Золотая тетрадь

— Когда ты спала с мужчиной последний раз?

Элла смутилась, задумалась: «О ком он? О Джордже? Но Джордж не в счет, я его не любила. Я ненавидела его прикосновения».

— Я не знаю, — сказала она. И когда она это говорила, то поняла, что он хотел сказать: она переспала с ним из чувства голода. Лицо ее вспыхнуло, она быстро поднялась с коврика, отворачиваясь от него, а потом сказала таким голосом, который ей самой показался отвратительным: — Да на прошлой неделе. Подцепила на вечеринке мужчину и привела его к себе домой.

Она пыталась найти подходящие слова, вспоминала девчонок из той столовой времен войны. Наконец слова нашлись, и она сказала:

— Мужик что надо. Все при всем.

И она ушла и села, захлопнув с грохотом дверцу, в машину. Он забросил коврик на заднее сиденье, торопливо сел в машину и принялся сосредоточенно маневрировать, пытаясь выехать с поляны.

— Значит, так у тебя заведено? — поинтересовался он. Говорил Пол сдержанно и отстраненно. Она подумала, что если всего мгновение назад он задал ей вопрос сам по себе, как мужчина, то теперь он снова говорил с ней как доктор, к которому она пришла на прием. Она думала, что хочет только одного: скорее доехать до дома, и чтобы все это кончилось, и чтобы она наконец смогла прийти домой и расплатиться. То, как они только что занимались любовью, теперь в ее сознании было прочно связано с воспоминаниями о муже и о том, как ее тело сжималось и отдалялось от Джорджа, потому что сейчас ее душа сжималась и отдалялась от этого нового мужчины.

— Значит, так у тебя заведено? — снова спросил он.

— Что заведено? — она засмеялась. — А, понимаю.

И она посмотрела на него, словно не веря своим глазам, как на сумасшедшего. А Пол сейчас и вправду напоминал слегка помешанного, лицо его было искажено терзавшим его подозрением. Сейчас он уже вовсе не был доктором, ведущим прием, а был просто мужчиной, враждебно по отношению к ней настроенным. Теперь и она уже была настроена против него, и она зло рассмеялась и сказала:

— Все-таки ты очень глуп.

И больше они не сказали друг другу ни слова, пока не выехали на основное шоссе и не влились в густой поток машин, медленно ползущий обратно, в город. Тогда он заметил, уже другим голосом, по-товарищески предлагая мир:

— В конце концов, не мне тебя судить. Моя личная жизнь вряд ли может служить образцом для подражания.

— Надеюсь, я оказалась для тебя приемлемым развлечением.

Он выглядел очень озадаченно. Он казался ей глупым, потому что он ничего не понимал. Она видела, как он старается подобрать слова и, так и не высказав их, отбрасывает их как непригодные. И она не стала ему помогать, не дала ему возможности высказаться. Она чувствовала себя так, словно ей нанесли, и сделали это преднамеренно, один за другим несколько ударов, нацеленных куда-то прямо ей под грудь. От этих ударов ей было так больно, что она задыхалась, была почти готова хватать воздух ртом. Ее губы дрожали, но она скорее умерла бы, чем позволила бы себе при нем расплакаться. Отвернувшись от него, Элла какое-то время наблюдала за сельским пейзажем, который уже начал погружаться в тень и в прохладу, а потом она начала говорить сама. Она умела, когда задавалась такой целью, быть жесткой, злой, занимательной собеседницей. Она развлекала его изощренными сплетнями из журнальной жизни, рассказывала о делах Патриции Брент, и так далее, и так далее, при этом презирая его за то, что он позволил ей себя подменить и выставить напоказ поддельный образ. Она все говорила и говорила, а он молчал; и, когда они подъехали к дому Джулии, она быстро вышла из машины и оказалась у двери прежде, чем он успел ее нагнать. Она возилась с ключом, пытаясь вставить его в замок, когда он подошел сзади и сказал:

— А твоя подруга Джулия не смогла бы вечером уложить твоего сына спать? Если хочешь, мы можем сходить на спектакль. Нет, в кино, сегодня воскресенье.

Она буквально задохнулась от изумления:

— Но я не собираюсь с тобой больше встречаться. Неужели ты думаешь, что я буду с тобой встречаться?

Стоя сзади, он положил руки ей на плечи и сказал:

— А почему бы и нет? Я тебе понравился, и не имеет смысла притворяться, что это не так.

Элла не нашлась что ответить, это был не ее язык. И сейчас она уже не помнила и, даже если и постаралась бы, не смогла бы вспомнить, как счастлива она была с ним на лужайке. Она заявила:

— Я не буду с тобой встречаться.

— А почему нет?

Она яростно скинула его руки со своих плеч, вставила ключ в замок, повернула его и сказала:

— Я не спала вообще ни с кем очень долго. Не считая небольшого романа, который длился одну неделю, два года назад. Прелестный был роман…

Она увидела, что Пол поморщился, и это доставило ей удовольствие, потому что она сделала ему больно и потому что она лгала, роман не был прелестным. Но, теперь уже говоря правду и обвиняя его каждым атомом своей плоти, Элла сказала:

— Он был американцем. Он никогда меня не обижал, ни единого разу. Он вовсе не был хорош в постели, думаю, так принято у тебя говорить о таких вещах, да? Но он меня не презирал.

— Зачем ты это мне рассказываешь?

— Какой же ты глупец, — сказала она, весело и презрительно. И она почувствовала, как в ней нарастает жестокое и горькое веселье, разрушительное и для него, и для нее самой. — Ты говоришь со мной о моем муже. А какое он имеет к этому отношение? Что касается меня, я считаю, что вообще никогда с ним не спала…

Он засмеялся, горько и с недоверием, но она продолжала:

— Я ненавидела с ним спать. Это не в счет. А ты спрашиваешь, когда я последний раз спала с другим мужчиной? Конечно, все это предельно просто. Ты говоришь, ты психиатр, целитель душ человеческих, а ты не понимаешь даже самых простых вещей, ты никого не понимаешь.

И с этими словами она вошла в дом Джулии, захлопнула за собой дверь, прижалась лицом к стене и разрыдалась. Чувствовалось, что дом все еще пуст. Зазвонил дверной звонок, почти у нее над ухом: Пол пытался заставить ее открыть дверь. Но она оставила этот звук у себя за спиной и медленно, продолжая плакать, стала подниматься вверх, сквозь темный колодец дома, к маленькой яркой квартирке наверху. Теперь зазвонил телефон. Она знала, что это Пол, что он звонит из телефонной будки напротив ее дома. Она позволила телефонному звонку звучать долго и безответно, потому что она все еще плакала. Телефон замолчал, потом зазвонил снова. Она посмотрела на черную, компактную и безликую коробочку телефонного аппарата с ненавистью; она сглотнула слезы, собралась с силами, ответила. Это была Джулия. Джулия сказала, что она хотела бы остаться у друзей на ужин, она приведет ребенка домой позже и сама уложит его спать, и что Элла, если хочет, может вечером куда-нибудь сходить.

— Что с тобой? — донесся до нее по обыкновению сочный и спокойный голос Джулии сквозь пару миль лондонских улиц.

— Я плачу.

— Я слышу, что ты плачешь. А почему?

— Ах, эти чертовы мужчины, ненавижу их всех.

— Ну ладно, допустим, это так, но тогда лучше сходи в кино, это поможет тебе развеяться.

И Элле тут же стало легче, и то, что произошло, перестало казаться столь трагичным и значительным, и она засмеялась.

Когда телефон снова зазвонил через полчаса, она ответила, не думая о Поле. Но это был Пол. Он сидел в машине и ждал, сказал он, чтобы позвонить ей еще раз. Он хотел с ней поговорить.

— Не понимаю, чего мы этим добьемся, — сказала Элла, и говорила она холодно и в шутливом тоне.

А он сказал, шутливо и насмешливо:

— Пойдем в кино, и нам вообще не придется говорить.

И она пошла. Встретилась она с ним легко. А все потому, что она сказала самой себе, что никогда больше не станет с ним заниматься любовью. С этим было покончено. Она согласилась с ним встретиться, потому что отказаться, казалось, означало бы устроить из всего этого мелодраму. И потому, что его голос по телефону не имел никакого отношения к той жесткости, которую она прочла на его лице, склоненном над нею там, на поляне. И потому, что теперь они вернутся к тому, с чего начинали в машине, по пути из Лондона. Его отношение к тому, что он с ней сделал на поляне, попросту отменяло сам этот факт. Этого попросту не было, если это породило в нем такие мысли и чувства!