Непростой читатель

Чтобы справиться с немотой, иногда охватывающей подданных, оказавшихся лицом к лицу со своим монархом, конюшие могли намекнуть народу на возможные темы для бесед.

— Ее Величество может спросить, далеко ли вам приходится ездить на работу. Будьте готовы ответить на этот вопрос, можете к нему же добавить, добираетесь ли вы на поезде или на автомобиле. Она может спросить, где вы оставляете машину и где движение напряженнее — здесь или — откуда вы? — в Андовере. Ведь королева интересуется всеми аспектами жизни народа, так что она может поговорить и о том, как трудно в наше время припарковаться в Лондоне, а это, вероятно, приведет к обсуждению проблем парковки, с которыми вы сталкиваетесь у себя в Бэсингстоке.

— На самом деле, в Андовере, хотя в Бэсингстоке тоже кошмар.

— Ну да. Но вы поняли мою мысль? Легкая светская беседа.

Светские или нет, эти беседы обладали несомненными достоинствами — предсказуемостью и, самое главное, краткостью, давая возможность королеве прервать их в любой момент. Встречи проходили гладко, в соответствии с расписанием, королева казалась заинтересованной, а ее подданные редко смущались, и вряд ли имело значение, что этот, возможно, самый ожидаемый разговор в их жизни, сводился к дискуссии о ремонтируемом участке автомагистрали М-6. Они встретились с королевой, она поговорила с ними, и все вовремя закончилось.

Эти встречи стали настолько рутинными, что конюшие, наблюдая за ними, не сильно утруждались, они всегда находились где-то поблизости, любезно, хотя и несколько снисходительно улыбаясь. Но когда косноязычие подданных уже трудно было выдержать и все больше людей приходило в замешательство, беседуя с королевой, персонал стал внимательно слушать, что именно было (или не было) сказано.

Выяснилось, что, не предупредив сопровождающих, королева отказалась от сложившегося круга вопросов: продолжительность рабочего дня, расстояние от дома до работы, место рождения — и нашла новую тему для беседы, а именно: "Что вы сейчас читаете?" Лишь у очень немногих верноподданных Ее Величества имелся готовый ответ на подобный вопрос (хотя кто-то и пытался сказать: "Библию"). Поэтому возникали неловкие паузы, которые королева старалась заполнить: "Я сейчас читаю...", иногда она даже вытаскивала из сумочки и показывала им заветный томик. Неудивительно, что встречи затягивались, прерывались паузами, подданные огорчались, что не проявили себя наилучшим образом, и уходили с ощущением, что королева только что на их глазах проделала какой-то финт.

Пирс, Тристрам, Джайлс и Элспет — все преданные слуги королевы, обмениваются мнениями:

— "Что вы читаете?" Я хочу спросить, что это за вопрос? Большинство людей, бедняжки, вообще не читают. Но если они в этом сознаются, мадам роется в сумочке, достает книжку, которую только что кончила читать, и дарит им.

— И они тут же продают ее на интернет-аукционе.

— Естественно. А вы были на последней встрече королевы? — подала голос одна из королевских придворных дам. — Все о той встрече только и говорят. Если раньше эти славные люди приносили с собой нарцисс или букетик привядших примул, которые Ее Величество потом передавала нам, чтобы положить в багажник, то теперь они приносят книги, которые читают, или, вы не поверите, даже пишут, а если вам не повезло и вы при этом присутствуете, то тележка вам будет просто необходима. Если бы я хотела развозить книжки, то пошла бы работать в "Хатчардс". Боюсь, Ее Величество начинает доставлять нам хлопоты.

Все же придворные приспособились, хотя и были недовольны тем, что в свете новых пристрастий королевы им пришлось менять сложившуюся практику. Теперь обслуживающий персонал при "разогреве" публики перед встречей предупреждал, что Ее Величество может, как и прежде, спросить, издалека ли вы приехали и каким образом, но наряду с этим, скорее всего, спросит, что вы читаете.

Узнав об этом, люди терялись (а порой даже впадали в панику), но придворные, нисколько не смущаясь, приходили им на помощь со списком предложений. Неважно, что королева уходила со встречи с не соответствующим действительности представлением о популярности Энди Макнаба и поголовном поклонении Джоанне Троллоп; во всяком случае, удавалось избежать заминок и неловкости. И поскольку собравшиеся бойко отвечали на вопросы, все, как полагалось, заканчивалось вовремя, задержки случались редко, только когда кто-то из ее подданных признавался в любви к Вирджинии Вулф или Диккенсу, что вызывало оживленное (и долгое) обсуждение. Многие надеялись на единство взглядов, признавшись, что читают "Гарри Поттера", но на это королева (у которой не было времени на фэнтези) всегда поспешно отвечала: "Да. Мы приберегаем эту книгу на черный день" — и быстро меняла тему.

Встречаясь с королевой почти ежедневно, сэр Кевин имел возможность постоянно досаждать ей разнообразными предложениями.

— Я хотел бы узнать, мэм, не могли бы мы каким-то образом пустить в ход ваше чтение.

Раньше королева не отреагировала бы, но одним из результатов чтения стала нетерпимость к клише (которые она и раньше недолюбливала).

— Пустить в ход? Что это значит?

— Я как раз над этим работаю, мэм, но было бы неплохо, если бы мы могли, скажем, выпустить пресс-релиз, в котором бы говорилось, что кроме английской литературы Ваше Величество читает и этническую классику.

— Какую этническую классику вы имеете в виду, сэр Кевин? "Камасутру"?

Сэр Кевин вздохнул.

— В данный момент я читаю Викрама Сета. Он подойдет?

Личный секретарь в жизни ничего не слышал о Викраме Сете, но счел, что имя звучит достаточно внушительно.

— А Салман Рушди?

— Думаю, нет, мэм.

— Не понимаю, — сказала королева, — зачем вообще нужен пресс-релиз. Какое дело публике до того, что я читаю? Королева читает. Вот все, что им надо знать. И я предвижу вопрос: "Ну и что из этого?"

— Читать — значит удаляться. Делаться недоступным, — продолжал Кевин. — Людям будет проще воспринять это, если в самом занятии будет меньше... эгоизма.

— Эгоизма?

— Пожалуй, мне следовало сказать "солипсизма".

— Пожалуй.

Сэр Кевин ринулся в атаку.

— Если бы мы могли связать ваше чтение с какой-то более значительной целью — например, с грамотностью народа в целом, с повышением уровня чтения молодежи...

— Мы читаем для удовольствия, — сказала королева. — Чтение не общественный долг.

— Хотя, — ответил сэр Кевин, — почему бы ему и не быть долгом.

— Каков наглец! — сказал герцог, когда она вечером пересказала ему этот разговор.

Кстати о герцоге, как на все это реагировали члены семьи? Как чтение королевы сказалось на них?

Если бы Ее Величеству приходилось готовить еду, ходить по магазинам или, что невозможно вообразить, вытирать пыль и пылесосить дом (дома), снижение уровня жизни было бы заметно сразу. Но, разумеется, ничего такого она не должна была делать. Правда, она работала с меньшим прилежанием, но это не отражалось на ее муже и детях. На чем это отражалось ("сказывалось", как выражался сэр Кевин), так это на публичной сфере. Королева заметно охладела к своим обязанностям: с меньшим пылом закладывала первые камни, спуск кораблей на воду лишился всякой торжественности, словно пускали игрушечную лодку на пруду, — дома ее всегда дожидалась книга.

Но это повергало в беспокойство персонал королевы, семья же, пожалуй, вздохнула с облегчением. Она всегда заставляла членов семьи быть на должной высоте, и годы не сделали ее более снисходительной. А вот чтение сделало. Теперь она чаще предоставляла родных самим себе и совершенно им не досаждала. Семья приветствовала книги, кроме тех случаев, когда ее членам читать приказывали, или когда бабушка настоятельно хотела поговорить о книгах, интересовалась, какие у ее внуков литературные пристрастия, или, самое худшее, вкладывала в руки книгу, а потом проверяла, прочитана ли она.

Родные часто находили королеву в уединенных местах ее различных жилищ, в очках, с книгой рядом лежат блокнот и карандаш. Она ненадолго отрывалась от чтения и в знак приветствия рассеянно поднимала руку. "Что ж, я рад, что она счастлива", — сказал герцог, шаркающей походкой проходя по коридору. И действительно, она была счастлива. Она любила чтение как ничто другое и проглатывала книги с удивительной быстротой, но вряд ли кто-нибудь, кроме Нормана, этому удивлялся.