Русская красавица. Кабаре

И ни слова, ни слова, не говорила о творчестве. А раньше ведь все мы – горели идеями, изобретали концепции, экспериментировали… И стало ясно: это не Нинель изменилась – это время. Сам процесс работы таким стал. Даже в кулуарах теперь не до выдумок. Ремесленники, твердо стоящие на земле и работающие, как и положено, ради заработков – вот основа современной журналистики. А я тут чужая… Инородный элемент, всем мешающий.

Шла домой и раздумывала, как бы научиться шагать в ногу со временем.

/Когда оставленный судьбою,/ Я в двери к вам стучу, друзья,/ Мой взор темнеет сам собою,/ И в сердце стук унять нельзя…/ Это Хармс писал, посетив писательский дом в 35 году. Насколько чуждым он чувствовал себя среди тогдашних литераторов, настолько же родным ощущается он сейчас литераторами современными…

Всем нам давно пора родиться глубоко в будущем…

Вот такие мои дела, Димочка. Такие вот суматошные хлопоты. Но я найду еще силы, правда? Восстановлюсь, встану на ноги, соберу себя воедино, приноровлюсь и войду в колею. А ты поможешь. Так ведь?»

«Здравствуй, Димочка!

И грустно, и противно, и весело… Мимоходом, раздавили… Размазали по стенке и, не сочтя несправедливостью, двинулись дальше. Счастливого пути, не разобравшиеся! А то, что я осталась раздавленная, гадкой лужей стекающая под ноги новым будням и неприятностям, – так это мои личные трудности. И пусть не коснутся они вас, пусть никак не отразятся на дальнейших победоносных шествиях. Все слышали! Я не в претензии. Вот только, научусь дышать в этом смраде, научусь не захлебываться собственной обидой, соберу все свое хорошее, чтоб не хранить зла в памяти…

Про Рыбкины происки выяснилось, буквально на следующий день после моего тебе предыдущего послания. Скажи, а ты почту регулярно получаешь, ну, или как там она у вас называется? Не выйдет так, что ты сначала это письмо прочтешь, а потом предыдущие? Если так, ты не читай, следи за хронологией, а то не интересно дальше смотреть будет. Впрочем, хороший детектив, с какого места ни читай – все захватывает. А жизнь моя теперь превратилась в скомканные наброски какого-то полудетективного романа.

Весь вышеприведенный бред я пишу просто, чтоб потянуть время. Не представляю просто, как все это описывать, а молчать – не положено…

Едва включила телефон утром – завалили претензиями. Масковская из коридора звонит ругаться, что я на стук в дверь не реагирую – заверила, что и впредь открывать не стану, попросила не беспокоить. Лиличка от имени Рыбки выражала недовольство моим вчерашним поведением – я дала отбой и отказалась слушать ее жалобы. И тут… Звонок. Номер, вроде, не знакомый. Думала, снова Лиличка, но трубку взяла – совсем без связи из-за них оставаться не собиралась. Вдруг кто нужный позвонит? И позвонил…

– Здравствуй, – сказал Артур, и комната вмиг поплыла у меня перед глазами.

«Дать отбой? Закричать, что телефон прослушивается? Предупредить, сказать, чтоб убегал немедленно, и мне больше не звонил, потому что у меня Миша и прочие неприятности?» – именно так я думала, именно поэтому сразу не ответила.

– Что, уже и поговорить со мной почитаешь ниже своего достоинства?

– Это ты к чему? – я даже слегка обиделась. Никогда за собой заносчивости не замечала, и обвинения подобные сочла оскорбительными… Спустя секунду, почитала это уже за легкую шуточку, потому что дальше он выдал примерно следующее:

– Знаешь, поначалу я не поверил, что ты меня выслеживать решишь. Не замечал за тобой таких наклонностей. Что ненормальная – знал, что резкая и глупая – в последнюю нашу встречу убедился. Но гнили в тебе никогда не предполагал, потому только рассмеялся, когда сообщили. Хотел раньше с тобой связаться, увезти хотел, из дерьма вытащить… Все грузился ответственностью за тебя, все волновался. Потом, когда соседи тебя входящей в мою квартиру заметили, попросту перепугался. Это что ж с тобой сделать надо было, – думал, – за какое такое живое место взять, чтоб ты пошла на подобную низость… А вот теперь, когда про оплату труда узнал, все на свои места встало. Продала. И меня, и свою былую исключительность. Ты, Марина, очень сильно меня разочаровала. Об этом и звоню сообщить на прощание. Рыбке передай, что те телефоны, которые ты с моего автоответчика списала – ничем ему не помогут. Впрочем, не передавай. Ему те, кто телефон твой слушают, сообщат. Привет вам, ребята! Кстати, искать меня бессмысленно. Кто б не искал – не найдут. Я подстраховался на все сто, будьте уверены. Бедный Рыбка, бедненький… – последнее, я так понимаю, было адресовано подслушивающим. А потом снова мне: – Знаешь, в мире есть масса всего дивного. Другие страны, другие люди, экзотика… И ты лишилась всего этого, отказавшись остаться со мной. Счастья не желаю, потому что зол, и не хочу, чтоб оно у тебя было. Жаль, что ты так изменилась, Марина. Прощай…

Вот и весь разговор. Слово вставить было некуда. Да и боялась я, потому что, если телефон прослушивается, то говорить нужно как можно меньше по времени – тогда, это я откуда-то из шпионских рассказов знала, не засекут.

К Масковской я влетела разъяренной фурией. Вспомнила все прошлые ее прегрешения, сразу заподозрила.

– Что, что вы ему рассказывали? – спрашиваю.

А она невозмутимо так отвечает.

– Всю правду, разумеется. А с меня никто подписку о молчании не брал. Имею право на звонок давнего приятеля ответить… Я я Артуриком нашим хорошие поддерживаю отношения и ничего зазорного вэ том не вижу. Ясно?

Всю правду она рассказала, своему «давнему приятелю»! То ли по глупости, то ли понимая, что пакостит. С ней разбираться не стала – лень руки марать. Попыталась про обратную связь выяснить, оказалось, она раз в неделю на главпочтамт ходит, куда Артур ей и звонит. Точнее, звонил раньше – пока ее помощь требовалась, и ко мне у Артура было повышенное внимание. Ну и Москвская! И не постеснялась же признаться! Надо же!

Смешно все это, потому что Рыбка ничего не выиграл. Раз Артур позвонил, зная о прослушивании, значит, невозможно его будет вычислить по обратному номеру. То есть Артур, конечно, клюнул на Рыбкину удочку, запрезирал меня и, как человек не переносящий безответных чувств, позвонил высказаться, но наверняка так перестраховался, что никто его не найдет. Он мастер таких штук, наш Артур. А еще, глубокая личность и яркий поэт. Только мыслит, как и я раньше, штампами. Спешит ярлык навешивать, до конца не разобравшись, позволяет собой манипулировать… И так это грустно, так не вовремя. И так жаль, что я совсем одна теперь осталась, да еще – извини – обосранная…

Прости, не буду пока больше писать. Как-то не писательное совсем настроение…

Сообщу только, что Рыбке я тогда перезвонила и высказала, все, что думаю. Надеюсь, мой звонок он надолго запомнит. Нет, ничем не навредила, увы. Просто выпустила пар. Пусть хоть какое-то ощутит наказание.

Как видишь, твоя идея разыскать Артура оказалась не слишком правильной. Но ты не расстраивайся. Не бросай меня, Димочка… Без тебя я совсем пропаду. Ответь обязательно…»

«Здравствуй, Димочка!

Ты пропал и не отвечаешь совсем… Но я не обижаюсь – вероятно, есть объективные причины на твое молчание. Знай одно – я верю в тебя, и послания буду писать, как бы ни обернулось все. Нет, лучше знай два – первое, про то, что верю, и второе, про то, что не могу больше без обратной связи. Найди хоть какой-то способ сообщить свое мнение о происходящих событиях.

Денек у меня сегодня выдался плодотворный… Пишу репортажем, как было. Суди сам, что делать будем.

Нет, Димочка, Свинтусу я звонить не стану. У него своих дел по горло. А кому? Всех, кого могла, обзвонила уже. Те, кто на плаву, – зовут пьянствовать. А помочь ничем не могут – профиль не тот. Странное что-то у меня с этим профилем. Раньше всем подходил, а теперь шарахаются. Выходит, чем человек старше, тем он уже специализирован.

Впрочем, долой пессимизм! Многого я сегодня добилась… Многое сделала. Вот слушай.