любовь, чтобы вечно с ним бороться. Немало людей полжизни сражаются с ним, а когда приходят к выводу о нелепости этой борьбы — поезд уже ушёл.

Что вы, матушка, скажете мне по этому поводу? Есть ли у вас желание, и достанет ли вам смелости ответить искренне?

Дай вам Бог здоровья, с Рождеством и Новым годом!

11 января 2002 года.

Здравствуйте, матушка Мария!

После того, как мы с женой прочитали ваше письмо, у нас состоялся такой разговор:

— Ты огорчён?

— Да.

— Чем?

— Как всегда, собой. Я не раз убеждался, что верующие и неверующие люди разделены "стеклом". Они видят друг друга, но не слышат. А если что-то услышат, то не поймут, о чём речь. И всё же я, дурак, из-за "стекла" продолжаю кричать.

— Да, это два разных мира. И каждый по-своему глубок. И ценности в каждом разные.

— Я это понимаю. Хуже другое — каждый их этих миров свои ценности считает более весомыми, истинными. Поэтому исчезает уважение к собеседнику. А ведь это всего лишь нежелание расширять свои границы.

— Но для верующего человека приобщение к Богу и есть безграничность, за которой уже ничего нет.

— Есть и у верующего. Называется это живой, реальной жизнью, в которой тысяча проблем, и их одними молитвами не решишь.

— Но ведь по обеим сторонам стекла люди работают, а не только молятся или выпрашивают подачки.

— Да, но если с одной стороны высшей точкой жизни является продолжение рода, то с другой — молитва. А это вещи неравнозначные. От первого польза объективная, а от второго — весьма и весьма субъективная. "Не в столицах мира, сверкающих огнями небоскрёбов, а в монашеских кельях решается судьба истории" — пишет матушка Мария. Разве можно в наш технический век с этими словами согласиться?

— Тебе, Юра, матушка не нравится?

— Я уважаю её за деятельность. В письме она говорит о великой роли Руси в мировой истории. Мне горько видеть её "квасной" патриотизм. Ты же знаешь, сколько вокруг газет, призывающих нас быть патриотами на основе национализма. Получается, что главный наш "патриот" — Жириновский. Православие не терпит, например, евреев. А что касается истории, так вся она состоит из вечных драк, вызванных самими низменными факторами. И молитвы тут не помогают.

— Знаешь, Юра, вы с матушкой говорите об одном и том же, только ты этого не замечаешь. Твоя любовь к Родине, а, значит, и патриотизм, идёт от частного — от семьи, от любви к человеку, а её от общего — от ощущения единства со страной, с культурой, с народом к любви частной, семейной, человеческой. И прекрасно, что ей "дорога Россия с её подлинной, не переписанной православной историей".

— Но в том то и дело, что не подправленной истории не бывает. Каждый правитель правит её на свой лад. И простой народ толкует её всяк по-своему — и коммунисты, и русофилы. Каждый человек в истории видит нечто своё. Что одних вдохновляет, для других — неприемлемо.

— Это нормально, мы же живые люди.

Вот такой у нас получился разговор с женой.

А теперь приступаю к своему письму.

Сначала цитирую вас: "Как из банального факта (разбитого чайника — речь идёт о рассказе "Бог всё видит?") дойти до упрёка в адрес Бога, сотворившего человека свободной личностью, подобно тому, как свободен и Создатель".

В моём рассказе деревенский мальчишка засомневался в Боге впервые, ибо повод для этого — не собственные шишки, а потрясшее его душу событие — Бог его руками отнял у семьи единственную её эстетическую, а, значит, почти духовную ценность — КРАСОТУ.

Разве мать, у которой смерть отнимает невинного ребёнка, не начинает сомневаться в Божьей справедливости? Это и есть наше людское, подлинно свободное сомнение. Уж если я свободен и перед собой честен, я имею право говорить всё, что думаю, особенно тем людям, кому доверяю. А вам, матушка, я доверяю и думаю, что мои слова о поведении семинаристов и девушек-монашек не "чернуха", как кажется вам, а жизненная реальность, о которой можно и нужно говорить. Пошлая болтовня и размышления думающего человека — вещи разные.