Перевод показаний
Перевод показаний читать книгу онлайн
Свой последний роман букеровский лауреат 1994 года Джеймс Келман (р. 1946) писал семь лет. Примерно столько же читателям понадобится, чтобы понять, о чем он. «Настоящий текст представляет собой перевод показаний, данных тремя. четырьмя или более людьми, которые проживают на оккупированной территории либо в стране, где задействована та или иная форма военного правления». Босния, Заир, Шотландия, Россия, США – «террортория» может быть любой…
Оруэлловская метафора, написанная языком Андрея Платонова, доведенным до крайней степени распада. Самая загадочная книга шотландского классика, подводящая итог всему XX столетию, – впервые на русском языке.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Да, я улыбаюсь. Я в безопасности, вот и все, она во мне. Это не кончилось. Мне все равно, так не так. Если это существенно для меня, так что это. То, что мужчина от женщины.
Когда она разговаривала со мной. Я говорил, она это делала, да.
Может она что и рассказывала, я не знаю, что это могло быть.
Я могу говорить, говорить не говорить, у меня нет сил. Я бы поспал, если можно поспать, то я бы поспал.
И если она придет ко мне, она может прийти, среди шума других, которые тоже могут спать, во сне, среди сонных шумов.
Я улыбаюсь, в ее память, в память о ней, я улыбаюсь теперь, со мной не память о ней, со мной она, и руки у нее сложены там, она всегда такая, живая, и улыбается мне, присутствует здесь, и сейчас, сейчас.
Это был взгляд, этот вопрос. Я бы сказал это, мужчина, как человек. Беззакония существуют.
Беззакония существуют. Беззакония практиковались. Говорю это теперь. Если вы способны услышать. Нужно, чтобы меня услышали.
Для других тоже, это было бы обращением к ним. Методом обращения, как он практиковался. Я не питаю сомнений.
Мы были разными. Что есть идентичность, одного одному, другому, одного другому. Если он думает это я, это не так, он ничего не знает
Я могу ошибаться, она может ошибаться, могли.
Я ошибаюсь и сейчас. Сейчас я не ошибаюсь. Я могу ошибиться. Могу это сказать. Но в той стране это было от их лица, вот потому я там и был, и она тоже. Я не говорю, что не от своего тоже, этого я не говорю
Я тогда мог ошибаться.
Конечно. Я ошибался. Что можно признать. Ошибку. Конечно, ошибка, мы все ошибаемся, и я ошибался. У людей имеются мысли, и у него были. Он был мужчиной. У мужчин имеются мысли. Другой причины не знаю.
Человечность вот причина. Ну расскажите мне.
Существует нечто, так можно сказать, о ее людях. А что про нее. Можно также сказать об их детях, сказать это, как о них
как о них.
Все, что я должен был знать, мне было известно. Если бы я пожелал, то мог бы узнать и больше. Возможность изучить мне предоставили бы.
Был еще другой коллега, о котором предмет расследования. Если я должен сказать, это так говорить нельзя, я не могу.
Что я должен сказать, как это может быть сказано, в какой форме, как это можно осуществить
Работа моего ума
может я должен говорить о моем уме, о его емкости, полной емкости, об уме и его работе
Что есть хорошая емкость. Полная емкость.
Нас поощряли к ознакомлению с концепцией.
Нас двоих, меня ее. Также, существуют ли усилия, о которых мы говорим. О них уже говорилось. Когда? Между мною и ей. Мои усилия и ее
Я теперь понимаю, что для полноты успеха им требовалось, чтобы мы верили в общность почвы, что она существовала.
Почва есть почва.
Эту почву можно назвать землей. Некоторые так и называют. Я не могу, не могу объяснить, про эту почву, как она может оказаться землей. Потому что земель так много! Человек должен знать все земли. Наша второсортна, всегда, и для всех. Я знаю все языки, я уже говорил, и потому я второсортен. И для всех людей, если это существенно, то существенно, хоть это не было так, не так и сейчас.
Другие и эти люди. Этот другой, предмет расследования.
Тела. Еще говорят труп, трупы.
Я или мы. Я их видел, осматривал одного за другим, видел и этого, и второго, и третьего. Я думаю, да, я тоже отец и для всех этих людей.
Мы становимся отцами [матерями]. Отцами, но не родителями. Я могу быть отцом. Я и есть отец [мать]. И я не родитель, не являюсь родителем. Я, убийца детей.
Я убийца. Убийца детей.
Эти вопросы, мы ставим их, спрашивая себя
Такая вера есть императив. Мы ее теперь принимаем. Я тоже ее принимаю. Теперь. А как это было тогда. Может и тогда, как теперь, ибо так могло быть. Мы хорошие логики, убийцы
И также я был осведомлен об этих других. Она тоже была одной из таких. Это началось с их разговоров, как они этого достигнут. Они размышляли про нас, о нас, о нашем знакомстве с ними, с их собственными людьми, как это должно их порадовать. И также об их знакомстве с моими людьми.
Так они себе это думали,
они знали моих людей, так они думали, близкое знакомство, так они думали. Но в этом те люди были дураками, тогда, как и сейчас.
Я к ним зла не питал, и все-таки это было лицемерие. Это лицемерие не было ни забавным, ни оскорбительным. Их способ описания моих действий перед лицом равных нам, возвещающим о свободе и о ее цене, и чтобы обрести ее, я стал их сообщником.
Может они думали так напасть на меня, но как они могли, я не понимаю. И все же напали. Я был бы на рубеже, и там бы меня удержали. Меня окружали коммуникации. Я был на том периметре, вроде как жил там. А у них имелись вещи, которые они могли потерять, коммуникация с таким, как я, могла привести их к этому исходу. Ну и понятно, они противились довериться мне. Который возложил бы ответственность, выдвинул бы обвинения.
Тушераздирающе.
Мне эти люди не нравились. Быть может, я ожесточился. И я им не нравился. Они не имели ко мне уважения. Они видели горы, я видел горы, они видели горы своего дома, как и я тоже, да, я видел дом, как они говорят «их», их горы, я могу сказать «мои», мои горы, наши горы, они говорят земля, я говорю почва. Они ничего не знали о моем языке и все-таки верили, что знают, верили по невежеству. Их научили, будто они знают, дали знакомство с этим языком, и все же я был второсортен, становился таким, как и она тоже
а после
Мне эти люди не нравились.
Тушераздирающе, так я это услышал.
Чем может быть насилие, растление. Мы можем знать все слова, слова всех языков. И что тогда они значат, мы выносим об этом суждение.
Я был второсортен, она была второсортна
54. «это правда»
Я не могу сказать о начале или началах, если и существует причина всего, я ее не усматриваю. Есть события, я говорю о них, если я должен о них говорить, то вот, если я вправе сказать.