Песочница

И вот пришло время мне заговорить… Вот пусть только завтра появится – я все ему скажу. Зима словно бы сковала всю мою нежность к этому человеку. Он опротивел мне задолго до своих дурацких поступков… Как я любила разговаривать с ним, потому что его голос завораживал, а то, что он говорил, поражало глубиной…. А теперь все это кажется не более чем бредом. Может быть, он болен? А я жестокая тварь и отношусь к нему как к вещи, которая испортилась? Может быть, мне надо нести этот крест всю жизнь? Может быть, я ему очень нужна? Нет… Не может быть. Он, должно быть, меня даже не ненавидит, а просто холоден и безразличен. И ему нужны деньги. Ему все время нужны деньги… При этом он не хочет и пальцем пошевелить, чтобы помочь мне их доставать… Ах, деньги? Да что деньги! Я бы любила его несмышленого и никчемного, но только не такого, каков он есть, или теперь стал, или… Это я во всем виновата. А кто еще? Я противная, назойливая дура… Я никогда не буду счастлива, потому что я никому не нужна, и не могу быть нужна. Мне прямая дорога в монастырь… Уйти, чтобы не видеть себя в объятиях мужчин, чтобы не знать о своей роли приглянувшейся им вещицы… Да, именно аккуратно упакованной в юбочку и блузку вещицы, новой, как нетронутая гладь упаковки чулок, только что принесенных из магазина… Да, да, именно эротичные чулки с подвязками, прозрачное белье, прозрачная ночная рубашка… Таким я запомнюсь этому человеку. Словно бы я сама по себе недостаточно ценна и желанна… Я так не хочу. Это не то, во имя чего я готова поставить крест на всей своей жизни… Пусть приползет ко мне извиняться, я его все равно не прощу. Ни за что!»

Однако на следующий день Стюард пропал. Когда в съемную квартиру пришла уборщица Лари, его там не было. Энжела, узнав это, стремглав бросилась спасать свои вещи, за которые особенно беспокоилась – знаменитую фотокамеру и компьютер. Но спешка была излишней: Стюард пропал на целый день. Наконец Энжела не выдержала и под предлогом какой-то житейской мелочи позвонила ему на мобильный телефон. Он оказался в другом городе!

Как только Герберт это услышал, он почему-то пришел в ярость.

– Даже когда увольняешь работника, он ведет себя более эмоционально! А тут попользовался в течение целого года, и ни в одном глазу! А что, если поехать на квартиру и поменять замок?

К удивлению Герберта, Энжела дала согласие и на это действие. Герберт вызвал мастера и поменял замок, после чего, довольный собой, вернулся домой.

– А что, если Стюард вернется? – испуганно спросила Энжела.

– Тогда я сниму ему комнату в мотеле, – пробурчал Герберт.

Часов в двенадцать, когда в доме Адлеров уже улеглись спать, раздался звонок. Энжела неохотно сняла трубку. У Герберта кольнуло сердце, как когда-то в детстве, когда его родителям должна была позвонить учительница с очередной жалобой на невыученные уроки. Герберт быстро взял себя в руки и пришел в игривое расположение духа.

– А я что могу сделать, это отец сменил замок! – услышал он голос дочери.

Через несколько мгновений Энжела передала трубку Герберту.

– Как дела? – как ни в чем не бывало, спросил Герберт.

– В общем-то, не очень хорошо, – затрещал раздраженный от возбуждения голос Стюарда, – я стою под дверью своей квартиры, а вы сменили замок!

– Это не твоя квартира, – доброжелательно разъяснил Герберт, как если бы Стюард был совсем маленьким и пытался взять не свою игрушку.

– Нет, это моя квартира! Я достаточно долго в ней проживал, и имею право войти и хотя бы забрать свои вещи! Кроме того, ведь вы же сами позволили съехать через неделю…

– Но Энжела сказала, что ты уехал в другой город…

– Я ездил туда смотреть фильм, а сейчас вернулся домой, в собственную квартиру! Вы обязаны немедленно дать мне ключ!

– Это не твоя квартира, и я ничего не обязан… Я могу снять тебе комнату в мотеле, если тебе негде ночевать…

– Нет, вы обязаны! Вы не имеете права так поступать! В квартире находится стиральная машина моей матери! Я собирался завтра ее забрать! – Стюард кричал, не давая Герберту говорить. Он считал, что в этом заключается его особое умение добиваться своего, то есть орать так, чтобы собеседник не мог вставить слова. Но Герберт был уже отнюдь не мальчик. Ему было под сорок, и он успел повидать и не таких пострелов… Герберт в ответ просто аккуратно положил трубку.

Через минуту телефон зазвонил снова.

– Вы должны дать мне ключ… – принялся за свое Стюард.

– Если ты будешь продолжать орать, я опять положу трубку, – спокойно заявил Герберт. – Как-нибудь перетопчешься до утра без стиральной машины твоей матери, если ты, конечно, не собираешься в ней спать. – В трубке замолчали. Герберт продолжил:

– То, что ты орешь на меня с оплаченного мной мобильного телефона, требуя пустить тебя в оплаченную мной квартиру, не делает тебя ни более правым, ни менее бездомным. Переночуй в мотеле, а утром я отдам тебе твои вещи. В эту квартиру ты больше не войдешь…

Тут трубку бросил Стюард.

– Ну, что ж, действительно идиот, – пробормотал Герберт, но телефон снова зазвонил. На этот раз голос Стюарда звучал с такой невозмутимой ненавистью, что Герберт на мгновение испугался за свою жизнь и жизнь членов своей семьи.

– Извините, прервалась связь, – процедил он с расстановкой. – Мне не нужно мотеля… Я найду, где переночевать. Мы займемся этим вопросом завтра, и я думаю, найдем законное решение… – Слово «законное» Стюард произнес с такой многозначительной интонацией, что Герберт хмыкнул про себя: «Наверное, не убьет, просто будет жаловаться властям, идиот».

– Спокойной ночи, и большое спасибо за все, – с изумительно вежливой ненавистью в голосе закончил разговор Стюард.

Герберт долго не мог уснуть. В бархатистой темноте спальни ему мерещилась тихая фигура Стюарда, заносящая нож над ним и беспокойно спящей рядом Эльзой.

Стюард был шизофреником. Точнее, это была темная история, на которую его сбивчивые объяснения не проливали свет. Сразу же после знакомства с Энжелой он пояснил, что жениться вообще не может, поскольку у него шизофрения. Когда же они стали жить вместе, начал вести себя так, словно он то ли пошутил, то ли это был не совсем окончательный диагноз…

Герберт, будучи человеком начитанным до нездоровой крайности, однажды долго беседовал со Стюардом, пытаясь выявить симптомы шизофрении, но ничего, кроме вязкости мышления, не обнаружил. Хотя трудно ожидать, чтобы больной признался отцу дочери, что его мучают галлюцинации… Впрочем, Стюарда не слишком беспокоило мнение родителей Энжелы о нем.

Посреди ночи Герберт проснулся от страшного шума. Казалось, что выбили входную дверь. «Ну, вот все и кончилось… – с каким-то странным облегчением промелькнула гибельная и почему-то все упрощающая мысль. – Что ж, я буду драться до конца…»

Герберт уже было поднялся и стал соображать, что же применить в качестве орудия защиты, но понял, что он, пожалуй, бредит… Просто с крыши упал огромный кусок льда… Несмотря ни на что, наступала весна, и все вокруг таяло…

Джейк тоже не спал. Он, пожалуй, больше всех опасался, что Стюард явится к ним в дом и всех их убьет. Неважно, были у него на то основания или нет, но это ощущение не на шутку волновало неокрепшую душу. Ему вовсе не хотелось умирать за просто так, ни с того ни с сего, из-за каких-то заморочек старшей сестры. Джейк вообще был весьма недоволен всем происходящим. Конечно, ему нравилось, что его родители настолько ненормальные, что почти никогда не пристают к нему с уроками и прочей дрянью, отравляющей детство всякого человека, но подчас Джейка волновало, куда же могут завести забавы его отца… Тот, по мнению Джейка, был человеком вовсе без тормозов, и несмотря на удивительную отзывчивость и внезапную щедрость, подчас мог быть чрезвычайно жестоким.