Бульвар Постышева

— Ты не грузись. Напиши — чего тебе стоит? А там — посмотрим.

— Да, в общем-то, я уже написал. Что остается нам, живущим?

— Много чего ещё остается!

— Да-да. Выбрать один из четырех способов ухода? И один из миллиарда вариантов, чтобы продолжать свой полет? Красиво и, главное, достойно пролететь над суетой? Но, как не выбирай — от тебя ничего, почти, не зависит. Живи и радуйся. Любуйся и благодари. А там, как получится — придет время, отчитаешься. За всё и сполна.

— Да уж, не скажи, не зависит. Зависит.

— Что?

— Всё.

— Например?

— Про болота будешь писать?

— Буду. Обещал же Покулю, сделать его героем, вот, пусть и выводит народ из болот. Сусанин, вашу маму! У него уже есть опыт прохода по минному полю.

— Верно. Тенденция последнего полета, говоришь?

— Говорю!

— Ну-ну! Удачи!

— Спасибо.

Архип закурил. И отошел от зеркала.

Документ: VIII–CT № 523649 (Выдан: Октябрьским РОВД г. Иркутска 16 октября 1980 г.)

Часть первая (волчата)

Нам нравилось жить

Нам нравилось жить. Нам просто нравилось жить! Абсолютно не интересовали нас проблемы, постулаты, инструкции, законы, табу — вообще никакие проблемы не волновали нас. Мы изучали и осваивали мир, как он есть, без прикрас — и это было важнее всего. В окружающем пространстве много таинственного и необычного, с чем стоило поближе познакомиться.

Если так разобраться, у нас было практически всё, что другим и не снилось:

Своя Река, начинавшаяся, кстати, от плотины, так что была и своя Плотина.

Сам бульвар находился под горой, значит, у нас была своя Гора и свой Бульвар.

Была своя Куча или Глина, если называть её по-другому — это отвал земли, но он был наш, там мы жгли костры и готовили разные другие интересные вещи.

Были свои Родники, весной полные гольянов, зимой в парящей воде хлюпались оляпки. Вода в них была изумительная!

Были свои Гаражи, где мы лазали по крышам.

Была Кирпичка — кирпичный завод, на котором работали солдаты из стройбата, а в поддонах мы играли в индейцев, имея на руках самострелы.

Были Длинные Озёра, где мы купались и ловили рыбу.

Ещё у нас была своя Роща — Татарское кладбище, которое заканчивалось Обрывом.

Был свой Корд, своя Конечная Одиннадцатого, Пристань и Речной трамвай, Лепрозорий — Прокажёнка, Кафе «Волна», Трасса для кросса, Подвал, Телецентр, Остров с огромным столбом ЛЭП, Школа, Кинотеатр «Баргузин», Голубятня.

Имелись к тому же: Рогатки и Луки, Гитара, «Родопи», Игральные Карты, Кимоно из скатертей, выкидные ножи — Попугаи, тёртые Джинсы, Стартовый пистолет, Фотки с Битлами, «Маяк-202» без крышки, «Восход» с подергушкой.

Много свободного времени и огромный запас энергии с наблюдательностью заодно.

У нас даже был свой Сталин. А в соседнем подъезде жила подружка Вампилова, да и сам Вампилов когда-то жил рядом.

Жизнь неслась вокруг с непостижимой быстротой. Менялись события, люди, обстановка. В один день происходило порой столько, сколько для взрослого человека не пережить и за год.

Начнем, пожалуй, а то чего-то застряли на месте, несмотря на то, что «нас абсолютно не интересовали проблемы, вообще никакие проблемы не волновали нас» (до поры, естественно), и нам нравилось жить!

Постышево

Павел Петрович Постышев, чей портрет бессменно многие лета висел на первом от гастронома доме и был виден с самой Байкальской, если спускаться по огромной лестнице вниз на Бульвар, видимо, был человеком уважаемым властями нашего города. Высокие партийные чины не жаловали наш город своим долгим пребыванием, а те, кто хоть пару дней здесь переночевал, уже получили свою улицу. Вспомнили про Пашу. Решили и его уважить. Это очевидно, раз в своё время в честь него назвали новый микрорайон, состоящий исключительно из пятиэтажных домов, которые почему-то назывались «Хрущёвками», а на самом деле их проектировщиком был дедушка Ильи Лагутенко, лидера группы «Мумитроль». Но это выяснилось через сорок лет после сдачи микрорайона в эксплуатацию, когда название «Хрущевки» к ним намертво прикипело, а Илья стал знаменитым. Но вернемся к названию.

Павел Петрович Постышев, судя по его биографии, появился в Иркутске после каторги в Одна тысяча девятьсот двенадцатом году в двадцатипятилетнем возрасте. И протолкался здесь почти шесть лет. Чем он тут промышлял и на что жил? — в биографии точно не сказано. Сдается мне, ничего хорошего не делал, так как официальные источники сообщают: «вдохновенно ведет партийную работу, борется за претворение в жизнь решений Пражской конференции РСДРП, направленных на очищение пролетарской партии от оппортунистов». Чушь какая! Парень с «волчьим билетом», на работу не берут, а он очищает какие-то мифические ряды партии, состоящей в лучшем случае из пяти человек в те времена. Оппортунисты какие-то. Полный бред.

Дальше ещё хлеще: «После того как в ночь с 13 на 14 июня 1918 года в Иркутске вспыхнул белогвардейский мятеж, оставив Иркутск, красногвардейцы под командованием П.П. Постышева организованно прибыли в Верхнеудинск, а затем в Хабаровск». Каково? Организованно и под командованием. Да линяли они, только шубы заворачивались, не смотря на летнюю, теплую ночь. Во, нам бошки-то дурили!

Всё бы ничего, но товарищ Постышев стал членом Политбюро ЦК ВКП(б) и членом ЦИК СССР и, всплыв на Украине, осел в городе Харькове.

Дословно:

Умение вникать по-ленински, для любого члена — это талант. Даже, дар! Можно живо представить, как Павел Петрович, как член, вникая, пытается пройти мимо старушки-контроллера.

— Ваш билетик? — спрашивает она.

— Ты что — не видишь? Я же член! Я вникаю по-ленински! — с негодованием говорит ей Павел Петрович.

— Много вас таких тут ходит. Приобретайте билет, — говорит ему бабуля, рожденная ещё при Александре Македонском.

— Ну, старая буржуйка! Запомню я тебе! — злится Петрович и отходит к кассам.

— Мне билет! — говорит он кассирше, протягивая мелочь.