Прощание с колхозом

Не только в Москве, Питере, Волгограде, но и в Калаче-на-Дону великим подспорьем для людей небогатых стали «ножки Буша» – не что-нибудь, а курятина. Значит, пришел и на нашу улицу праздник.

Люди и земля

«Земля и люди» назывался последний мой очерк, опубликованный областной газетой. Кончался он фразой дежурной: «Значит, пришло время земли и хлеба». Получил – нынче редкое – письмо читателя. Толковое рассуждение, мягкий, но упрек: «А людей куда?» И пример: в пригородном районе работают приезжие из Китая. Глава районной администрации ими не нахвалится, обещает: «Будем из Китая приглашать больше». Вопрос читателя: «А своих людей куда? В Китай?»

Цитата из новомирского очерка (2001, № 7):

«Август 2000 года. Калачевский район. Коллективное хозяйство “Калачевское”.

Стояли мы кучно возле машины, на капоте которой была развернута карта полей колхоза. 150 гектаров… 300… 120…

– Берите! – предлагал начальник сельхозуправления. – Чего молчите, мужики!

Мужики-фермеры переминались с ноги на ногу, вздыхали, вспоминали прошлое…

Мужиков-фермеров, приехавших на раздачу земли и не больно спешивших брать ее, понять можно. У кого за пять, а у кого и за десять лет работы созданы свои плохие ли, хорошие, но производственные базы, где стоит и ремонтируется техника, где склад горючего да зерновые ангары. Есть ли смысл гонять трактора да комбайны туда и обратно?.. Вот если бы?..

– А вот если… – сказал я. – Если наперед прикинуть и уже сегодня отдать земли второго отделения, – указал я вдаль, а потом на карту. – Вот эти поля. Николай Николаевич, я думаю, возьмет. И Якутин, и Андрей Штепо, Кузьменко, – перечислял я крепких фермеров, чьи земли лежали в тех же краях.

– Нет! Нет! – чуть не хором стали возражать мне районные начальники. – О тех полях пока речь не идет.

– Но ведь пойдет, – настаивал я. – Мы ведь через два года, а может, раньше вот так же соберемся и будем те поля навязывать. Давайте сейчас отдадим. Пока они меньше запущены. Пока интерес к ним есть. Ведь колхоз все равно развалится. Дело только во времени. Чудес не бывает. Четыре миллиона долгов… Вы же прекрасно понимаете – не бывает чудес.

– Нет! Нет! Нет! – ответили мне хором.

А нынешний председатель колхоза наставительно произнес:

– Надо думать об людях.

Я лишь вздохнул.

“Об людях…” Если по-честному – это о себе забота. Председатель колхоза… видел, куда идет: все развалено и разбито. Но пошел. Может, успеет домик в райцентре построить. Должен успеть.

И эти крепкие мужики – “спецы” сельхозуправления. Худо ли бедно, но зарплату получают, все при автомобилях, тоже государственных. Чего искать? И где чего найдешь в забытом богом райцентре? Так что лучше “думать об людях”.

Постояли мы, поталдычили, с тем и разъехались».

Февраль 2002 года. Хутор Бузиновка, бывшая центральная усадьба бывшего советского, а потом коллективного хозяйства «Калачевское». На хуторской площади главенствует двухэтажное здание. На втором этаже – кабинет директора, потом – председателя, где бывал я не раз. Но теперь туда идти незачем, кабинет пуст. И весь этаж пустует.

Я – не больно мудрый, просто со стороны виднее. Все мои предсказания сбылись. В 2001 году колхоз приказал долго жить. Последний его руководитель, который призывал меня «думать об людях», благополучно перебрался в райцентр. (Я же писал: «Должен успеть».) На месте при тех же должностях, окладах, машинах остались и все районные «спецы», которые хором мне пели: «О людях! О людях надо думать!» Теперь они умыли руки: ведь в Бузиновке колхоза нет.

Но конец колхоза – это не конец света. В трех хуторах: Бузиновка, Степаневка, Ярки-Рубежный – 1 400 жителей и 21 000 гектаров земли. Кто теперь «думает о людях»? Сельская администрация. Она размещается здесь же, в начальственном здании, на первом этаже.

Сижу в кабинете Виктора Федоровича Нижегородова, главы Бузиновской сельской администрации. Разговор наш то и дело прерывается, стучат в дверь, без стука идут, телефон звонит. Все, конечно, с заботами и просьбами. Так в прежние времена приходили в кабинет на втором этаже, к директору совхоза, а потом к председателю коллективного хозяйства. Но разница великая: у прежнего «головы» в подчинении, в руках были деньги, автомобили, тракторы, «стройдвор», механическая мастерская, многое другое. Так что решить людские проблемы, помочь в большом и малом директор всегда мог (если хотел). Лишь поведет рукой – и водопровод исправили, крышу починили, похоронили умершего, а новорожденного достойно приняли. Так было.

Сегодня единственная власть на хуторе – сельская администрация. Но материальная мощь прежних хозяев хутора и округи ей лишь снится. Нужно починить крышу в детском саду – проси «газовиков», они богатые. Школьный автобус дряхлый – проси о ремонте фермеров. Они хоть и не больно богатые, но понимают, что автобус для их детей. Вьюнникову, Чеботареву, Куликову – великое спасибо, помогли.

На первый взгляд, сельская администрация – хозяин округи. Получается, лишь на словах. Налог с земельных участков и строений уходит в райцентр. Нотариальные услуги, которые производятся здесь, оплачиваются людьми, но деньги – райцентру. Те же торговцы, вот они, под окнами развернули и развесили свои товары, но заплатили вмененный залог не здесь, а в райцентре. Песчаный карьер, которым пользуются «газовики», строители, военные. Сельской администрации от этих богатств никакого дохода. Пастбища, воды и, наконец, пахотная земля. Колхоз развалился, но пашню сразу же разобрали фермеры. И если в 2000 году, при колхозе, посеяли 2 000 гектаров озимой пшеницы, то теперь – 8 000 гектаров, вчетверо больше. Если при колхозе половина пашни уходила в зиму непаханой, то теперь все вспахали. Н. Н. Олейников, В. Б. Колесниченко, В. П. Осипов, А. П. Вьюнников – именно те люди, о которых говорил я летом 2000 года районным «спецам»: «Отдайте им. А не сидите, как собака на сене».

С землей в Бузиновской округе теперь порядок. А вот «о людях» – разговор непростой.

В колхозе были заняты все трудоспособные и желающие, не менее 500 человек. А теперь на земле, у фермеров, будет занято не более полусотни, если не меньше. Помню слова Вьюнникова: «Своих никого не возьми. Я их знаю». И Колесниченко с Олейниковым да Осипов работают уже почти десять лет, у них свой «костяк» из бывшего совхоза «Волго-Дон», инженеры в кабине трактора сидят. Зачем им бузиновский балласт – люди, развращенные многолетним колхозным развалом? Тем более зерноводство – сезонная работа: пахота, сев, уборка. У хороших хозяев все это проходит в короткие сроки. На две недели наймут, потом – до свидания. Если наймут…

Итак, имели работу пятьсот человек, теперь чуть не в десять раз меньше. Куда остальным деваться? Чем жить?

Когда-то, на заре сельских перемен, один из «младореформаторов» на такой вопрос ответил обескураживающе просто: «Пусть едут в Австралию или в Канаду. Там дефицит рабочей силы».

Из Ярков-Рубежных Калачевского района в Австралию никто пока не уехал. Те, кто моложе, уходят на сверхурочную службу в бригаду внутренних войск, что расположена за шестьдесят верст. Таких единицы. «Вахтовым методом» работают на железнодорожной станции им. М. Горького, за восемьдесят километров. Неделя ли, две – на работе, столько же – дома. Получается – раскорячка. Пытались ездить в Москву, там заработки побольше, но «отышачишь» несколько месяцев, а потом, на вокзале или в поезде, деньги отбирают. На Москве поставили крест. Какая уж тут Австралия!

Колхоза нет, считай, уже целый год. Чем живут? Подворьем. Выращивают для себя картошку и все овощи. Стали разводить дойных коров. Их в Бузиновской округе шестьсот. У хороших хозяев по четыре-пять голов. Цена литра молока была: 2 рубля 50 копеек – летом, 4 рубля – зимой. Администрация местная и районная сохранили два «молоковоза», принадлежавшие раньше колхозу. Теперь они собирают молоко с подворотни, сразу расплачиваются и увозят в райцентр, на молочный завод. Правда, не всё и не всегда получается гладко. До сих пор не могут определить, кому принадлежат «молоковозы». Сельская администрация не имеет права держать их. Людям… Тоже пока не получилось. Подвешенное состояние. И с расчетом за молоко не все гладко. Райцентровский молзавод ненадежен.