Вчерашняя вечность. Фрагменты XX столетия

LVI Пир витязей в шатре над речной излучиной

26 августа

“Благослови, Господи, сей дом, и хозяев его, и трапезу”.

Окончен краткий спич духовного лица, взметнулся, помавая семо и овамо, просторный рукав чёрной шёлковой рясы.

Пауза.

“Ну-с, государи мои... – промолвил Игорь Валерианович, и общество, оторвавшись от созерцания пиршественного стола, обратило взоры к хозяину, – кх-гхм! Не будем омрачать этот маленький праздник последними новостями, вы, наверное, уже прочли речь этого, как его, так называемого президента... ужас, ужас, ничего другого не скажешь...”

Он вздохнул, и все вздохнули.

“Позвольте мне поднять этот бокал за...”

Все схватились за рюмки. Так некогда на крутом берегу Днепра княжеская дружина вздымала кубки с пенным напитком и дружно чокалась.

“Ах, хороша!”

“Отлично пошла!”

“За вас, за вас, Игорь Валерьяныч! И где это вы такую достаёте, поделитесь секретом!”

“Как там сказано, отец Савватий? Его же и монаси приемлют”.

“Так точно-с”. Тотчас налили по второй. Вилки пирующих тянулись к селёдочке, к свежему хлебу, к грибкам, ножи золингенской стали смело нарушили девственность ароматного сливочного масла. Ложечками из ваз загребалась икра, из овальных судков щедро накладывались на тарелки паштеты и винегреты.

“Позвольте огласить, – хозяин постучал вилкой о бокал, – повестку дня. Хотелось бы – как и обещал – ознакомить вас с новой моей работой, некоторыми новыми мыслями... буду весьма признателен за деловую критику. Это первое. Во-вторых, высокочтимый Олег Михайлович (кивок в сторону принаряженного Олега Двугривенного) доложит о проекте журнала. Дело, как вы понимаете, чрезвычайно ответственное. Думается, – здесь академик Курганов употребил привычный партийный оборот, – думается, что назрела необходимость”.

“Мы обязаны дать отпор”, – вставил Олег Двугривенный.

Игорь Валерианович несколько начальственно покосился на критика, помолчал, провёл холёной рукой по голубым усам и погладил раздвоённую бороду.

“М-да. Вот именно... Но прежде отдадим должное благам земным. Впрочем, прошу не слишком налегать на закуски, предстоит нечто более существенное...”

В эту минуту в углу из стоячего дубового гроба вновь пробили часы. Хозяйка дома выглянула из дверей. Немного погодя, ведомый Сусанной Ароновной, в сопровождении двух помощниц в кружевных наколках и передничках, въехал на колёсиках столик с большой эмалированной кастрюлей. И когда под изумлённый ропот публики была поднята крышка, густой пар, дивный дух шибанул, разнёсся по всему чертогу – это были пельмени, они самые, из тончайшего теста, сваренные в бульоне из костей, с начинкой из нескольких мяс, при этом лук и чеснок для фарша обязательно рубится ножом, никаких мясорубок! Хо-хо!

“Хе-хе...”

“Ничего себе, скажу вам...”

Сусанна Ароновна, в хлопотах вокруг стола:

“Вот сметана, вот уксус, перчик... маринованные грибочки. Масло, кто желает”.

“Мать честнáя... а это что?”

“Толчёный орех с баклажанами, в лимонном соусе, прошу...”

“О! а там что? – Бархатный баритон: – Господа, позвольте выпить”.

Игорь Валерианович, с кубком в руке, со слезами на глазах, воздвигся над пиршественным столом.

“Ваше императорское высочество, высокочтимый отец Савватий, дорогие друзья... Извините, не могу более сдерживать свои чувства... Не могу выразить, до чего я тронут. До чего счастлив встретить скромный мой юбилей посреди стольких милых мне лиц!”

Шум поздравлений перекрыл его спич. Встали с мест. Кто-то приблизился особливо чокнуться и облобызать именинника.

“Право, не ждал, что мне, в мои преклонные годы придётся пережить то, что все мы сейчас переживаем. В самые страшные, в самые опасные моменты нашей истории, которая совершалась на наших глазах, в годину войны, не было такого мрака, такого, я бы сказал, позора!..”

Старик опустил кудлатую голову и, казалось, раздумал пить.

“Господа, – кто-то робко подал голос. – Да что же это такое – пельмени остывают!”

“Но дайте же договорить Игорю Валерьянычу! Игорь Валерьяныч, просим”.

“Совершенно справедливо, – горько усмехнулся хозяин, – остывают, чтоб им ни дна ни покрышки! Выпьем, друзья мои, за то, чтобы весь этот морок, вся эта чёрная туча над небом отечества рассеялась...”

Звон бокалов, стук вилок покрыли его слова. Рассеялось впечатление от горестного тоста. Отчество академика приняло удобопроизносимый вид.

“Мастерица, надо сказать, ваша супруга, Игорь Вальян-ч... Отродясь не вкушал...”

“Истинная правда, Олег Михал-ч. Совершенно с вами согласен”.

“А как насчёт того-этого?..”

“Юные пионеры, будьте готовы”.

“Всегда готовы! Ах, хороша!”

“Где там у нас грибочки... Подать их сюда! Нет, до чего дело дошло, а? Намедни открываю „Литературную газету“ и читаю...”

“А кто автор? Ну, ясное дело”.

“Козёл вонючий...”

“Ничего не поделаешь, я вчера получил гороскоп, вы, прошу прощения, имеете представление о звездословии?”

“Чего? Понятия не имею”.

“Печальная, надо сказать, картина. Аспект планет сугубо неблагоприятен. Юпитер... известно вам, какую роль играет Юпитер?”

“Понятия не имею. Патиссончики ничего...”

“Покровительствует нашему отечеству, к вашему сведению. Так вот, представьте, повреждён соседством Сатурна”.

“Это как же понимать?”

“А вот так и понимайте”.

“Бредни всё это...”

“Не-ет-с. Не совсем. Нет, он всё-таки прав. Необходимо сплотить все патриотические силы. Дать отпор”.

“Эх... семь бед, один ответ. Положите-ка мне ещё...”

“Битте-дритте!”

“Как живёте-можете, ваше императорское высочество?”

“Вашими молитвами... вашими молитвами”.

“Если я правильно вижу сложившееся положение... шансы на восстановление законной монархии...”

“Возможно. Возможно”.

“Да ведь в том-то и закавыка, кого считать законным”.

“Великая княгиня Леонида...”

“Да какая она великая княгиня...”

“Из грузинского царского рода”.

“Да какой там царский. Седьмая вода на киселе”.

“Ну, не скажите”.

“У них там все князья. Если уж говорить, нам нужен наш, русский монарх”.

“Где ж его возьмёшь? Коли вся династия перебита”.

“Паштет, скажу я вам, что надо!”

“Ожидается высочайший визит”.

“Это кто ж такой?”

“Государь-наследник цесаревич и великий князь Георгий Михайлович, к нам, в Россию...”

“Откуда?”

“Хрен его знает...”

“Я попросил бы всё-таки не выражаться. Всё-таки, знаете...”

“Да, но как быть с дворянством”.

“С каким это дворянством, никакого дворянства больше нет”.

“Как это нет”.

“А вот так. Дворянство везде исчезло или исчезает. Только в других странах оно оставило наследника, а у нас...”

“Вы что же, считаете, что русский народ брошен, так сказать, на произвол судьбы?”

“Да-с, считаю”.

“Это что ж такое, а? Братцы! Жомини да Жомини, а об водке ни полслова!”

Глохнут, сливаются в общий гул голоса, алеют потные лица, пир вступил в заключительную фазу.

“Между прочим, совершенно неопровержимые данные. Игорь Вальян-ч, вы слыхали? Ельцин-то, оказывается, еврей! – На одну четверть, это известно. – Не на одну, а на три! – Ну и что? – Как это, ну и что. – Бредни всё это. – Ну, не скажи. – Братцы! Жомини да Жомини... – Вася! Я ведь её любил. А она... – Отец Кирилл, позвольте с вами чокнуться, так сказать, индивидуально... – Вот вы говорите, дворянство... – Слушай-ка, а кто это там, никак Двугривенный? – Да ведь ты с ним уже здоровался. – Что-то не припомню... – Трёхкопеечный. – Вот сука, и он здесь. – Повреждён Сатурном... – Нет, до чего дело дошло... – Господа! (Стук вилкой о стакан). Господа, Игорь Валерианович просит всех в кабинет”.