Сколь это по-немецки

Я не говорила тебе, спрашивает она, что встречалась несколько дней тому назад с Гизелой.

Нет.

Она позвонила мне и пригласила на ланч.

Приятно провели время?

Ну да, прежде всего мы большую часть времени обсуждали тебя, самодовольно сказала она.

Делились приятными впечатлениями?

Она рассказала, что ты ее бьешь. Она не поднимала по этому поводу особого шума. Просто хотела, чтобы я знала. Это так?

Ну конечно. Регулярно.

Нет. Изредка. Выходишь из себя и отвешиваешь ей оплеухи. Это правда?

Ты задаешь мне эти вопросы для следующей статьи в «Тrеие»?

Нам обязательно ехать так быстро? спрашивает она.

Ты ей веришь?

Может, остановимся где-нибудь на минутку, чтобы насладиться видом? Здесь так красиво. И когда он послушно останавливает машину, она обнимает его и с тщанием запечатлевает у него на губах поцелуй, поцелуй, который он принимает как символ веры.

Итак, с улыбкой спрашивает она, что ты хотел узнать?

Однажды после особенно сильного ливня мостовая перед булочной Карла-Майнца на Гейгенхаймер-штрассе в Брумхольдштейне просела, обнажив искореженную канализационную трубу. Подобное не может не случаться. Такое может произойти где угодно. На самом деле винить в этом некого. Во всяком случае, Отдел общественных работ не собирался ставить это кому-то в вину — первым делом оттуда на следующий день прислали на место аварии инспектора, ремонтную бригаду из четырех человек и большой грузовик с оборудованием. Они оценили причиненный ущерб, сверились со своими картами и планами, временно огородили участок, перекрыли движение по улице и проложили мостки, чтобы покупатели могли добраться до булочной. С чем они, по всей видимости, справиться не могли, так это со зловонием. Когда в школе закончились занятия, многие ученики, привлеченные миганием желтых сигналов, собрались там, чтобы посмотреть, что стряслось, и остались поиграть, к досаде хозяев булочной носясь взад-вперед по временной деревянной конструкции, что вела ко входу в их заведение. Хозяин булочной прикинул, не закрыть ли свой магазин. Из-за вони торговля пошла на убыль. Всем не нравились неудобства и запах, который, стоило открыть дверь, наполнял булочную. Когда на место прибыла младшая Гизела, владелец булочной стоял за стеклянной дверью, мрачно глядя на учеников. Дождь не прекращался.

Естественно, что в небольшом, четко функционирующем городе обо всем тут же доложили мэру, и после полудня он по долгу службы показался на месте происшествия. Осмотрел искореженную мостовую, лопнувшую трубу, отпустил своему помощнику несколько замечаний касательно запаха и, будучи опознан и отловлен владельцем булочной, с некоторой неохотой зашел к нему в магазин. Ну и история, сказал он жене хозяина. Но мы быстренько все это починим. Как говорят мои люди, они ожидали, что это может случиться. Ну а почему же, позвольте узнать, они ничего не сделали, чтобы это предотвратить?

Это замечание вызвало у собравшихся в булочной людей одобрительные кивки. Теперь, когда прибыл мэр, здесь оказалось множество народа.

Я говорил инспектору, что заметил трещины в мостовой, три недели тому назад. Я сообщил об этом, но никто так и не пришел, сказал хозяин.

И вот к чему это привело, откликнулся мэр. Завтра утром у меня на столе будет отчет. Я позвоню вам, как только узнаю, долго ли это продлится.

Если бы только они нас послушали, заметила жена булочника. Мы пару раз сообщали о трещинах. Я говорила мужу… подожди немного — увидишь… не успеешь оглянуться, как мостовая провалится, точно тебе говорю…

Это из-за проливного дождя, объяснил мэр. Столько воды. А трубы проржавели…

Но мы видели, что к этому идет, сказал хозяин булочной. Нам было видно. Мэр сочувственно кивнул.

На самом деле враждебности к мэру никто не испытывал. Он, в общем-то, всем нравился. К тому же они с женой взяли за правило делать покупки в небольших магазинах. Ясно, что какими бы ни были причины несчастного случая, винить в нем нужно не мэра. Если уж на то пошло, сообразили прохожие, мэр нажмет на Отдел общественных работ, чтобы завершить ремонт как можно быстрее.

Мэр ездил на «ауди» 1975 года. Он предпочитал чуть старомодные темно-серые или синие деловые костюмы в тонкую полоску. Изредка, по случаю какого-нибудь праздника, надевал яркий галстук. Как и Хельмут, он стригся в парикмахерской рядом со школой. Ученикам два раза в месяц случалось, расходясь после занятий, видеть мэра, своего мэра, в кресле парикмахера за обязательной стрижкой. Если он замечал Гизелу, он всякий раз махал ей рукой. У Гизелы были светлые волосы, и она походила на свою мать. К десяти годам она уже успела привыкнуть к власти, могуществу и поэтому никогда не робела при мэре, которого, останавливаясь у своего отца в Брумхольдштейне, видела, если разобраться, несколько раз в неделю. Достаточно смутно сознавая, что значит быть мэром, она не имела четкого представления, как сравнить важность этого занятия с важностью отцовской профессии.

В доме отца в Брумхольдштейне не найти ни одной фотографии ее матери. И точно так же фотографии ее отца таинственно исчезли из их дома в Вюртенбурге.

Через год-другой мы предпримем с тобой долгое путешествие, обещал ей Хельмут. Первым делом отправимся в Америку. Я покажу тебе Большой Каньон, а потом мы посмотрим: может, нам удастся разыскать нескольких ковбоев.

А Магнус с нами тоже поедет?

А ты этого хочешь? спросил Хельмут. Вполне разумный вопрос.

Хочу ли я этого? спросила она и ни с того ни с сего залилась слезами.

Сменяя друг друга, бригада из четырех человек взламывала двумя отбойными молотками бетонные плиты мостовой вокруг провала, а тем временем вторая группа, состоящая целиком из иностранных рабочих, которые едва могли объясняться по-немецки, убирала куски бетона и сырую землю, обнажая массивную канализационную трубу, пока помпа откачивала со дна траншеи воду. Окна булочной, как и окна всех остальных магазинов, покрыла тонкая пелена серой пыли. С деревянного помоста все расширяющуюся траншею разглядывал скучающий начальник смены. Для движения улица была закрыта. Хотя проржавевшую канализационную трубу залатали, в воздухе все еще висел отвратительный запах.

Хельмут работал во временном офисе у себя дома, когда вернувшаяся из школы Гизела стремглав взбежала по лестнице с известием, что землекопы отрыли могилу, по словам некоторых — братскую могилу немецких солдат, убитых в войну русскими.

Неувязка этой теории, заметил Хельмут, в том, что русские не дошли до Брумхольдштейна — или Дурста, как он тогда назывался.

Гизела непонимающе уставилась на него. Значит, это были американцы?

Американцы, или французы, или англичане, но вряд ли они встретили в Дурсте хоть какое-то сопротивление.

А что сказала в классе фрейлейн Хеллер? Или она об этом не упоминала?

Она сказала, вздор. Она сказала, что не хочет говорить об этом. Сказала, что в войну погибло множество людей, и это так ужасно.

Как ты смотришь на то, чтобы Эгон и его приятельница-фотограф остановились у нас?

Она ухмыльнулась. А тебе за завтра кто-нибудь вставит двери?

А что, разве плохая идея?

Не знаю, сказала она. Я уже почти привыкла спать в комнате без дверей.

Когда Гизела ушла, Хельмут откинулся на спинку стула, внезапно охваченный необъяснимой апатией. Телефон звонил и звонил, пока наконец к нему не подошла Гизела. Подняв трубку, он услышал, как Гизела возбужденным пронзительным голосом объясняет своей матери, что тела в братской могиле, возможно, немецкие, а возможно, и нет, и что, так как у них останавливаются Эгон и его подруга, он, Хельмут, решил ради них вставить новые двери.

Двери? Двери? Ты хочешь сказать, что в доме до сих пор нет дверей? Не верю. Затем, ощутив его присутствие, Мария резко спросила: Хельмут, это ты, Хельмут?

Пять дней тому назад рядом со школой просел участок мостовой, а спустя три дня во время ремонта лопнувшей канализационной трубы кто-то вполне заслуживающий медали обнаружил братскую могилу, сообщил Эгону и Рите Хельмут. Пренеприятная история. Судя по тому, что мы знаем, в этом месте закопана сотня, если не тысяча, людей. Судя по тому, что всем известно, весь Брумхольдштейн расположен на одной большой братской могиле. Во всяком случае, как вы можете догадаться, при нашей традиционной основательности, прежде чем починить мостовую, мы должны обследовать могилу. Все жалуются.