ДЕНЬ ТВОРЕНИЯ

Геннадий растерян. «Чем больше я думаю над вашим предложением,- говорит он,- тем сильнее меня удивляет одно обстоятельство. Почему вы решили избрать для начала эксперимента именно мою смену? Это захватывающе, но ведь в физике я профан и ничем не смогу выть полезен. Я читал Канта, Брэма, Голсуорси, из наших – Эпштейна и Достоевского – каков человечище, а? до этого графа в русской литературе мужика не было, не правда ли? – но в науке я даже не дилетант, я просто абсолютно некомпетентен, я даже не знаю, чем грозит ваш эксперимент, печь, наверное, может сгореть… ах, взорваться даже? но почему обязательно в мою… Я, разумеется, польщен доверием, но чем я его заслужил?.. Я далек от желания плохо о вас подумать, но получается, согласитесь, странно: испечется блин – съедите вы, подгорит – синяки мне, то есть, если сказать то же самое, употребляя в своей речи метафор: вам это нужно, а зачем мне? тем более что – вы, конечно, знаете? – я давал подписку, в которой черным по белому сказано, что за нарушение режима работы печей я несу уголовную ответственность… По-моему, товарищ Верещагин, вы плохой психолог; извините, но что думаю, то и говорю, насчет своей правдивости я уже давал вам объяснения… Хороший психолог ни за что не стал бы делать ставку на человека, который находился в заключении,- вы знаете, как меня назовут, если я окажусь там во второй раз? Рецидивист – этого слова я боюсь больше всего на свете, оно мне снится по ночам большими печатными буквами, я знаю все другие слова, которые из него можно составить, это – свет, свитер, твид и еще одиннадцать…! Когда я представляю, как по цеху ходит следователь и, спотыкаясь о куски разорванной печи, спрашивает: а кто дежурил в день нарушения режима? Какие причины заставили его нарушить режим? – мне хочется бежать на край света от этого вашего эксперимента… И тем не менее я согласен, товарищ Верещагин, да, представьте, согласен – не столько из уважения к вам лично, хотя и этот фактор имеет альтернативное значение, сколько из-за необыкновенной красоты предложенного вами риска, именно этому обстоятельству принадлежит доминирующая роль, я согласен, товарищ Верещагин. Когда вы планируете эксперимент? »

Геннадий останавливает на Верещагине голубой взгляд.

«В пятницу,- говорит Верещагин.- Или в воскресенье. Только я не знаю, какой недели. И вообще, Геннадий, учтите, я большой выдумщик. Если бы вы знали, какие пакости мне приходится терпеть от странных существ с Прекрасной Планеты… Больше половины того, что произошло со мной в жизни, произошло не на самом деле. Понимаете, можно сфантазировать любые необыкновенные события, и это будет ничем не хуже, чем и жизни. Но чтоб от фантазий разорвало печь, такого, по-моему, еще не бывало… Впрочем, это теории, Геннадий. Если же говорить конкретно, то в одну из суббот…»

«Мы к вам уже в третий раз!» – закричала Вера, Тина же сказала: «Здравствуйте»,- и больше в этот день не разговаривала. Они просидели у Верещагина до вечера. «Проходите,- сказал Верещагин.- Располагайтесь как дома, а я пойду умоюсь и вернусь».- «Чего это вы умываетесь посредине дня?» – спросила Вера. «Мы пришли к вам слушать дальше сказку»,- сказала Тина – вот еще это сказала, но больше не произнесла ни слова. «Ага,- подтвердила Вера.- Мы пришли слушать дальше вашу галамитью». – «Ты хотела сказать галиматью», – поправил Верещагин. «Что хотела, то и сказала,- ответила Вера.- Галамитья – это совсем другое слово». «У меня в детстве тоже так было,- вспомнил Верещагин.- Я сказал исподболья, а когда меня поправили, я – из самолюбия – стал уверять, что это совсем другое слово».- «Какое же это, интересно, другое, ваше исподболья?»-спросила Вера. «Когда смотрят с болью и как бы украдкой, будто из подболья»,- объяснил Верещагин. «Запутались вы,- сказала Вера.- Сами слов не знаете, а людей учите».- «Значит, вы пришли слушать сказку?» – спросил Верещагин у Тины. «Сказку? – переспросила Вера и с сарказмом хохотнула.- Это нескладуха, а не сказка. Разве бывают сказки про самого себя?» – «Разве это про меня?» – удивился Верещагин. «Что вы морочите голову? – закричала Вера.- Сами рассказывали: я пошел туда и сюда, а теперь говорите, что не про вас».- «Не про меня,- сказал Верещагин.- Это не я попал на Прекрасную Планету. Я там сроду не был». – «Вы, вы,- сказала Вера.- Я вас ни с кем не спутаю. Кто же еще?» – «Один негр,- объяснил Верещагин. – Только негр мог выдержать такую страшную жару. Вы помните – там все плавилось».- «Негр? – закричала Вера. – Что же вы сразу не сказали! Всё я да я, а про негра ни слова! Значит, он был черный?» – «Не совсем черный,- сказал Верещагин нерешительно.- Скорее всего, он был даже белый, но немножко негритянской крови в нем все же текло».- «Как это текло?» – удивилась Вера. – «А так,- сказал Верещагин.- Текло, и все. Мне надо умыться».- «С чего это вы умываетесь посредине дня? – опять спросила Вера.- Если запутались, так и скажите. А то – текло! Пошли, Тина! Я больше не могу слушать эту галиматью. Сил моих больше нет!»

«Галамитью,- поправил Верещагин.- Ты больше не можешь слушать галамитью».- «Это раньше – галамитью,- нашлась Вера.- А теперь вы порете настоящую галиматью. Что значит текло?» – «Этой Вере лишь бы поругаться,- обратился Верещагин к Тине.- Она злая, как двое». «Двое кого?» – спросила Вера. «Я должен сначала умыться,- сказал Верещагин.- Я спал».- «Вы спите днем, как маленький?» – спросила Тина – вот еще здесь она заговорила. «Вы меня разбудили,- сказал Верещагин, – Я и сейчас еще хочу спать».- «Вы объясните, что такое текло, или нет?» – закричала Вера.

Верещагин вернулся с полотенцем и мокрым лицом. «Одну минуту,- сказал он.- Я только вытрусь и тогда объясню вам, что значит текло».

Он бросает полотенце на диван и говорит: «Когда его мать была еще совсем юной девушкой, она любила одного негра. Этот негр жил где-то неподалеку и каждое утро проезжал мимо ее дома в дорогой машине – красной и сверкающей, как лакированный ноготь. Его знала вся Америка, он был ее гордостью. Он был певцом. Его называли: «Клокочущий Негр». Когда он пел свои знаменитые песни, в горле у него клокотало так, будто там бушевала расплавленная магма. Казалось, она вот-вот изольется из его раскрытого красного рта, как из кратера вулкана. Люди платили огромные деньги, чтоб попасть на концерт Клокочущего Негра. Девушка, о которой я рассказываю, огромных денег не имела и поэтому слушала знаменитого певца только с граммофонных пластинок. Зато видеть его она могла чаще других. Каждое утро она выходила к калитке и ждала. Негр проезжал мимо. Девушка смотрела вслед его машине, а потом шла домой и заводила граммофон. Так продолжалось ровно год. И вот однажды случилось невероятное: Клокочущий Негр затормозил у калитки, вышел из сверкающего ногтя и сказал, улыбаясь: «Что-то я не видел вас здесь вчера, мэм». Может, он ее не заметил, но не исключено, что просто выдумал предлог заговорить. «Я стояла здесь и вчера тоже»,- ответила девушка, удивляясь, что у нее хватает сил произносить слова. «О, видно, я слепну!» – воскликнул певец и громко засмеялся своей шутке, при этом в горле его заклокотала расплавленная магма. Прежде девушка слушала это клокотание только с пластинок, услышав же наяву, испытала страх, восторг и стыд, ей казалось, будто она украла дорогой билет в первый ряд партера. Певец заметил это ее смущение – как бы от воровства. Это очень важно, что именно как от воровства. Он наклонился и поцеловал девушку… Вот и все. Больше она не видела Клокочущего Негра – он перестал ездить мимо ее дома. Куда-то исчез. Чувства к нему постепенно остыли, и года через два-три девушка вышла замуж. Мужу она ни слова не сказала о своей первой любви – странной и почти ни из чего не состоящей. И сын, родившийся в положенный срок, тоже, конечно, ничего не знал о девичьем чувстве матери и поэтому очень удивлялся, видя во сне кокосовые пальмы, тропические ливни и незнакомый цветок альхидемус, растущий только на самой линии экватора – метр в сторону, и ему уже холодно, он увядает. Еще снилось сыну,- но позже, когда он уже стал взрослым,- будто сидит у тростниковой хижины в окружении чернокожих людей и под аккомпанемент тамтама поет клокочущим голосом странную песню… Так что он все-таки немножечко был негром, – вот что, Вера, означает текло,- ему приснилось однажды, будто он расколол череп живому крокодилу и пятерней выгреб оттуда маленький крокодилий мозг, целиком вместившийся в ладони, и долго возился с этим тепленьким студнем, что-то шепча, чем-то посыпая, ставя в глиняном горшочке на огонь. А потом окунул в горшочек стрелу и ушел в джунгли, ища, кого бы убить этой стрелой, но не нашел. Так что чуть-чуть негритянской крови в нем все же текло…»