Избранное

А эти высокопарные рассуждения об идеалах и высоких материях, во время которых Ни Цзао должен повторять: «Дядюшка Ван… дядюшка Чжанъи…», или постоянно говорить «спасибо», «извините», «до свидания», или слушать: «Такое-то слово употреблено неверно», «Такая-то новость хотя и интересна, но не заслуживает доверия!..». Зимой во время сна надо обязательно открывать окно; в хорошую погоду необходимо выходить из дому и принимать солнечные ванны. Когда читаешь книгу, не загибай страницу; если с кем-то встретишься, даже с незнакомым тебе человеком, надо непременно изобразить на лице улыбку, а увидев знакомого, следует справиться о его здоровье. Участвуя в разных конкурсах на лучшее выступление, важно показать, что ты не только хорошо учишься, но прежде всего, что ты юноша, способный к решительным действиям. И еще: тебе надо побольше выучить песен, научиться играть хотя бы на одном музыкальном инструменте, уметь рисовать, ваять; самому делать разные вещи, вроде волшебного фонаря или каких-то других изделий культурного обихода. Но особенно важно научиться танцевать, ездить на велосипеде и водить машину… Эти нудные всепроникающие слова, вроде «нужно», «важно», «необходимо», походили на путы, связывали каждое движение брата и сестры. Были и такие «надо» и «необходимо», которые ничего общего не имели с реальной действительностью. Одним словом, отцовская педагогика стала для детей сущим адом, а выслушивать его сентенции было истинным наказанием.

«У вашего отца психическое заболевание!» Это критическое замечание матери, похожее на заключение врача, было не только метким, но и своевременным. «Не обращайте на него внимания!» — добавила она, и дети остались очень довольны этим советом.

По мере того как затягивалось пребывание Ни Учэна дома, его любовь к детям все больше росла, а вместе с нею росло и его внимание, поэтому очень скоро он обнаружил в детях множество недостатков, которые, конечно, сильно его огорчали. В беседе со своими приятелями отец уже давно высказал мысль о том, что спасение Китая надо начинать именно с детей. Учить детей с семи или шести, даже с пяти лет — это слишком поздно!.. Чем больше он любил детей и заботился о них, тем больше он старался чему-то их научить, однако все его стремления встречали все большее противодействие со стороны детей, которым это нравилось все меньше и меньше.

Ни Цзао обратил свое воображение и пыл на книги. В трех проулках от них находился небольшой дворик, в котором располагался «Дом просвещения народных масс», куда Ни Цзао как-то привел после уроков старший приятель. Едва мальчик переступил порог читальни, как услышал строгий голос женщины средних лет с худым желтым лицом, лишенным пудры и румян, сидящей за столом перед стеллажами с книгами.

— Маленьким детям сюда нельзя!

Сердце Ни Цзао екнуло и сильно застучало. Лицо, уши залила краска.

— Он пришел почитать, — сказал взрослый мальчик.

— У нас для маленьких книг нет! — отрезала женщина.

— А мне и не нужно для маленьких, — возмутился Ни Цзао.

Взрослый мальчик научил его пользоваться каталогом, от которого исходил запах старой, слежавшейся бумаги. За один раз можно было взять две книги. Ни Цзао заказал «Сочинения Бинсинь» и сборник детских рассказов Е Шэнтао под названием «Соломенный человек».

Женщина недоверчиво взглянула на маленького читателя и без особой охоты сняла с полки книги. Так, под строгим и бдительным оком библиотекаря, Ни Цзао впервые в своей жизни взял библиотечные книги. «Она, наверное, считает, что я пришел сюда красть! — подумал он. — Вот и следит, чтобы я не удрал».

Мальчик принялся за чтение, но сидел как на иголках. До чего же много в книге незнакомых знаков!

Действительно, многих иероглифов он не знал, но все же большая часть знаков была ему известна. Значит, с помощью известных ему слов, он сможет догадаться, что означают иероглифы, которых он еще не знает. И все же он решил сначала спросить взрослого приятеля, и — о радость! — ответ приятеля совпал с предположениями Ни Цзао. Это еще больше подстегнуло интерес мальчика к чтению. Однако пока он еще не был уверен, все ли он понял из прочитанного. Книги притягивали к себе. Они будили его чувства. Мальчик тихо шептал, читая фразу за фразой, и проникался неизъяснимым уважением к прекрасным словам и их чудесному смыслу. Он с головой погрузился в мир книги и уже не обращал внимания на строгое, недоверчивое око библиотекарши, которая на самом деле уже значительно потеплела и подобрела. В зал вошел старик в круглых очках, тоже работавший в библиотеке. Женщина, показав на Ни Цзао, с улыбкой что-то шепнула на ухо старику, и тот, рассмеявшись, закивал головой, наблюдая за мальчиком.

В эту зиму Ни Цзао стал постоянным читателем «Дома просвещения». Сотрудники, старик и пожилая женщина, уже хорошо знали мальчика. Порой на улице ревел северный ветер, небо затягивалось черными, как тушь, тучами. Огонь в печурке еле горел. Некоторые читатели, поспешно вернув книгу, торопились домой. Но Ни Цзао упорно сидел до самого конца, до закрытия библиотеки. Окоченевший, он то и дело хлюпал носом, но не уходил. Иногда оба библиотекаря вместе убеждали его, чтобы он нынче шел домой пораньше, и в конце концов до него доходил смысл их слов: если он не уйдет, они вынуждены будут оставаться вместе с ним в библиотеке. Делать нечего, он неохотно возвращал книгу, будто боялся с нею расстаться. Он покидал эту захудалую читальню, а его сердце оставалось там, вместе с книгами.

Ни Цзао читал повествования о рыцарях и исторические сказания вроде «Семи храбрых и пяти справедливых» и «Пяти малых справедливых» [126], однако особого впечатления они на него не произвели, но зато ему очень понравилась трогательная история Бай Юя о добре и зле, в которой фигурировал герой по прозванию Маленький Белый Дракон. История называлась «Двенадцать золотых дротиков». Заинтересовали его и другие книжки, к примеру книга Чжэн Чжэньиня [127] под названием «Князь Орлиный коготь» из серии «Рассказов о ловком ударе». В этих повествованиях его привлекали описания разнообразных упражнений вроде «Облегченного деяния» или приема под названием «Из засохшей земли выбивается лук». В книжке об этих трюках говорилось так: «Его тело в прыжке устремилось вверх, при этом правой ногой он коснулся левой ноги, потом снова взмыл вверх, но сейчас его левая нога коснулась правой. И еще один прыжок подбросил его к самому потолку. Потом он взлетел на крышу башни и на вершину утеса». Ни Цзао очень заинтересовал этот «тройной прыжок», в результате которого человек как бы зависал над землей, и мальчик несколько раз попытался его воспроизвести, но безуспешно, и тогда, глубоко вздохнув, он попытался сделать еще один прыжок, при этом одной ногой касаясь другой, но это ему также не удалось, и он упал на пол. Ни Цзао признался маме в своих походах в «Дом просвещения народных масс», и на ее лице, обычно скорбном, появилась радостная улыбка. Молодчина! Хороший мальчик, умненький! Из тебя выйдет толк! Непрерывный поток одобрительных восклицаний. Но мать и предостерегала его: «Не переутомляйся!» Тетя, причислявшая себя к разряду любителей книги, обрадовалась еще больше матери. Обычно она брала почитать книжки у уличного торговца, предварительно заплатив ему мелкую монету. «Я читаю главным образом развлекательные книжки!» — признавалась она, после чего следовало древнее изречение: «Читая, порвал десять тысяч цзюаней [128], кисть опустит — рождается дух неземной». Затем следовали другие изречения из канонов и классиков: «Читает он три Танских стиха, но сам сочинять не умеет»; «Когда книги очень нужны, их всегда кажется мало; если дело не сделано, оно кажется очень простым»; «Честность и верность передаются в семье; стихи и предания живут в веках»; «Лучше иметь небольшое искусство, чем тысячу цинов доброй земли». Затем тетя начинала рассказывать о трудностях учения, и весь монолог заканчивался ее знаменитым восклицанием: «Вот так-то, вот так-то!»