Просто спасти короля (СИ)

- Эх, хорошее название парень подобрал, прямо в яблочко! Стационарный бандит - лучше не скажешь! Вот, кто был князь Игорь, который каждую осень в полюдье за данью с войском ходил? Бандит и был! Но стациона-а-арный! То есть, сам сидел - других не пускал. А так, рэкет - рэкетом...

А теперь к твоей предъяве. Большие люди в конце восьмидесятых советский пирог поделили, честь по чести договорились, кому что отойдет. Кому Россия, кому Украина, кому Казахстан, кому Узбекистан этот сраный... Кому банки, кому нефть, кому газ, кому металл, кому энергетика... Очень большие люди. Даже мне до них - как до Пекина раком. И тут встревает какой-то капитанишка со своими архаровцами и палки в колеса сует! Прямо, как та вохра тогда у тебя на никелевом. Ну, и сам скажи, что мне с этим капитанишкой делать было?

И вот так это он меня в дерьме валяет, а мне и сказать-то нечего. Типа, все правильно говорит. Внутри все просто рвется от несогласия, а... а... Ну, нечем возразить и точка. А он смотрит на меня внимательно, не улыбается ни фига, а по-серьезному:

- Вот поэтому и поедешь ты сейчас себе спокойно к своим медведям, а не на два метра под землю. Потому, что и сам ты бандит. То есть, суть и опора государства. Государственный, можно сказать, человек. И правильно, что в Облдуме у себя сидишь, только таким там и место. А нужно будет - и повыше тебя двинем. Ибо на тебе и таких же, как ты, бандитах государство держится. Такими людьми просто так не разбрасываются. Золотой фонд!

Высказался вот эдак, стопку с документами снова к себе подвинул. Иди, говорит, до аэропорта тебя проводят. И точно. В машину посадили, с мигалками через всю Москву прямо к трапу самолета довезли, билетик вручили, адью мол.

- Только знаешь, - в задумчивости протянул Капитан, - у меня только личный капитал сейчас на восемьсот с лишним миллионов зеленью. А подконтрольных активов - раз в пять больше будет. И вроде бы при делах, и в почете, и с властями все нормально. А где что не так - всегда разрулить можно...

Но вот предложил бы мне сегодня кто все это поменять на шкуру Мирского, прибитую к дверям двухкомнатной хрущебы! Не глядя бы все отдал и в эту хрущебу переехал... За парней моих пострелянных. За крысиные бега мои вместо честной службы... Знал бы кто, как я всю эту свору ненавижу! У которой, кто сильный - тот и прав. А все остальные - просто падаль под ногами! Даже не так - просто добыча.... Хоть и сам вроде одним из них стал...

 - Вот ты сидишь тут передо мной, весь, мля, из себя образованный, что-то про себя понимаешь, студентов учишь... А для мирских - что наших, что заморских - ты ничто, говно, просто прах, если им ничего от тебя не надо. А если надо - законная добыча. И теперь они под свои бандитские понятия весь мир перекраивают. Вон, смотри, какой из капитана вооруженных сил СССР классный бандит получился! Перестройка, мля...

Так что, если у нас и вправду хоть один шанс будет, чтобы все это мирское говно, которое у нас кверху всплыло - обратно вниз удавить... Чтобы не бандиты правили миром... Короче, если поп не врет, если за выполнение миссии и впрямь любое желание стребовать можно... Ох, уж я и загадаю желаньице! Чтобы всей мировой сволочи, всем этим мирским власть их колом в прямой кишке встала!!!

Узники посидели несколько секунд, переваривая - каждый по-своему - неожиданное признание господина Дрона. Затем он продолжил.

- Вот не знаю, как это и объяснить-то. Вроде сейчас я и при делах, и в шоколаде. Правильно? А при советах был бы винтиком, и не самым крупным. Типа, никакого сравнения - выиграл от перемен, как немногие. Но вспоминаю я себя в курсантские времена или летехой в ЗГВ. Ведь не слепой был, весь советский маразм видел. И начальство, уже тогда приворовывавшее,  только в путь! И замполита институтского, который чуть нос свой пропитой от конспектов пожелтевших оторвет, так слова вымолвить не может. Да много чего мы тогда видели и понимали. Но это - с одной стороны.

А с другой стороны, хоть и не говорили много об этом, но было оно - ощущение причастности. К огромному передовому отряду в двести восемьдесят миллионов человек, который идет, понимаешь, впереди и торит дорогу всему остальному человечеству. Оступается. Ошибается. Выбирается из тупиков. Попадает на мины и ловушки. Но идет. И ведет остальных к счастью, к справедливости, к новой жизни.

- Типа, как у Платонова? К всеобщему счастью несчастных?

- А хоть бы и так! Было это, было... Как я вот сейчас только понимаю, даже у самых отпетых циников оно тогда где-то на задворках души имелось - это ощущение причастности и избранности. Причастности к будущему. И избранности будущим. Да... А сейчас бабки есть, а причастности к великому - нет.

Капитан на несколько секунд задумался, с удивлением пожал плечами...

- Пока наверх пробиваешься, об этом не думаешь. Живешь от стрелки к терке. Планируешь, договариваешься, обеспечиваешь, организуешь, пацанов в страхе божьем держишь, чтобы берега не теряли... Хорошо, ладно, выпер можно сказать, на вершину успеха. И куда мне это счастье? В кадушки солить?

Ведь что интересно! Вот тогда, в молодости... С одной стороны, все советские маразмы видел и понимал.  А с другой стороны -  причастность к великому. И нигде они друг с дружкой не пересекались. Прямо, как два параллельных мира какие... А ты вроде как и там, и здесь. Одной ногой в говнах советских. А другой - в великом передовом отряде человечества. И ни говны советские это великое не пачкают, ни великое их окончательно искоренить не может. Вообще никакого касательства друг к другу!  Вот как такое может быть?

Господин Гольдберг с каким-то новым интересом поглядел на своего спутника, чему-то утвердительно кивнул и, будто совершенно понятное и давно известное, буркнул:

- Кант. Шестое доказательство.

***

ГЛАВА 9

  в которой читатель знакомится с продолжением тюремных бесед господ

попаданцев, и в частности - с шестым доказательством бытия Божия;

 Винченце Катарине приходится поменяться  местами с господином

 Дроном и господином Гольдбергом, каковые после этого пленяют

графа д'Иври, получив от него все, что было нужно; Франция,

отпраздновав Рождество, начинает собираться в поход,

но  король  Ричард  вместо  этого отправляется в

Лимузен за сокровищами Генриха II .  

Иль-де-Франс, Замок Иври,

27 января 1199 года

- ... Кант, шестое доказательство, - спокойно, как нечто давно известное, вымолвил господин Гольдберг в ответ на странное признание своего сокамерника.

- Чего-чего? Причем тут Кант, какое доказательство? Ты, Доцент, себе мозги холодной водой не простудил?

- 'Мастера и Маргариту' смотрел?

- Чего это - смотрел? И читал тоже! - ожидаемо оскорбился господин Дрон.

- Ну, стало быть, беседу на Патриарших помнишь. 'Он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство' А?

- Ну, помню. А причем тут это?

- Да вот притом. Кант, это знаете ли..! Хотя, тему-то еще Давид Юм замутил.

- Чо за перец?

- Был такой шотландский философ. Пишет он, бывалоча, свой 'Трактат о человеческой природе', а сам все жалуется. Дескать, никакой логики нет у всех прочих философов. Читаешь их - пока толкуют об устройстве природы, о Боге, все вроде нормально. Но глазом не успеешь моргнуть, как они уже начинаю расписывать, что и кому ты в связи с этим должен. Как должен поступать и что должен делать. А с какой, спрашивается, стати?! Ведь из суждений существования никак не выводятся суждения долженствования...

- Так, а это переведи, будь человеком, на нормальный язык.

- А чего переводить, все вроде ясно. Скажем 'огонь - горячий', а 'апельсины - сладкие'. Согласен?