Делай со мной что захочешь

Он выглянул в окно и посмотрел вниз на улицу — такого влажного, мягкого солнечного света он ни разу не видел на Севере, и он подумал: как хорошо, что его контора находится на втором этаже, над закусочной — пожалуй, безопаснее на втором этаже.

Люди стали по очереди заходить, чтобы потолковать с ним; целая толпа образовалась на лестничной площадке.

День накалялся.

Он делал записи, слушая черного юриста, человека из Джексона, который ерзал и потел. На столе царил ералаш — Джеку то и дело приходилось все перерывать в поисках нужных бумаг, и он сбросил на пол несколько ксерокопий; черный нагнулся и поднял их.

— Тут нужен вам не я, а Боб Эфрон — это священник там у них…

— Я знаю, но он не хочет со мной говорить, — сказал Джек. — Когда я ему звоню, к телефону всегда подходит кто — то другой и говорит, что передаст ему, но он ни разу еще мне не позвонил. Как раз сейчас я велел одной из девушек позвонить ему домой, но он явно не хочет нам помочь.

— Не совсем так. Дело в том, что год назад он участвовал в акции, аналогичной той, которую вы сейчас затеваете, и…

— Я знаю, — сказал Джек.

— И он до сих пор ощущает последствия — собственно, как и все остальные, — сказал черный. — Вы должны это понимать.

— Я понимаю, — сказал Джек. — Значит, вы не можете помочь мне добраться до него, нет? Хорошо. Я благодарен вам за информацию. А что происходит с вами, как ваши дела? Вас отпустили на поруки?

— За пятьсот долларов — такую определили сумму залога, — угрюмо пробормотал черный.

Только тут Джек внимательно посмотрел на него: он не без удивления увидел, что черному всего лет тридцать — значит, совсем молодой человек. Джек не уловил его имени. И, пока черный принялся объяснять свое сложное, запутанное дело, Джек пробежал взглядом перечень имен на отпечатанном листе бумаги, лежавшем перед ним. X — получил удары по голове, арестован за то, что «мешал движению на тротуаре», «оказал сопротивление при аресте», тюрьма округа Лайм… X — «нарушение правил езды, имеет долговое обязательство фонду ПГС [5], подлежащее оплате 15/VII, местонахождение неизвестно… X — член НАРЦН [6], город Джексон, штат Миссисипи, арестован за «противозаконную практику» — вот это то, что нужно. Фамилия — что-то вроде Портер, Поттер. Печатные буквы были смазаны и Джек заколебался — назвать его Портер или Поттер?..

— С тех пор как мы начали бойкот, аресты так и посыпались, — говорил тем временем клиент, жалобно, однако не без хвастовства. — Некоторые, похоже, быстро выберутся, а вот что со мной будет? Они хотят лишить меня профессии — это не просто удар из-за угла, сейчас они как бы заставляют меня бросить все и уехать — я хочу сказать: полиция заставляет; к примеру, мистер Моррисси, когда посланный шерифа явился ко мне с повесткой, у него было с собой ружье, я хочу сказать, он держал его наготове, понимаете, мистер Моррисси, наготове? Он вошел с ружьем прямо ко мне в контору и говорит: «Эй, смотри не вынуждай меня пристрелить тебя при свидетелях, слышишь?» — этакая забавная шуточка. С вами такое когда-нибудь бывало?

— Пока еще нет, — неприязненно заметил Джек. — Но я слышал о вещах и похуже.

— Я тоже. Но ведь я же, понимаете, получил диплом и выдержал экзамены на адвоката, что дает определенные привилегии, а они хотят у меня их отобрать. А кроме того, я вовсе не желаю, чтоб меня пристрелили, но не желаю и бежать, пользуясь тем, что взят на поруки… Но, послушайте меня, вы очень скоро поймете одну штуку: люди, которых они избивают, обыскивают и сажают в тюрьму, я хочу сказать — обычные люди, ну, понимаете, те, которые принимают участие в бойкоте, не вызывают у них особой неприязни, а вот на таких, как мы с вами, они действительно точат зубы…

Джек взглянул на свои часы — почти полдень. Утро пролетело, а у него еще с полдюжины дел, кому-то надо позвонить, кому-то ответить на звонок, да и люди терпеливо ждут на лестнице возможности побеседовать с ним. А юрист, глубоко уязвленный, все говорил, словно думал вслух, и мысль текла медленно, убыстряясь, лишь когда его охватывал гнев; Джек же старался хоть что-то записать и не выказывать нетерпения.

— Хорошо, я понял, я подумаю и дам вам знать, — наконец сказал Джек.

Он вышел, чтобы выяснить, удалось ли дозвониться, как он просил. Но девушка — с виду очень молоденькая, из Нью-Йорка — сказала ему, что нет, не повезло.

А день все накалялся. Джек снял пиджак, но воротничка не расстегнул и галстука не распустил. Ему не нравилось то, как одевались некоторые из его добровольных помощников, особенно девушки: он считал, что серьезность дела, которому они служат, требует официальности. Самому ему хотелось выглядеть обычным американцем, чьим-нибудь многообещающим, в высшей степени многообещающим отпрыском.

Вошла девушка, села лицом к нему на жесткий стул с прямой спинкой, наклонилась вперед — кожа на коленях натянулась, побелела. Судя по выговору, она, видимо, была с Восточного побережья, возможно, из Новой Англии. В Яве она находилась с самого начала событий, с первых дней лета; она рассказала о митингах в сельской местности, о страхе, о демонстративном неповиновении, о том, как блюстители порядка заставляли машины съезжать на обочину, как обыскали ее машину, несмотря на номерной знак Массачусетса, в поисках оружия или взрывчатки, а затем «изъяли» по причине, которой Джек не уловил. У девушки было простенькое, но миленькое загорелое личико. Пока она говорила, откуда-то снаружи донеслись гудки.

Он прервал ее: — Это еще что за чертовщина? Что это за гудки?

— О, это всего лишь мальчишки, белые мальчишки, — сказала она. — Раскатывают по улице, пугая людей, — ерунда.

Она слабо рассмеялась.

Даже и здесь флирт — быстрая, отчаянная попытка пофлиртовать, точно на поле боя, между атаками.

Кто-то просунулся в дверь и кинул им газету. Это была «Нью-Йорк тайме». Джек и девушка принялись ее вместе просматривать. Они проглядели статьи и не увидели ничего нового, никаких новых бунтов, затем перелистали газету, чтобы посмотреть, что было несколько дней назад, неделю назад — меры, принятые в связи с сообщениями о взрывах бомб в Алабаме и убийстве человека, отстаивавшего гражданские права в Миссисипи, но опять-таки ничего нового. Джек пробежал глазами страницу с передовой статьей, удержав в памяти лишь некоторые важные слова: «Хваленые ненасильственные методы… однако же… есть риск… разжечь глубоко укоренившиеся предрассудки южан…»

— Берите газету. Она мне больше не нужна, — сказал он.

Девушка брезгливо посмотрела на последнюю страницу:

— Боже мой, кто-то давил ею клопов.

Когда она ушла, Джек решил устроить перерыв и спустился вниз — интересно, нет ли там Рэйчел; но искать ее ему не хотелось. Не хотелось о ней спрашивать. Держа под мышкой пиджак, он вышел на улицу, где стеной стояла жара, и, почувствовав ее, даже вздрогнул. Может, пройтись? Немного пройтись? Он был в Яве уже два дня, но еще не имел возможности осмотреться. Шел двадцать третий день бойкота, а это значило, что люди уже изнервничались, и белые торговцы едва ли будут очень с ним любезны, но в общем-то это ерунда.

Вот она — подлинная жизнь: люди оказывают друг на друга давление, столь же ощутимое, как жара, которую всем приходится терпеть. И с тем и с другим приходится мириться, дышать этой атмосферой, иначе не сможешь жить.

Джек чувствовал себя отлично, несмотря на жару.

Он прошел пять или шесть небольших кварталов и очутился в белой части города, где пролегала на удивление широкая Главная улица, где носом к тротуару стояли машины и высилось современное здание Американского банка с огромными зеленоватыми стеклами. Но все остальное, все другие здания по обеим сторонам улицы были старые, уродливые, бесконечно однообразные, как в тех маленьких городках в Мичигане и Иллинойсе, через которые Джек иногда проезжал и, глядя на них, старался представить себе, каково там жить. А вот чтобы он жил здесь или чтобы он, Джек Моррисси, мог жить даже в одном из тех маленьких городков на Севере, — этого он себе представить не мог.