Невыносимые противоречия (СИ)

- Какая буря?

- Старый заскорузлый ядовитый гнойник вот-вот прорвёт.

- Кто заказал тебе разоблачение фонда?

- Американка, - отмахнулся Ансельмо. - Ты же знаешь, какие они тупые, самодовольные и зацикленные на своих моральных принципах? Хотя откуда тебе знать. Так вот, американцев возбуждают только две темы. Наркотики и торговля людьми. Это для них самые страшные и тяжкие преступления, об этих преступлених они пиздят громко и постоянно. Больше их ничего не интересует. Думай о торговле наркотиками и людьми, чтобы не думать ни о чем другом. Наплюй на причины. Это основа мировозрения благополучного мира. Потребители видят то, что хотят видеть. Потребителям из благоустроенного мира нужны телевизоры, микроволновки, новые машины, компьютеры, айпады и айфоны. А чтобы обыватель благополучной страны мог себе всё это позволить, обязательно должны существовать страны, где людям платят копейки за то, что они круглосуточно и без выходных собирают эти микроволновки, айпады, айфоны. Собирают за копейки и живут так бедно что вынуждены торговывать наркотиками и продавать своих детей в рабство.

- Как зовут американку, которая рассказала тебе о фонде?

- Миа Фергюс. Она журналистка.

- Я знаю её, - сказал Франц. - Видел в офисе фонда на следующий день после его создания.

- Тогда она спала с Лонарди, чтобы подобраться поближе к его секретам, - отмахнулся Ансельмо.

- Спасибо, - Франц пожал ему руку. - Скажи свой эмейл, и я перешлю тебе подробную информацию по счетам фонда. Можешь использовать её, как пожелаешь.

- Кому она нужна? Цена ей сейчас, как траве. Хотите? - он помахал бурым пакетиком.

Франц покачал головой, а Генри протянул руку.

Когда они направились к двери через комнату забитую матрасами, Ансельмо закричал неожиданно громко:

- Подъем народ! Поприветствуйте своего нового короля!

Полуодетые люди разлепили опухшие веки и заёрзали. Франц отвесил глубокий поклон. Этот шутовской жест помог Генри осознать насколько по-разному на них с Францем действует трава. Франца еще пёрло, а Генри почти полностью проветрился.

Ансельмо довел их до двери и похлопал по спинам. Генри увернулся и первым ступил на темный балкон. Синее небо над каменным колодцем, во дворе тень настолько густая, что не рассмотреть машину. Проход по внешнему балкону заслоняли мешки и тряпье, будто с наступлением сумерек все жильцы дома выставляли в общий коридор хлам из квартир.

Машина оказалась на месте и цела, если не считать погнутого - битой? - багажника и разбитого окна. Ныряя в салон, Генри пытался угадать, о чем сейчас думает Франц. К сожалению, по выражению лица Франца невозможно было определить насколько он удивлен, потрясен и расстроен.

Вечерний город напоминал стадион перед рок-сценой. Светофоры, фонари и светящиеся окна - словно зажигалки и включенные телефоны в руках зрителей. Обычно их поднимают над головами, когда музыканты затягивают самую сентиментальную песню альбома. Генри покрутил кистью, проверяя свободу движений.

- Смотри на дорогу, - напомнил он Францу, когда тот повернул голову. Миг в машине было так тихо, что слышно дыхание, а потом они оба рассмеялись.

- Я думаю, это Лонарди слил Миа Фергюс информацию о фонде. Мой отец открыл фонд на мое имя в рамках предвыборной компании. Он хотел повысить свою популярность перед грядущими выборами, - Франц поморщился. Думал ли он как и Генри, что благотворительность дешёвый пиар для президента, способного влиять на законодательство? - Лонарди не было смысла красть деньги, если он сам участвовал в махинациях фонда.

За плечом Франца проплыл универмаг, за освещенной витриной корчились манекены.

- Я встречусь с Миа Фергюс. Хочу услышать её версию событий. Скорей всего, Лонарди подставили так же как меня. Подставили с целью очернить моего отца.

Подходит ли Лонарди на роль невиновного? Он не сделал Генри ничего плохого, но Генри испытывал к нему неприязнь. Генри тряхнул головой, по большому счёту ему насрать на фонд, Освободительную Армию, торговлю наркотиками и людьми. Плен сделал его равнодушным, сузил интересы, ограничил способности оценивать, судить и делать выводы. Единственное, чего он хотел, это быть с Францем честным.

- Луиза. Луиза Гудисон, помнишь, она была на приёме во дворце? Вышла на веранду, когда мы целовались.

- Помню.

- Она была со мной в джунглях. Она помогла мне выжить, помогла бежать.

- Она тоже заложница?

- Нет, те, кто похитили меня, освободили её. Полиция арестовала её на демонстрации и привезли в тайную тюрьму. Касто пытал её, отрезал ухо, заставил смотреть на расстрел других арестованных.

- Тайная тюрьма? - переспросил Франц.

- В Дома Офицеров. Я слышал, туда можно попасть, если ты просто сходил на митинг в университете, общался не с тем, с кем следовало, пишешь курсовую у профессора, который сотрудничает с Международной амнистией.

- Завтра попрошу Рамиреса проверить.

- Хорошо, - согласился Генри.

Франц остановил машину перед похожим на двухэтажный барак здание. На первом этаже горел свет, в комнатах двигались, шатались, толкались человеческие фигуры.

- Что здесь? - спросил Генри.

- Частный пансион. Спецы ютуба по дешевым путешествиям советуют снять в нём номер, если ты студент и путешествуешь с пустыми карманами.

- Никогда не останавливался в таких местах, - усмехнулся Генри щербатой арке над входом. В коридоре выкрашенном акриловой краской мигала тусклая лампа и пахло жаренными овощами.

Хозяйка была худой женщиной с опухшими кистями и щиколотками. Вместе с ключом вручила им чистое постельное белье и полотенца. Предложила доплатить за ужин, телевизор, интернет и горячую воду. Глядя как Франц расчитывается, Генри задавался вопросом сколько налички он успел снять, прежде чем отец заморозил его счета.

О том, чтобы взять две комнаты Франц не заикнулся, и Генри расценил это как новый виток сближения и доверия. Раскачивая бутылкой, он поднялся за Фрацем на второй этаж и переступил порог пятиугольной комнаты с волнистыми стенами и такими же неровными диваном и кроватью. При взгляде на убогую обстановку Генри охватило веселье. Глотнув рома, он поставил бутылку на мелкий пыльный стол и шагнул к Францу. Прижал его к стене и поцеловал. Ему почудилось, или Франц вздохнул с облегчением? Подался навстречу?

Пульс и дыхание у обоих ускорилось. Но в этом ускорении скрывалось спокойствие особого рода. Генри снова стал таким как прежде. Сейчас он двигался, чувствовал и даже думал, как раньше, до плена. Никакой тебе дрожи и страха.

- Он спросил тебя про твой первый поцелуй, а ты ничего не ответил, - кончиками пальцев Генри касался скул, ушей и шеи Франца. Искал пульс, наслаждался сердцебиением и дыханием, упругостью кожи и пробивавшейся из-под неё щетиной. - Сколько тебе было лет?