Без пути-следа

— Черт! — произнес Митя, близко глядя на сигарету и рассчитывая, сколько еще можно сделать затяжек.

Он только что сознался себе в том, что он — предатель.

— Черт! Черт!

Было бы хорошо, если бы Люся презирала его. Это был бы выход. Теперь уже и не разобраться, кого он предал, друга или любовницу. Наверное, любовницу. Как, оказывается, пакостно быть изловленным женщиной, которой врешь, на месте преступления. И еще пакостней позволить ей узнать, что ее тело нужно было только для того, чтобы сподручней думать о другой, — как четки. Наверное, в таком настроении Адам прятался в кусты, когда все открылось?

А друга он предал гораздо раньше, когда не настоял на том, чтобы Люся была его дружком на свадьбе.

Закашлявшись, Митя упустил только что набранный дым и, еще не до конца подавив кашель, потянул заново.

Не мудрено, что он сумел сделать с ней то, что сделал: предавать для него просто. Он начал с того, что предал того юношу, собиравшегося жить, смакуя каждый новый день, собиравшегося завоевать радость. Вместо этого было сбивчивое блуждание по самому себе — там, где не тронут. Радость, как только выяснилось, что за нее придется драться, перестала его интересовать. И он спрятался туда, где всегда отсиживаются слабые, ищущие не победы, а утешения.

А иначе, если было бы за что стоять, разве он согласился бы жить так, как ему велели жить?

Разве смирился бы с этими сумерками вручную, что они устроили целой стране?

Он предал себя уже только тем, что в тихом сытом одурении просидел перед мониторами «Югинвеста» те самые годы, в которые мужчинам положено пахать до седьмого пота, воевать и творить — или хотя бы погибнуть. Ненужные, бросовые годы, которые можно описать все, описав один день. Жить, даже не пытаясь вякнуть, что претендуешь на большее. Он предал страну, в которой собирался любить и растить своего ребенка, — тем, что не ввязался в драку, не имел смелости хотя бы попробовать сделать по-своему. Остановить то, что мерзко. И когда ему сказали: «Будет так», скривился и молча ушел в угол. И когда страну изнасиловали, сказал: «Вот сучка!» Предал ее, когда болезнь назвал судьбой, когда не увидел разницы между русским и хамом, говорящим по-русски. Предал, когда шулерские штучки признал за правила игры.

Была возможность понять, был срок, чтобы стать сильным.

Не стал. Предал, подумал — и предал еще раз.

И предав, огорчился, что плохо себя чувствует.

Сигарету он скурил всю, окурок уже погас, и Митя с шипением потянул через фильтр холодный воздух. Выстрелив окурком в клетки поваленного плетня, Митя посмотрел на противоположный берег балки. Старик почти скрылся в весенней зелени, шел размеренно, отмечая выброшенной вперед палкой точку, где будет ровно через два шажка.

— Я виноват, старик, — сказал Митя. — Я виноват.

«Букер — Открытая Россия-2005» со скандалом вручен роману Дениса Гуцко «Без пути-следа»

Вручение премии «Букер — Открытая Россия» в этом году сопровождалось огромным количеством скандалов, и все они устраивались только ради того, чтобы финал был тихим и предсказуемым.

Как сообщает «Газета. ru», сначала добрую половину номинированных романов даже не подпустили к конкурсу — под предлогом борьбы с «коммерческой литературой», а оставшиеся 22 были милостиво зачислены в лонг-лист. Хотя стоило бы спросить у главного борца с коммерциализацией, председателя жюри Василия Аксенова: что же в этом такого крамольного? Коммерческий успех — показатель вполне нейтральный и с качеством книги напрямую никак не связан. Что, хороший роман не может быть востребован читателями и принести коммерческую прибыль издателю? Да нет, может, и некоторые книги самого Василия Павловича — тому подтверждение.

Дальше — больше. На этапе объявления шорт-листа возмутились уже и литературные критики. Сразу же после объявления списка финалистов у жюри поинтересовались, каким образом им удалось выхолостить из списка все серьезное и значимое. В ответах, естественно, все утопили в говорильне под рефрен «мне так не кажется» и «сколько людей, столько и мнений», но среди тусовки поползли упорные слухи. Причем настолько упорные, что периодически они выплескивались на страницы СМИ: дескать, Василий Аксенов торит путь к «Букеру» роману «Каблуков» своего давнего приятеля Анатолия Наймана, оставшегося единственным известным автором среди шести финалистов. Причем приятеля настолько давнего, что одним из героев романа «Каблуков» является нынешний председатель жюри, которое будет решать судьбу этого творения.

Поэтому финал нынешнего «Букера» ожидался очень скучным: ну дадут премию Найману, ну скажут все дежурные слова о возрождающейся который уже год русской литературе и покивавшая с пониманием пресса поскачет к столикам с фуршетом. Ничего этого не случилось. Вручение «Букера-2005» оказалось едва ли не самым скандальным за все годы существования этой премии и прозвучало оглушительным финалом затянувшейся премиальной бузы.

С самого начала все пошло не по правилам. Победителя объявлял не председатель жюри, а критик Евгений Ермолин. Он после дежурных ритуальных заклинаний о злободневности, «романе-симптоме и романе-знамени» объявил нынешнего лауреата — роман Дениса Гуцко «Без пути-следа». Народ зароптал — очень уж неожиданным оказалось решение. Книга Гуцко хоть и была наиболее живой из прошедшего во второй тур «обрамления Наймана», но назвать ее лучшим романом года — это уже чересчур. Еще при обсуждении шорт-листа жюри пеняли на сырость и невычитанность книги. Денис Гуцко, 36-летний ростовский автор, перебравшийся в Россию из Грузии, бесспорно талантлив. Но эта его работа все-таки заметно хуже предыдущей — «Там, при реках Вавилона». И из-за слабой проработанности, и из-за некоторой вторичности — слишком уж явственно она идет в кильватере «Рек…». Романы Гуцко по сути автобиографичны, но первый брал искренним драйвом и выстраданностью. Рассказ о «грузинском русском», оказавшемся лишним и на родине, и на «исторической родине», разворачивается в декорациях армяно-азербайджанской войны, на которую когда-то угодил во времена срочной службы автор и куда он позже отправил своего героя. «Без пути-следа», являющийся прямым продолжением и рассказывающий о врастании героя в новую землю после переезда в Россию, звучит слабее и приглушеннее.

Да, возможно, в профессионализме книга Гуцко уступает «Каблукову». Да, скорее всего, голосование взбунтовавшихся членов жюри было протестным, по принципу «лишь бы не…». Да, они проголосовали не за лучшее в этом году, а за лучшее из того, что было. Но в любом случае молодой лауреат не заслужил той отвратительной сцены, которую устроил взявший слово Василий Аксенов. Василий Павлович вместо хотя бы дежурных поздравлений сообщил собравшимся, что он не считает этот роман «романом-знаменем» и вообще председателю не понравился: «Именно поэтому я отказался его объявлять». А дальше, как в кухонной сваре, всплыло все то, что обычно остается за кадром. И расклад голосования — «четверо против одного», и кто за кого голосовал — «мой выбор был — „Каблуков“, который на голову выше всех остальных», и профнепригодность остальных членов жюри, с которыми «мы совершенно по-разному смотрим на литературу» и которые не понимают и не принимают аксеновской концепции романа, «а я, знаете ли, романов написал 25 штук».

Он сообщил про «совершенно невозможную обстановку» в работе жюри, пожалел о слабости рычагов влияния («Я считаю, что председатель должен иметь два голоса в жюри»), пожаловался на «представителя культурной общественности» Спивакова, который «постоянно отсутствовал», из-за чего, судя по всему, попал под вредное влияние. Тут повеяло уже какими-то насыщенными примусо-конфорочными ароматами, и председатель начал перечислять, кто был в предварительных списках Спивакова, зачем-то вставив туда вычищенных еще на этапе шорт-листа («А этого романа… Кстати, как называется ваш роман? „Без пути-следа“? Я не понимаю — что это за такое название. В общем, а в переданной записке Спиваков потом написал вот этот выбор»).