Избранное

— Так, да.

Жорж пошел к дереву и прислонил к нему автомат. Когда он вернулся, феллага не было.

«Даже спасибо не сказал, мерзавец! Я и не слыхал, как он ушел».

Жорж всмотрелся в темноту: неясный силуэт феллага едва проглядывал в ночи. Время от времени тот оборачивался… верно, чтоб посмотреть, не догоняет ли его Жорж. Потом его поглотила тьма.

Жорж подобрал автомат, вернулся. И только теперь, наедине с самим собой, он осознал все, что произошло. Он, Жорж Шодье, дал сбежать феллага. Что его ждет? Если и не виселица, то, уж во всяком случае, не увеселительная прогулка. Он подумал: «Что скажет старшина?» Потом представил себе лейтенанта, который просто лопнет от злости, потом полковника — ярого сторонника «французского Алжира», шаркуна-генерала. Подумал о том, как все это воспримут приятели, отец, Жан-Мари, сестренка Николь… Луна мрачно глядела на него. И он струсил.

Он не стал долго раздумывать. Проверил свой рюкзак: одеяло, тушенка, сигареты «Лаки-страйк», сухари, зеркало, бумага для писем — все на месте. Обоймы полные. Автомат? Щелк-щелк… да, смазан, к бою готов. Перекинув автомат через плечо, он огляделся по сторонам и со всех ног бросился в ту сторону, где исчез феллага. Время от времени он оборачивался. Ночь была светлой. Если его догонят, он скажет, что феллага, подлец, смылся, что он бежит за ним и что он, Жорж, вот-вот всадит ему в кишки пяток «конфеток», дайте только догнать.

Но в ночи гулко раздавались лишь его собственные шаги. Как только Жорж решил, что ушел достаточно далеко, он как безумный пустился бежать сломя голову при свете этой проклятой луны, взиравшей на него с похоронным видом. Котелок и кружка отчаянно бились друг о друга в рюкзаке, фляжка со спиртным стучала потише. Страх не покидал Жоржа. Он прислушался, надеясь уловить шум шагов феллага. Нет, не слышно! Он снова пустился бежать. И снова ему почудилось, что за ним, как он за алжирцем, тоже кто-то бежит. Жорж еще раз остановился. И опять никого, кроме этой раскаленной кастрюли-луны, не спускавшей с него жуткого взгляда. Он попытался было окликнуть феллага: «Эй!..» — и тут же вспомнил, что не знает даже, как его зовут. Но молчать было еще страшнее, и он побежал, не переставая кричать: «Эй! Феллага! Постой! Это я! Погоди! Вместе пойдем. Феллага! Ты где?»

Он все-таки увидел феллага, вернее, тень его, которая изломанно вихлялась в лунном свете, словно марионетка на ниточках. Жорж издалека заметил, что феллага хромает. Он снова его окликнул. Тот побежал быстрее. Время от времени он оборачивался в сторону Жоржа, и по его растерянным движениям, по походке Жорж видел, что он опять боится. Напрасно он кричал ему: «Постой, идиот, я иду с тобой, к твоим феллага. Я смылся, слышишь?» Тот бежал, оборачивался, падал, снова вставал и бежал еще быстрее. Но падал он все чаще. И Жорж стал настигать его. Наконец из темноты до него донеслось совсем близкое хриплое дыхание запыхавшегося феллага.

— Да остановись же ты, черт тебя побери, я тебе все объясню.

Феллага остановился. Хоть он и спрятался за сосной, а все равно торчал по обеим сторонам ствола. Жорж видел, как весь он напрягся, сжался, словно пружина, и был готов к прыжку. Он подумал: «Силен парень. Три дня не жрал, а готов драться со мной голыми руками, хоть у меня и автомат. Стоит мне снять затвор с предохранителя, нажать на спусковой крючок, и из парня решето будет в два счета. Ну и горяч феллага».

Не приближаясь, он крикнул:

— Не валяй дурака. Выходи.

Тот был глух… а может, в уме тронулся…

— Послушай! Не станем же мы всю ночь бегать друг за другом. Говорю тебе, я сбежал, потому что мне осточертела вся эта зараза. Отведи меня к своим, посмотри, у меня автомат с полными обоймами. Он ведь может пригодиться, а? Ты знаешь здешние места, вот и веди меня. Только шевелись живее. Будь спокоен, они уже организовали за нами погоню. Не станем терять времени, нужно добраться до рассвета.

Али никак не мог отдышаться, но все-таки прохрипел:

— Поставь свой автомат вон туда.

— Ты что, принимаешь меня за полного остолопа? — сказал Жорж. — Я поставлю автомат, а ты его сцапаешь и меня прихлопнешь! Нет, друг, автомат будет у меня.

Весь остаток ночи вели они эти переговоры, а когда замолкли, в лесу воцарилась тяжелая тишина, нарушаемая лишь воем шакалов.

Жорж думал: «А что, если убить феллага и вернуться в роту: мол, с риском для жизни преследовал преступника на протяжении многих километров и обезвредил его на вражеской территории». Слишком уж это хорошо, так не бывает.

Опасная была ситуация. А тот все упирался своей тупой башкой в ствол сосны и вглядывался в темноту пронзительным взглядом; от страха, тревоги и голода глаза его, казалось, вылезут из орбит.

На рассвете усатый крестьянин пришел сложить дрова в поленницу как раз там, где подстерегали друг друга Жорж и феллага. Ни тот, ни другой не слыхали, как он подошел в своих сандалиях из бычьей кожи. Сначала крестьянин увидел феллага.

— Здорово, — сказал он.

Только тогда феллага вышел из-за сосны, причем постарался встать так, чтобы крестьянин оказался между ним и автоматом Жоржа.

— Далеко ли твой дом? — спросил он.

— Да нет, рядом.

— Иди вперед… или нет, иди за мной и показывай мне дорогу. Я у тебя день погощу, а наступит ночь, уйду. Шакалов у вас тут не слыхать?

— Они за двадцать пять километров отсюда.

Крестьянин прекрасно понял: «шакалы» — это вражеские войска.

Али прошел вперед. Крестьянин собрался было идти вслед за ним и тут заметил Жоржа.

— А этот? — спросил он.

Али сердито посмотрел на Жоржа. А тот, с автоматом на ремне, улыбаясь, словно шел по ягоды, направился к ним. Али сказал:

— Приятель мой. Мы вместе на задании! Пошли, — позвал он Жоржа.

Жорж, все еще улыбаясь, сказал:

— Хоть выспимся наконец.

— А хорошо говорит по-французски твой товарищ, — сказал крестьянин.

— Да, — сказал Али, — это один из наших братьев. Он почти всю жизнь прожил во Франции.

Дом у крестьянина был маленький. Он отвел их в хлев. Там было темно и прохладно.

— И долго вы пробыли вместе? — спросил Жорж.

— С кем?

— С твоим приятелем.

Али не ответил.

— А как звали-то его?

— Я забыл.

— А тебя как зовут?

— Али.

— Он был женат?

— Не знаю.

— А она красивая?

— Ну, я буду спать… надо сил набраться. Доброй ночи!

— Какая уж там ночь, пять часов утра, — сказал Жорж. — Скорее уж добрый день!

Али лежал с открытыми глазами и думал об Омаре. Пять месяцев пробыли они вместе. Нет, Омар не мог продержаться долго. Это было ясно с самого начала. Он был не из тех, кто цепляется за жизнь.

Али вспомнил тот день, когда Омар пришел к ним. У него было охотничье ружье. «Это ружье моего отца. Мать похоронила его». В этот же вечер дозорный сообщил о появлении двух женщин, направлявшихся, по всей видимости, к их укрытию. Впереди, опираясь на палку, ковыляла древняя старуха, за ней шла молодая женщина с корзиной на спине. Молодую они разглядели не сразу, лишь когда женщины совсем близко подошли. С тех пор Али не в силах был забыть ее лицо. То были Тити и Тасадит, мать и жена Омара, они принесли ему лепешку и горячий кускус. Тасадит называла Омара «амрар», что значит «старик». Ей было восемнадцать лет, а ему двадцать. Акли ужасно сердился каждый раз, когда Тасадит называла Омара стариком:

— Старик? Да им обоим вместе меньше лет, чем мне.

Сорокалетний Акли был ветераном отряда.

На другой же день Омар участвовал в своем первом бою. Он храбро дрался и, когда вернулся, был весь в крови. Он не мог ничего есть, и в течение нескольких дней другие ели горячий кускус, который приносили Тити и Тасадит, и не оставляли ему ни крошки.

Тасадит навещала его часто. Даже если их отряд перебирался в другой сектор, через два-три дня они снова видели, как она появляется из-за деревьев и идет к ним мелкими шажками и вслед ковыляет Тити. Чтобы проскользнуть, не привлекая внимания, Тасадит наряжалась в ветхие лохмотья, но и в них она была очень хороша. Ну а потом, когда началась операция «Бинокль», все пошло по-другому. Отряд Али вынужден был менять свое расположение каждую ночь…