Новый Мир ( № 2 2007)

Впрочем, “смысл” этот — отнюдь не антисоветского характера. Мне довелось прочитать пару рецензий, трактующих картину как антисоветскую. Дескать, авторы показали, что система пришла в полную негодность и что герой Серебрякова по факту своей бездушной работы превратился в нечто неодушевленное, в монстра. Это, конечно, вздорная и плоская характеристика. Антисоветчики ищут поживу где только возможно. Попутно все уплощают и вульгаризируют. На самом деле ничего антисоветского в картине нет, и слава богу. Тут же не идеологическая работа, а художественная! Психологии, впрочем, в картине тоже нет. Равно как нет и экзистенциальной драмы. Говорить о “неодушевленности” кого бы то ни было в мире чистых фикций, в мире вторичных высказываний и криминального чтива — бессмысленно.

Как это сделано? Сделано со вкусом и с умом. Американские криминальные мифы — с неуемным движением, с приколами, со смехуечками, и вот уже Тарантино доводит американскую национальную поэтику до предела, его “Криминальное чтиво” и быстрое, и достаточно веселое. Напротив, позднесоветские тексты предъявляют нелегальную жизнь, будь то криминал внутри страны или шпионство за ее пределами, как нечто медленное, как рутинное, несмешное и тягуче-монотонное. Таков же и “Нелегал”.

Фильм Лебедева — Фрумина — попытка реконструкции через психомоторику, нечто совершенно противоположное методологии, допустим, Алексея Германа, но оттого не менее ценное. Не менее! Герман или Тарковский бережно воссоздают материальную среду, ставят на достоверность фона, а после подселяют в рукотворную фактурную среду пляшущих или чрезмерно сосредоточенных человечков. Словно бы запускают их в вольер, набитый фактурами под завязку. Но герои моего сегодняшнего романа, то бишь фильма, режиссеры Лебедев и Фрумин, идут от человеческого .

Аскетизм “Нелегала” обусловлен не столько бюджетной нищетой, сколько ясностью ума. Кстати, эмигрировавший впоследствии Фрумин сделал свои первые картины в далеких 70-х. Именно тогда в среде авторитетных ценителей искусств была потихоньку канонизирована манера, условно говоря, Тарковского — Германа: человек есть приложение к фактурам. Но сегодня подобный метод чреват архаикой, неэффективностью. Видны деньги, много денег. Фактуры, фактуры, изощренное движение камеры, техничные актеры пытаются наварить психологизма в голливудском ключе, однако пресловутая “достоверность” оборачивается претенциозностью, сигнализирует про идейную нищету. Бросается в глаза, что в фильмах с такой поэтикой не столько поработал художник, сколько размахнулся купец. В этом ключе сделана, положим, крайне неудачная картина Алексея Учителя “Космос как предчувствие”. Никакого Советского Союза там нет, а вот у Лебедева и Фрумина он есть.

Замечательное достижение отчетного фильма в том, что здесь нелегалами оказываются не одни лишь разведчики и секретные агенты, но все граждане страны! Едва ли не каждый персонаж играет навязанную обстоятельствами или органами роль, выдает себя за кого-то другого, притворяется или что-то скрывает. Метод, выбранный постановщиками, предписывает актерам играть легкий силуэт человека, не характер и даже не социальную роль, а полунамек; ни один человек не виден поэтому, что называется, в полный рост.

Допустим, в картине Учителя актеры знают своих персонажей досконально, играют со множеством психологических подробностей. И поскольку актеры там были невероятно сильные, техничные, то и получалось у них совершенно прозрачное общество, — а только разве советское общество прозрачное?? Все герои “Космоса…” — кристально ясные, картинка тоже подробная, проработанная до мельчайших деталей. Однако сюжет Александра Миндадзе странноватый, основанный на рифмах и на фигурах умолчания. Получилось чудовищное противоречие. Вроде того, которое акцентировано в популярном слогане: “Если ты такой умный, почему такой бедный?!” Или как это у Хармса: “Хорошие люди, а не сумели поставить себя на правильную ногу”.

Актеры “Нелегала”, за исключением разве что Алексея Серебрякова, известны куда меньше, нежели актеры “Космоса…”, однако же все они профессионалы экстра-класса! Смотреть на них и слушать их — одно удовольствие. Куратор главного героя от КГБ в исполнении Анатолия Петрова, все без исключения женщины и все без исключения мужчины гениально подобраны, разнесены по психофизическим характеристикам, но в результате собраны в гармоничный ансамбль. Речь, пластика — на высочайшем уровне. Полифония, гармония. Повторюсь, каждый из актеров “Нелегала” заново воссоздает образ советского человека, словно бы воображая его на наших глазах, будто бы импровизируя. Но при этом прислушиваются и приглядываются друг к другу, взаимодействуют, цепляются, искрят.

Кажется, у актеров этих нет никакой априорной информации о советском человеке и уж тем более никакого предубеждения, только предлагаемые обстоятельства: три-четыре немудреные фразы, пара жестов, такой же ни в чем не уверенный партнер(-ша) напротив. Работа на ощупь. Актеры играют невидимок.

Получается странная вещь. Это кино рассказывает про общество записных материалистов, про общество, с которым, как говорится, “все ясно”, но при этом актеры предъявляют неосязаемое измерение, своего рода метафизическое пространство. Выясняется, что ничего не ясно и что старинные советские люди ни своим критикам, ни своим доброжелателям по-настоящему не видны. Выясняется, что на многократно осмеянный и опущенный в последние десятилетия Советский Союз наброшено покрывало майи. Таким образом актеры реабилитируют тех героев и тех людей, на которых намекают и к которым силятся приблизиться. В фильме действуют не люди из плоти и крови, но некие бестелесные сущности, то ли падшие ангелы, а то ли персонажи сновидения .

Социальная механика здесь понятна: сомнительная легитимность советской власти, козни спецслужб, тотальный контроль, дефицит и прочее. Но люди, люди — они здесь непонятны, они не видны, а только намечены.

Только контуры.

Люди если и не вполне реабилитированы, то как минимум выведены из зоны тотального осмеяния. Людям выгорожена некая метафизическая территория. В кадре не вещи, не достоверные фактуры, но — голые стены, воздух. Чтобы дышали. У меня в памяти так и останется ключевой образ: люди, воздух. Гуманистический посыл фильма очевиден — нимало не солгав, ничего не утаив, нам вернули прошлое, пускай в превращенной форме. Превратили газовую камеру в кислородную подушку, идеологию — в метафизику.

Очень важный момент, который у нас не привыкли принимать во внимание. Советский Союз культивировал идею некой высшей человеческой общности, состоящей из совершенных людей коммунистического будущего — знающих себе цену и не знающих ни сомнений, ни скуки полубогов. А тем временем негордое западное общество скромно именовало себя “массовым”. Оно признавало и факт прозаизации жизни, и одномерность своего типового гражданина, и актуальность проклятой скуки . Западное общество ставило задачу “развлекать и отвлекать” едва ли не на первое место (см. понятие “индустрия развлечений”). Их массовая культура стремилась карнавализовать повседневность, максимально разнообразить ее, пометить все ее сегменты и все ее секунды. Советская мысль упрямо отрицала то очевидное обстоятельство, что СССР — типичное массовое общество XX столетия. Повседневностью не занимались из идеологических соображений, не занимались упрямо, последовательно, принципиально. То есть Советы из гордости (“У советских собственная гордость…”) не хотели замечать очевидного. Советская оптика была устроена так, чтобы не видеть собственного носа.

Выдающееся открытие Лебедева — Фрумина еще и в том, что их картина делает вышеупомянутую подмену явной. Ведь фабула “Нелегала” — это некая шпионская история, это детектив, это набор тайн и секретов. Подобные начальные условия должны были бы спровоцировать яркость и увлекательное разбирательство с интересным сюжетом, а на деле мы видим тупую тягомотную цепочку, цепочку несообразностей. Приключения так и остаются здесь на назывном уровне. И все потому, что позднесоветская социалистическая культура демонстративно с подобными сюжетами не работала, даже не пыталась их активизировать, чтобы впаривать потом первому встречному массовому человеку . Она никого не старалась заинтересовать, высокомерничала. Вот и получается теперь скучное, унылое повествование на материале из жизни заведомо интересных людей, разведчиков, — нонсенс! Не хватает языковых ресурсов? Все еще проще: наши разведчики, наши будто бы полубоги были на деле субъектами массового общества, а других образов, внеположенных этой скучной реальности, страна не наварила. В картине не видно ни одного полубога. Вероятно, нашим последним экранным полубогом был герой Евгения Урбанского из весьма выразительной картины Юлия Райзмана “Коммунист”.