Я признаюсь во всём

Доктор Фройнд снова заговорил, я слышал его голос как сквозь туманную завесу:

— К несчастью, этого обещания она не выполнила, господин Франк. Ваша жена больше не появилась. И сейчас, как вы говорите, она даже уехала неизвестно куда.

— Она в Германии, у нее срочное дело.

— Я могу лишь глубоко сожалеть о том, что она сделала.

Ах, о чем ты говоришь! Знаешь ли ты вообще, что она сделала? Что сделал я? Что ты знаешь о слезах, о лживых клятвах, неверности, надежде, последнем предательстве? Ты ничего не знаешь. Ты не можешь сожалеть.

— Мне тоже очень жаль, — сказал я.

— Шок, который испытал ребенок, оттого что она не сдержала обещания, имел катастрофические последствия. В мальчике вновь проснулась прежняя агрессия. Он сделал такое, чего я не могу больше скрывать. Сегодня мне позвонили из дирекции и сообщили, что он немедленно должен покинуть приют. В настоящий момент он находится под арестом.

— Что он сделал? — спросил я тихо.

— Он попытался повесить младшего и слабого товарища, — сказал доктор Фройнд так же тихо. — И это ему почти удалось.

2

— Боже мой, как такое могло случиться?!

— Дети играли в суд над военными преступниками, — сказал доктор Фройнд. — Мартин был председателем Нюрнбергского суда. Он приговорил своего маленького друга к смерти через повешение.

Существуют границы, человек не может вынести всего. Вдруг я понял это. Я встал.

— Доктор, — сказал я, — пожалуйста, поймите меня: я не могу принять решения по поводу этого ребенка. Я просто не в состоянии. Я недостаточно созрел для принятия такого решения… Мы должны подождать, пока… пока не вернется моя жена.

— Мы не можем ждать, — ответил он серьезно. Его огромная тень упала на стену позади меня. Он выпрямился: — Вы должны мне помочь.

— Я не могу помочь вам ничем.

— Вы единственный, кто это может.

— Это не мой ребенок.

— Это ребенок вашей жены. Вы женились на этой женщине.

Я снова почувствовал, что подступают слезы:

— Я не могу. Не могу, я уже сказал вам об этом! Я нездоров. Я не умею ладить с детьми. Я не хочу забирать этого мальчика к себе.

— Господин Франк, — сказал доктор Фройнд, и голос его стал внезапно холодным как лед. — Если вы не возьмете мальчика к себе, я заявлю на вас в полицию.

«Спасибо, Иоланта», — подумал я. Потом я сказал:

— Извините мое волнение. Хорошо. Я согласен.

— Это звучит лучше, — сказал доктор Фройнд.

— Нам нужно ехать?

— Да, — сказал он. — На трамвае. За город.

3

Вагон был почти пуст. Несколько усталых женщин в платках и с большими сумками дремали. Молодой человек в очках с толстыми стеклами серьезно читал толстую книгу. На задней платформе пьяный спорил с кондуктором.

Мы ехали до конечной остановки. Затем еще приблизительно четверть часа мы шли по грязной полевой дороге до интерната. Здесь разыгралась буря, и нам пришлось пробиваться сквозь непогоду. Доктор Фройнд шел впереди меня, придерживая свою нелепую жесткую шляпу обеими руками. Я споткнулся и почувствовал, как вода залилась мне в ботинок. Здесь, в поле, было темно. Только с улицы едва доходил свет фонарей, которые раскачивались на ветру.

Я подумал, что можно было бы убежать от доктора Фройнда. Он наверняка не догнал бы меня. Об этом я мог не беспокоиться. И даже если он позовет на помощь, здесь его никто не услышит. Но как далеко я смог бы уйти? Теперь он знал меня, мое имя, мою внешность. Здесь наверняка есть телефон. Полиция была бы извещена через десять минут. Я бы не успел даже выехать из города. Нет, так не годится. Но ведь невозможно, чтобы этот патологический ребенок загнал меня в ловушку, чтобы он оставался со мной до самого конца! Не для того я все совершил. Нет, не для того. Я хотел убежать. Я непременно должен убежать. Еще не сейчас. Сейчас было еще рано. Я должен подождать еще немного.

Интернат был окружен высокой стеной. Рядом с коваными железными воротами стояла сторожка. Доктор Фройнд позвонил. Пожилой человек под зонтом вышел и открыл нам дверь. Он знал доктора Фройнда.

— Добрый вечер, доктор Фройнд! — Он впустил нас и подозрительно посмотрел на меня. — Это отец?

— Да, — сказал доктор Фройнд. — Он пришел за Мартином.

Сторож покачал головой.

— Не хотел бы я оказаться на вашем месте, — сказал он.

Так меня здесь приняли. Дальше было еще хуже.

Директор заведения, толстая пожилая женщина с седыми волосами, которые торчали в разные стороны, встретила меня в своем кабинете, не скрывая презрения. Она сразу заговорила с доктором Фройндом и вела себя так, будто меня не было вовсе. Она заполняла анкету, на вопросы которой отвечать, собственно, должен был я. Она же задавала их доктору Фройнду.

— Отец желает забрать ребенка?

— Да.

— Адрес?

Доктор Фройнд назвал мой адрес. Женщина записала.

— Профессия? Место работы? — спросил он и посмотрел на меня.

— Предприниматель, — ответил я. Учительница продолжала меня игнорировать.

— Предприниматель, — сказал доктор Фройнд.

— Предприниматель, — записала она в анкете. — Мать?

— Уехала. Но господин Франк пообещал мне заботиться о ребенке.

— Это правда? — спросила она и впервые посмотрела на меня. Взгляд ее был холодным и враждебным. — Вы действительно намерены заботиться о ребенке?

— Да, — соврал я и посмотрел на стол.

Она повернула анкету:

— Хм… Доктор Фройнд, отец согласен отдать мальчика в вашу школу?

— Об этом мы еще не говорили… — начал было он.

— Я согласен, — поспешил ответить я.

— Другой школы, в которую бы его приняли, нет, — сказала она.

— Именно, — ответил я.

Она подняла голову, молча посмотрела на меня и стала писать дальше. Затем она нажала на кнопку звонка, и вошла молодая женщина.

— Вещи Мартина упаковали?

— Да, госпожа заведующая. Чемодан стоит в коридоре.

— Хорошо, приведите Мартина.

Молодая женщина ушла. В дверях она еще раз обернулась и с любопытством посмотрела на меня.

— Доктор Фройнд, — сказала мне заведующая, — уже, наверное, сообщил вам, что мы можем возбудить против вас уголовное дело в полиции, если вы и далее не будете выполнять свои родительские обязанности по отношению к Мартину.

— Да, он сообщил мне об этом.

— Хорошо, — сказала она и протянула мне формуляр. — Подпишите.

Я подписал документ, в котором присягнул, что все сведения, данные мной, были истинными и что отныне я обязуюсь по собственной воле, добросовестно, в меру своих возможностей и средств заботиться о переданном мне сегодня ребенке, Мартине Франке, 1942 года рождения.

В дверь постучали, вернулась молодая женщина.

— Мартин готов, — сообщила она.

— Впустите его, — сказала заведующая.

Мартин вошел в комнату.

Для своего возраста он был мал и выглядел скорее слабым. Невозможно было себе представить, что он обладал исполинской силой, необходимой, чтобы совершать те проступки, в которых его обвиняли. Его голова по сравнению с туловищем была непропорционально большой, тяжелой и бесформенной. Кожа была бледной, бегающие черные глаза смотрели из-под прозрачных век, обведенных черными тенями, короткие светлые волосы слиплись. Тонкие бескровные губы нервно дрожали, и он скривил их в ироничной улыбке, когда подошел ближе и заученно поздоровался:

— Добрый вечер.

Доктор Фройнд встал и с улыбкой пошел ему навстречу:

— Здравствуй, Мартин. Я рад тебя видеть!

Он протянул ребенку руку. Мартин на мгновение просиял, затем, когда он посмотрел на меня, лицо его снова сделалось суровым.

— Мартин, — сказала заведующая. — Сегодня ты нас покидаешь. Приехал твой отец, чтобы забрать тебя.

— Это твой отец, Мартин, — доктор Фройнд подтолкнул меня вперед.

— Здравствуй, мой мальчик, — пробормотал я и протянул ему руку. Он не пожал ее. Он смотрел на меня пытливо и враждебно.

— Вы не мой отец, — сказал он. Я опустил руку.