Слово

Стив Ренделл прервал печатание, еще раз просмотрел четыре готовых страницы и пролистал свой желтый блокнот. Каракули напомнили, насколько сильно вдохновили его встречи со специалистами и учеными с первого этажа. В большинстве своем это были люди, имеющие в жизни прямую цель. Каждый из них, в отличие от него, казалось, любил свое дело и нашел его смысл.

Когда же Ренделл пересматривал свои заметки еще раз, ему занятиям помешал громкий стук в дверь.

Тут же дверь открылась, и Уилер сунул голову в комнату.

— Рад видеть тебя за работой, Стив. Очень хорошо. Только уже пора обедать. Готовьтесь ко встрече с тяжелой артиллерией.

АРТИЛЛЕРИЯ КРУПНЕЙШЕГО КАЛИБРА

За огромным овальным столом сидело десять человек, их разговоры же представляли смесь английского и французского языков. Хотя у Ренделла французский хромал, он открыл, что понимает чуть ли не каждое слово. И услышанное заставляло его испытывать танталовы муки.

Обстановка обеда, который обслуживался двумя официантами — главными блюдами были черепаховый суп и рыбное филе «а-ля-тюрбо» с побегами аспарагуса — не мешала разговорам. Они звучали постоянно, слова подстегивали рождение новых бесед, до и во время еды.

Когда же на десерт были поданы фруктовый салат и кофе, Ренделл посчитал, что уже может отличить одного гостя от другого и ясно идентифицировать их в собственной памяти. Сидя между Уилером и Эмилем Дейчхардтом, Ренделл еще раз осмотрел тяжелую артиллерию. Равно как и Уилер, рядом с которым сидел преподобный Вернон Захери, так и рядом с каждым из зарубежных издателей сидел его личный консультант.

Сразу же за доктором Дейчхардтом сидел доктор Герхард Траутманн, профессор богословия из «Рейнского Университета Фридриха-Вильгельма» в Бонне. Ренделл подозревал, и это подозрение его весьма веселило, что доктор Траутманн специально подстригал свое монашеское полукружие волос, чтобы сделаться похожим на Мартина Лютера с самых известных гравюр. На кресле рядом с Траутманном сидел сэр Тревор Янг, английский издатель, выглядящий моложе своих пятидесяти лет, аристократичный до мозга костей, обменивающийся с соседями по столу малозначительными замечаниями. Его консультант по богословию, доктор Джеффрис, пока что оставался в Лондоне или Оксфорде.

Ренделл повел взгляд дальше. Вот мсье Шарль Фонтэн, французский издатель — миловидный, живой, было в нем что-то лисье, достойное эпиграмм. Уилер шепнул, что Фонтэн весьма богат, у него имеется великолепная резиденция на авеню Фош в Париже, и он вхож в самые высокие круги чиновников Елисейского дворца. Сразу же за Фонтэном сидел его консультант-теолог, профессор Филипп Собриер из Коллеж де Франс. Ученый выглядел невзрачным, потертым, каким-то скованным, но, слушая его, Ренделл подозревал, что пугливая мышка, превратившись в филолога, может и клыки показать.

Далее был синьоре Луиджи Гайда, итальянский издатель из Милана, удивительно похожий на папу Иоанна XXIII. Все его четыре подбородка свисали брыжами, при разговоре он брызгал слюной и гордо хвастался своими многочисленнейшими периодическими изданиями, выходящими в Италии, личным реактивным самолетом, на котором он привык летать, путешествуя по собственной финансовой империи, и верой в методы американского бизнеса. Именно синьоре Гайда первым узнал про находки профессора Монти в Остиа Антика. Он тут же сообщил о них доктору Дейчхардту в Мюнхен, который, в свою очередь, и организовал этот библейский издательский синдикат. Последним за столом сидел консультант Гайды, монсиньор Карло Риккарди, обладающий могучим интеллектом церковник, чье топорно вырезанное лицо, орлиный нос и простая, грубая сутана делали его неприятным на вид. Связанный с римским «Понтифико Институто Библико», он был неофициальным представителем Ватикана в «Воскрешении Два».

Когда Ренделл глядел на итальянцев, в голову ему пришел вопрос.

— Синьоре Гайда, — спросил он, — вы католический издатель. Как же вы можете участвовать в производстве протестантской Библии? И вообще, неужели вы ожидаете, что ее можно будет продавать в такой католической стране как Италия?

Итальянец удивленно воздел руки, все его подбородки заколыхались.

— Но ведь это же совершенно естественно, мистер Ренделл. У нас в Италии имеется много протестантов, весьма уважаемых людей. В настоящее время протестантские Библии только начали печататься. Как я могу заниматься ими? А почему бы и нет? Католическим издателям для публикации Библии нужна имприматура — разрешение на печать, но вот в печатание протестантских Библий Ватикан не вмешивается.

— Дорогой Гайда, позвольте-ка мне объяснить мистеру Ренделлу. — Это подал голос монсиньор Рикарди, после чего он обратился непосредственно к Ренделлу:

— Возможно, что сказанное мною сейчас, позволит объяснить мое участие в этом проекте. — Какое-то время он, казалось, формулировал то, что собирается сказать, затем продолжил:

— Мистер Ренделл, вам следует знать, что между католической и протестантской версиями Библии различий немного, если не считать Ветхого Завета, в который мы, в отличие от наших протестантских друзей, включаем в качестве священных некоторые апокрифические книги. Другими словами, наши библейские тексты в большинстве своем одинаковы, если не считать богословских оттенков. Вообще-то, во Франции уже имеется общая католико-протестантская Библия, что могут подтвердить мои друзья: месье Фонтэн и профессор Собрьер, а так же два наших католических богослова сотрудничали в этом издании с французскими протестантами. Вы удивлены?

— Да, конечно, — согласился с ним Ренделл.

— Тем не менее, это так, — заявил монсиньор Рикарди, и в будущем подобных совместных изданий будет больше. Понятно, что эта отдельная Французская Библия нашей имприматуры не получила, равно как и первое издание «Международного Нового Завета». Но мы интересуемся совместной деятельностью и собираемся сотрудничать дальше. Дело в том — ладно — осмелюсь сообщить вам в тайне, что мы готовим наше собственное издание «Международного Нового Завета», и эта новая версия будет переведена по-новому, чтобы соответствовать нашим собственным доктринам. Это единственный момент, по которому мы расходимся с нашими протестантскими друзьями.