Принц без королевства

Понизив голос, Кротиха продолжала:

— Шарло попадет в Париж завтра утром. Он везет с собой посылку для нашей группы. Ему нужно объяснить, как добраться до Ла-Бланш. Никто не знает, что ты здесь, все думают, что ты ждешь в аббатстве.

Они замолчали. Симон что-то бубнил. Ванго прислушался. Звонарь пел сквозь сон детскую песенку «Братец Яков, спишь ли ты?».

— В восемь часов здесь, в соборе, в часовне Девы Марии, — распорядилась Кротиха. — Ты получишь посылку. Вечером я ее заберу.

— Подожди!

Но Кротиха уже исчезла.

Ванго никогда не соглашался на такие задания. И в Париж приехал по своим делам.

Остаток ночи он провел без сна.

Десять лет назад в этом самом месте он едва не стал священником. Куда теперь ведет его путь? Что бы с ним ни случалось, он никогда не переставал верить. А сейчас как будто оказался в затопленной долине: плотину прорвало, деревни, дороги, изгороди — все исчезло под водой. Ванго мог спастись только в колокольне.

В половине восьмого вечера он спустился на паперть и вошел в собор через портал Страшного суда.

Войдя в фойе гостиницы, Этель попросила ключ от номера. Хозяйка ела печенье, размятое в молоке, и это напомнило Этель кашу, которую в замке готовили для лани Лилли. Однако глаза женщины не имели ничего общего с глазами лани. Они по-рыбьи таращились сквозь линзы очков, толстые, как аквариумное стекло. Хозяйка привстала и посмотрела на ботинки Этель, вокруг которых на ковре расплылось темное пятно.

— Вас там давно ждут люди.

— Люди?

— Сначала пришел один, потом второй. И только что пожаловал третий.

Рыбьи глаза не моргали.

— Они в номере. Я дала им ключ. Это офицеры. Мне не нужны проблемы. И уберите машину с тротуара!

Этель медленно поднялась на третий этаж, прошла до конца коридора, остановилась на мгновение, а потом повернула ручку двери.

В номере курили двое мужчин. Один стоял у окна. Другой сидел на кровати. Оба были в форме Королевских военно-воздушных сил. Они разом обернулись. Было слышно, как в ванной комнате журчит вода — наверное, ее брат моет руки.

Этель в ярости шагнула вперед.

— Пол?

Но это был не Пол.

— Добрый вечер, Этель…

Филипп прикрыл за собой дверь ванной.

— Мы ищем тебя со вчерашнего вечера. Почему ты убежала, когда я тебя окликнул?

— Где Пол?

Филипп медленно повернулся к офицеру, стоявшему у окна — самому старшему из них и, судя по погонам, полковнику. Тот затушил сигарету в пепельнице и глубоко вздохнул.

— Самолет Пола был сбит над Францией.

Этель замерла.

— Его засекли на подлете к берегу. Он пролетел еще триста километров вглубь территории. Но в него все-таки попали, и самолет загорелся в воздухе.

Он закусил губу и прибавил:

— Вам надо быть готовой…

Филипп хотел положить Этель руку на плечо, но она отстранилась.

— Тот, кого он успел сбросить с парашютом, остался жив, — сказал полковник. — Пол сумел выполнить задание. Он был выдающимся пилотом.

— Уйдите.

— Мне действительно очень жаль, мисс.

Этель стояла неподвижно, даже не сняв пальто.

— Я отвезу тебя домой, Этель, — сказал Филипп.

— Уйдите.

Офицеры в нерешительности переглянулись. Полковник сделал знак, и все трое направились к двери.

— Если вам что-нибудь понадобится, вы можете приехать в Кембридж, будем рады помочь. Наша авиационная база всегда открыта для вас.

Этель осталась одна. На лестнице еще слышались шаги.

Она подошла к окну. Слез не было.

«Нейпир-рэйлтон» ждал внизу на тротуаре.

В часовне Ванго увидел человека, стоявшего на коленях, и сел неподалеку от него. Некоторое время они не двигались. Вокруг не было ни души. Огарки вчерашних свечей плавились и капали воском на пол.

Казалось, мужчина сосредоточенно молится. Его кожаный саквояж лежал сзади на стуле. Ванго не знал, как начать разговор.

Наконец молящийся встал и собрался сесть. Саквояж на стуле явно ему мешал.

— Это ваше? — спросил он.

Ванго колебался не больше секунды.

— Да.

И поставил саквояж себе на колени. Этот человек, несомненно, был Шарло. На хорах послышались шаги. Кто-то шел в их сторону. Ванго решился и торопливо прошептал:

— В Ла-Бланш вы должны встретиться со Святым Иоанном, верно?

Мужчина как будто удивился.

— С кем?

— Со Святым Иоанном. Его там не будет. Спросите матушку Элизабет. Она все объяснит.

— Спасибо.

Шарло встал и осенил себя крестным знамением. Он собрался было выйти, и тут Ванго спросил:

— Как вы думаете, пилот выжил?

Шарло огляделся, снова сел и тихо сказал:

— Самолет взорвался. Он горел на моих глазах. Я нарисовал план местности и поставил точку там, где он упал. Этот листок сейчас у вас.

Было слышно, как вдалеке затихают чьи-то шаги. Ванго вспомнились обгоревшие трупы «Гинденбурга». Выжить в объятом пламенем самолете почти невозможно…

— Я знаю этого пилота, — прибавил Шарло, — и уверен: если он жив, то сможет выкарабкаться.

Кто-то двигал стулья на хорах. Шарло сказал еще тише:

— Он всегда вставал на ноги сразу после ранений. Мы воевали с ним бок о бок.

— Когда?

— Во время войны в Испании, недалеко от Мадрида.

В часовню вошли три женщины и, усевшись прямо перед ними, начали молиться. Продолжать разговор стало невозможно.

Шарло решительно встал. Ванго не мог дать ему уйти, не задав последний вопрос. Он сказал громко и ясно:

— Тогда я буду молиться за вашего друга.

— Спасибо.

— Как его звали?

— Пол.

И Шарло вышел из часовни.

Ванго закрыл лицо руками. Он думал о самолете, который горящим факелом рухнул на французскую землю, думал о Поле. Он старался сосредоточиться, отдаться монотонным звукам молитвы сидящих впереди женщин, но его преследовали глаза Этель. Сможет ли она пережить еще один удар?

30

Кастрюли вечности

— Нехорошо, — сказал Бартелеми, складывая салфетку, — когда в последних главах появляется новый персонаж.

— А почему, собственно? — громко отозвался хозяин из глубины зала. — Захочу, введу хоть двоих!

— Я считаю, что это неуважение к читателю.

— Плевал я на ваше уважение, Бартелеми, вымойте стекло и не мешайте мне работать!

И Казимир Фермини снова яростно застучал на пишущей машинке. Он приближался к развязке своего первого романа. Бартелеми и остальные служащие ресторана были первыми читателями каждой новой главы. Они высказывали свое мнение, требовали вносить исправления. И предвкушали, как их патрона изберут членом Французской академии.

Фермини сидел за столом, покрытым скатертью в красно-белую клетку. Время от времени он поднимал глаза и смотрел, как Бартелеми моет витрину. Поверх нее дугой шла надпись: «Счастливая звезда». Изнутри ресторана золотые буквы с завитушками выглядели написанными наоборот и напоминали восточную вязь.

Фермини получил этот дом в наследство в 1929 году после смерти тетки. Именно она воспитала маленького Казимира. До войны она вместе с мужем держала здесь очень популярный в округе ресторанчик; тогда он еще не назывался «Счастливой звездой». Дядя Фермини был превосходным поваром, и семья процветала. В меню значились целых четыре блюда, а летом на улице даже выставляли десять дополнительных столиков. Помощницей повара работала очень красивая девушка, которая творила на кухне настоящие чудеса.

В 1914 году, когда прогремели первые выстрелы мировой войны, старший Фермини умер. За всю жизнь его жена ни разу не стояла у плиты. В панике она закрыла кухню, заколотила дверь гвоздями и замазала на вывеске слово «ресторан». Красивую помощницу уволили всю в слезах, с улицы убрали столики, а меню упразднили. Следующие пятнадцать лет в доме находилось самое обычное кафе. Юный Казимир провел эти годы, подавая посетителям дешевое вино и ликеры. Когда тетка умерла, он первым делом вернул на вывеску слово «ресторан». Но поначалу ему не удавалось приготовить ничего сложнее омлета.