Палач

«То-то, урод», — резюмирует Оскар с удовлетворением.

— Какая вы большая! — Габриэл задирает голову, глядя вверх, на лицо Долорес.

— В нашей семье все крупные, — гудит Чарли-Долорес. — Моя мамочка моего роста, а папа даже больше. У нас немецкая, вагнеровская кровь…

— Вам, я думаю, больше, бы подошло имя Брунгильда, — нахально вставляет карликовый Яцек, как бы вызывая гиганта Чарли-Долорес на поединок.

— А вам… Маленький Мук, — ехидно отвечает Чарли, поглядывая вниз на мистера Гутора…

Наташка хохочет, Оскар знает, что ей доставляют необыкновенное удовольствие всякие происшествия, от словесных пикировок и ссор — до драк с пролитием крови.

— Извините нас, мне нужно кое-что сказать Габриэл, — объявляет Оскар. — Габриэл, можно отвлечь твое внимание на пару минут?

Габриэл кивает, и Оскар, обняв за шелк-шифоновую талию, уводит ее в толпу.

— Фу-уф! — Оскар шумно выпускает воздух и отдувается, как после тяжелой физической работы. — Увы, кажется, сюда проникло какое-то количество людей совсем не нашего круга.

Сказав это, Оскар сразу же чувствует, что фраза прозвучала как извинение, и уже сожалеет о сказанном.

— Но они очень все милые, Оскар… — Габриэл смотрит на него насмешливо. — Не будь снобом. Даже Панайотис любил время от времени ходить в дешевые греческие рестораны и смешиваться с простыми людьми. Он говорил, что это его оживляет… А этот «Долорес» — транссэкшуал? — спрашивает она с неподдельным любопытством.

— Трансвестай.

— Знаешь, что сказал мне твой маленький поляк? — Габриэл смеется. — Он спросил меня, могу ли я поцеловать таракана…

Оскар качает головой:

— Как видно, он совсем свихнулся. Я не видел его лет пять, по меньшей мере. Яцек всегда был склонен к… — Оскар задумался на мгновение, — …к натуральному философствованию, но таких вопросиков он не задавал. Бедный парень…

— Ты думаешь, он сумасшедший?

— Не знаю, — пожимает плечами Оскар. — Ты провела с ним больше времени, чем я. Я думаю, мозги у него, да, набекрень, от одиночества, от полного отсутствия секса, от старых польских книг, которые он постоянно читает. Когда-то мне пришлось прожить с ним пару недель. При мне он штудировал «Историю китайской философии», том за томом… Какой нормальный человек в наше время будет изучать Конфуция или Лао-цзы по-польски, в Нью-Йорке?

— Ты знаешь, Оскар, — Габриэл задумалась, — я думаю, он может иметь успех.

— Что? Я тебя не понимаю… — Оскар поглядел на Габриэл с недоумением.

— Я думаю, он может иметь успех в нашем обществе. Он настолько отличается от нормальных людей, что производит впечатление святого, расхаживающего среди нас, чтобы судить нас и учить…

Оскар остолбенело посмотрел на Габриэл и ничего не сказал.

— Да-да, Оскар. Он сказал мне: «Вы все погрязли в грехе. Вы, как свиньи, купаетесь в похоти…» — Лицо Габриэл сделалось серьезным.

Оскар пожал плечами.

— Святой? Мы всегда смеялись над ним, наша компания… Он боялся женщин как огня и, очевидно, всю жизнь промастурбировал. Однажды, напившись, мы хотели насильно заставить его выебать проститутку. Привели девочку, заплатили ей… Но Яцек вырвался и убежал. Сомневаюсь, чтобы он даже один раз в жизни выебал женщину…

— Вот-вот, так себя и должен вести святой, — убежденно сказала Габриэл. — Именно так.

Оскар был счастлив, что появление Женевьев и Сони Бетти прервало их начинающий становиться безумным разговор. Он подумал только, что там, где он видит обычное помешательство неудачника на почве одинокой жизни, отсутствия денег и секса, Габриэл видит святость! Габриэл с ее практическим умом и хваткой бизнес-женщины. Циничная Габриэл! Странно… Однако, вспомнив Габриэл в кое-какие интимные моменты, Оскар подумал, что выражение ее совсем звериного лица в такие отрезки времени также не очень соответствует образу бизнес-миллиардерши. «Бизнес-женщина Габриэл, сексуальный маньяк-мазохист, склонная к мистицизму», — была самая последняя характеристика Габриэл, пришедшая в голову Оскару. На ней он и остановился.

Парти постепенно набирало скорость. Уже появились первые пьяные. Оскар было испугался двух-трех слегка пошатывающихся джентльменов в токсидо, но вспомнил, что- это не польское парти, и успокоился.

Про новорожденного, как всегда в таких случаях, начинали забывать. Оскар бродил в толпе, время от времени останавливаясь для того, чтобы перекинуться парой фраз с наиболее близкими ему гостями.

Гостей, как это всегда бывает на парти, после десяти вечера увлекали уже личные цели. Рассеянно нащупывая на подносах, вновь и вновь предлагаемых безостановочно курсирующими по салону официантами, сэндвичи с икрой, женщины и мужчины изощрялись в словесном флирте. Кое-кто просто так, чтобы не потерять форму, кое-кто серьезно.

Наташку Оскар нашел стоящей вместе с Кати Стюарт. Они заинтересованно слушали Яцека Гутора. Издали Оскар оглядел Наташку внимательно. Волосы Наташки были вновь завиты в мелкие-мелкие кудряшки, и эта неожиданно простая прическа не подходила Наташке, подумалось Оскару. Платье на Наташке также было не лучшим в ее гардеробе — висящие тремя секциями нейлоновые кружева… Видно было, что Наташка собиралась на бал к Оскару впопыхах. «И кого она хотела собой представить? — попытался определить Оскар. — Панк-девушку? Китчевую девицу конца пятидесятых годов, живущую в американской провинции?»

Подойдя поближе, Оскар подкрался осторожно за спины девушек, показав увидавшему, его натуральному философу, чтобы он молчал. Для этого Оскар приложил палец к губам. Подкравшись совсем близко, он свистящим шепотом произнес над ухом у Наташки: «А ты можешь поцеловать таракана, Наташа?»

— Дурак, — вздрогнула Наташка. — Испугал. Твой друг говорит интересные вещи…

«И эта туда же, — подумал Оскар с недоумением… — Она-то что?» Наташка была далека, от буддийских заветов неубиения насекомых, как ни одна другая знакомая Оскару женщина. Каждый день вновь и вновь Наташка убивала и насекомых, и души человеческие, если могла. Ее первый муж покончил с собой.

— А ты можешь поцеловать таракана, Оскар? — спросил упрямо, очевидно, решивший, что Оскар его вышучивает, натуральный философ.