Большая нефть

— Сергей Антонович тоже не личными делами там занимается! — ответила секретарша.

Буров дернул Клевицкого за рукав, чтобы тот угомонился, но Клевицкий гневно высвободился.

— А ты меня не дергай, Григорий Александрович! Пока с замом не увижусь — домой ни ногой.

— Идем в гостиницу, — сказал Буров. — Завтра запишемся на прием.

— Ты иди, а я здесь останусь, — упрямо ответил Клевицкий и дернул головой.

Секретарша отвернулась от них и снова принялась стучать по клавишам машинки.

Клевицкий обхватил свой мятый портфель и прижал к груди, как подушку.

— Слушай, Митя, а что ты все время в портфеле таскаешь? — спросил вдруг Буров.

— Тапки и плед, — мгновенно ответил Клевицкий. — Если что, здесь и заночую. У меня, кстати, дополнительный комплект есть — для тебя.

Дверь приоткрылась. Секретарша чуть повернула голову по направлению к начальству, затем кивнула:

— Проходите, товарищи. Сергей Антонович вас примет.

Буров едва заметно улыбнулся, а Клевицкий даже глазом не моргнул. Вдвоем они прошествовали в кабинет.

Сергей Антонович, замминистра, смотрел на них с неудовольствием. Ему не хотелось этого разговора, но он знал: Клевицкий действительно останется ночевать в приемной и нападет на него с утра, вцепится как клещ. И тогда разговор получится еще более неприятным. Лучше уж покончить сразу и отпустить людей. Странно, однако, что они не понимают отказа. Сказано было русским языком и притом однозначно: лимиты исчерпаны. То есть — «нет» при любом раскладе. Не «может быть», а именно «нет».

Клевицкий начал прямо с порога:

— Сергей Антонович, положение со строительством жилья в Междуреченске катастрофическое. Людей селить негде, мест в общежитии уже не хватает. А лимиты на капитальное строительство исчерпаны, и теперь необходимо…

Сергей Антонович перебил его:

— Если лимиты на строительство выбраны, я уже ничем не смогу вам помочь. План есть план. Никто не вправе его изменять.

Буров предложил компромисс:

— Но министр может поднять этот вопрос на заседании правительства…

Надежда, конечно, слабенькая…

— Может, — кивнул замминистра. — Но там ответят точно так же, как я вам уже сказал. Никто не станет менять план в угоду одному предприятию.

— Получается, опять придется рыть землянки, как в начале шестидесятых? — вскипел Буров.

— Значит, будем рыть вместе, — развел руками замминистра.

Буров посмотрел на него с нескрываемым удивлением. Представил этого пухлого, откормленного чиновника с кайлом в нежных ручках. Видение сладостное, но невозможное.

В этот момент в кабинет вошел министр — Марин Павел Михайлович. Его уже оповестили о вторжении Бурова. Неприятный тип этот Буров. Вечно ему что-то надо, надо, надо. И не снять с должности, хотя давно бы пора. Косыгин за него заступается. Говорит — «толковый мужик». Все не может забыть ту первую нефть, которую Буров ему к самому самолету привез…

— Здравствуйте, Григорий Александрович! — звучно проговорил Марин. И мгновенно перешел в атаку: — Только что просматривал сводки по Междуреченскому управлению. Показатели не радуют, товарищ Буров. Не радуют!

Вот так-то. Показатели не радуют — и нечего обивать пороги, выпрашивая лимиты. Сначала план, потом материалы для строительства. А? Что ответишь, товарищ Буров?

— Вы случайно не просматривали заодно и мои докладные записки, которые объясняют причины этого? — вопросом на вопрос ответил Буров, опытный в кабинетных баталиях. — Или до докладных записок у вас руки не доходят?

— Не надо грубить! — возмутился Марин.

— Никто здесь не грубит, — возразил Буров. — Я устал направлять вам бумаги с предложениями о том, как повысить эффективность буровых. Каждый раз мои предложения остаются без ответа. Как это прикажете понимать?

Вмешался Сергей Антонович, видя, что Марин потерял дар речи. Заставлять министра оправдываться нельзя ни в коем случае. Следует показать Бурову, где его место. Лучше всего это сделать, упирая на недостатки в работе.

— В чем, по вашему мнению, причина отставания от плана, товарищ Буров? — спросил замминистра.

Буров живо повернулся к нему.

— Мы не отстаем от плана, — возразил он. — Но и не перевыполняем его. Причина? Я вам объясню устно, если вас не устраивают мои письменные объяснения… Давно пора переходить от фонтанного метода добычи к механическому. Эта проблема даже не назрела — она уже перезрела!

— Между прочим, ваши соседи не жалуются, — вставил Марин.

— Да, не жалуются! — не стал отрицать Буров. — Но что там будет через пару-тройку лет? Не знаете? А я вам скажу. Они загубят месторождение. Я не хотел бы сейчас вдаваться в дискуссию по этому поводу… Предлагаю вернуться к насущной теме: к разговору о строительстве жилья в Междуреченске.

Вот так. Круг замкнулся. Теперь оба — и министр, и его зам — оказались под обстрелом.

Сергей Антонович принял огонь на себя:

— По-моему, я только что вполне ясно высказался по этому вопросу.

Клевицкий встал:

— Ясно так ясно. До свидания.

И направился к выходу.

Марин озадаченно проводил его взглядом:

— Куда это он?

— Полагаю, ночевать в приемной Председателя Совета Министров, — предположил Буров.

Сергей Антонович скрипнул зубами, а Марин сказал:

— Знаете что… От вас легче отделаться, чем… Я подпишу приказ. Но это в последний раз. И хватит заниматься шантажом! Хватит! Лучше займитесь своим планом. Вы освоили кустовой метод? Да, план высокий. И выполнить его трудно, а перевыполнить — почти невозможно. Но у вас есть все ресурсы для этого. Партия и правительство ждут от вас результатов. До свидания, товарищ Буров.

Казанец спешил. Спешили и верные его соратники. Работа не останавливалась, с буровой не уходили, работали по десять часов, по две смены. Что угодно — любой ценой обойти Векавищева. На лаврах, как сказал Виталий, можно будет почивать потом. На кону — жилье, деньги, благополучие… Когда ударник социалистического труда становится ветераном, да еще работавшим в отдаленном районе страны, — он получает о-очень большую пенсию. Впрочем, о пенсии думать еще рано. Хочется всю жизнь прожить, что называется, достойно. Еще чуть-чуть поработать — и…

…и у буровика Гулько срывается ключ, который бьет его по голове.

Кровь, темнота в глазах, человек падает, и тотчас же вокруг него на вышке вскипает немноголюдная суета.

— Быстро! Вниз! Сюда! Носилки! Машину! Скажите Виталию!..

Тело Гулько болтается на руках его товарищей, они бегут вниз, кладут пострадавшего на землю. Прибегает Виталий.

Лицо Виталия черно от ужаса, глаза расширены, ноздри вздрагивают, как у загнанного зверя.

— Что здесь случилось?

— Ключ сорвался!..

— Кто?

— Гулько…

— Виталий, — сказал помбур, подходя к мастеру и глядя на него как будто издалека, — он ведь вторую смену пахал. Заснул, наверное… Бывает так, просто от усталости. Да и спешка, техника безопасности теперь побоку, сам знаешь — главное сделать план, опередить и…

— Почему?!. — начальственно зарычал Казанец. — Почему его не сменили?

Но помбур продолжал глядеть на него издалека. Так смотрят на обреченного те, кто надеется отвертеться. Начальник всегда одинок. Победил бы — один получил бы Звезду Героя. А теперь — один будет отдуваться за всех. Сам на это пошел, по доброй воле. Вот тебе и последствия.

— Я список тебе принес? — медленно спросил помбур. — Ты его подписал? Какие претензии?

Никаких. Виталий заорал:

— Все планы к черту! Вы понимаете? — И напустился на тех, кто был внизу с Гулько: — Вы чего встали? Носилки, бегом!..

Но бежать было уже незачем. Гулько скончался.

Казанец схватился за последнюю соломинку — за своего покровителя Михеева. Рванулся к нему в кабинет. Михееву уже позвонили. Помбур Казанца, конечно. Доложили в подробностях. Все, кончился Казанец. Свои же и сдали.

Но Виталий надеялся, что остались еще выходы и компромиссы. В конце концов, с Михеевым они — одного поля ягоды. Найдут общий язык, договорятся. Обсудят без спешки, спокойно… Михееву необходимо свалить Дорошина. Где он еще найдет себе такого союзника, как Казанец?