Над всей Россией серое небо

Пост главпотеха у нас занимал отставной чекист, для него эту должность и ввели. Ушли его с Лубянки при Андропове в чине подполковника, молодого и перспективного: не во время гавкнул. Посчитал, новые времена пришли, и ошибся на шесть лет. За эти годы он намытарился в дворниках, в слесарях, в грузчиках и озверел на советскую власть. Перестройку он принял как очередной трюк партийных верхов. По пивным он не философствовал, но в звездный час, видать, прорезался в нем дар речи, когда услышал его наш президент у пивной на Курском вокзале. Дело было сразу после окончания знаменитой партийной конференции, где два игрока блестяще разыграли на публике ферзевую пешку. Один соответственно прошел в ферзи, другой взял тайм-аут. Оба играли одну беспроигрышную партию, а в тайм-ауты публиковали многочисленным тиражом записки из серии "Моя партия: как я дошел до жизни такой". Оболваненная публика их почитывала. У пивной морально озверевший бывший гэбист взъярился на сторонников Ельцина.

- Вы где видели честных коммунистов? - наседал он.- Это звучит так же, как честный бандит!

"Правильно,- уловил президент созвучие своих мыслей со словами будущего зампотеха.- Только говорить такие вещи надо на приличном расстоянии от банды". А приглянувшийся ему мужик не унимался: - Кому поверили? Горбачев понял, что дни его шайки сочтены, вот он и сделал обходной маневр - делает святого из Ельцина. Потом его на свое место, а пока суд да дело, шайку свою оба пристроят на хлебные места и опять народ доить до крови.

- Да ты че: ты че!- прихватили ручки пивных кружек на манер курков сторонники опального Ельцина.- Боря честный коммунист и примазавшимся к партии головы скрутит!

- Э-э, заладили,- сплюнул от злости оппонент Ельцина.- Хоть одного назовите, кому из них когда-либо голову скручивали?

- При Сталине скручивали! Всем подряд проходимцам! - Оно и видно, какие вы с тех пор безголовые... Заявление опасное для такого места, и президент вмешался:

- Мужики, по четвертной на нос, пиво разгружать на дворе! - И тихо критикану:- Давай отсюда, сейчас клюв нащелкают. Нашего президента везде принимали за своего. Мужики ринулись на двор, критикан дал увлечь себя к "мерседесу" и дальше - в "Олед".

- Да что же я делать здесь буду! - взмолился бывший чекист Николай Петрович Крюков, услышав, что с завтрашнего дня он становится заместителем президента по технической проработке операций с окладом в три тысячи рублей. Сумма в конце восьмидесятых дай Бог каждому.

- Не кипятись, Николай Петрович,- успокаивал президент.- Ты правильно мыслишь, а это главное. Едва ты наденешь костюм от "Марка и Спенсера" да сядешь за руль "вольво-740", к тебе потянутся люди. Те, кто вычеркнул тебя из списков ныне здравствующих, теперь сами опасаются той же участи. Вот ты и руководи массами. Кто владеет информацией, тот владеет амуницией. Ясна мысль?

Мысль отставному чекисту понравилась, но за рулем иномарки он себя представить не мог.

"Мафия здесь",- решил он, подыскивая повод, чтобы уйти и не вернуться. К мафии он питал не меньшую ненависть, чем к коммунякам, всосанную вместе с бормотухой за шесть лет вхождения в рабочий класс. Это-то сейчас и проявилось на его лице.

- Боишься, к ворам попал, народ обжуливаем? - Есть такой резон,кашлянул в кулак бывший чекист. - Тогда слушай. Я вор в законе, десять лет мотал срок по лагерям. Но той животной ненависти к советскому режиму не питаю, какую, наверно, питаешь ты. А потому что не позволил из себя сделать быдло, как ни старались мои лагерные Хиггинсы и лагерное начальство. Я остался человеком благодаря неистовому желанию пожить человеком, когда настанет мой черед. Сейчас мне сорок три, я знаю литературу, искусство, музыку - ту музыку, которую называют классической,- подчеркнул наш президент.- Если можешь, проверь. Я изучал это, чтобы управлять своими эмоциями и пороками тех, кто неисправимое быдло, из каких бы золотых корыт оно ни хлебало. И мое время пришло. Если же ты думаешь, что мои руки грабят Россию, ошибаешься снова. Здесь все давным-давно разграблено или превращено в хлам. Мы одни крохи подчищаем. - А простых людей не жалко? Последнее у народа тянешь. - Народ? Какой народ? Тех, кому вроде бы платили, а они вроде бы работали? Не жалко, Николай Петрович. Это быдло. Ты вспомни, к чему этот народ приучили: не лезь куда не просят, помалкивай и будешь жить, как все. А как жили? В бетонных каморках с унитазом в изголовье от тесноты. Поел и в стойло. А что ели? Нитраты и гнилую картошку. И помалкивали... Как же можно уважать такой народ? Нет, Николай Петрович, ты мне "Рабыню Изауру" не крути, плакать не стану, я богатый. Пусть теперь плачут все чванливые дешевки, успевшие обзавестись "жигулятами", дачами и дебильным потомством, считавшие, что их уклад жизни никогда не изменится. Изменился, Николай Петрович. Я "мерседесы", как перчатки, меняю, а их сраные "жигулята" на решето похожи, у меня вилла в Люксембурге, а им в бетонках вековать. И так им и надо, пусть сосут двадцать первую лапу, если не заставят себя думать иначе, стало быть, работать, а не придуриваться, тогда у них кое-какой шанс появится выбиться в люди из быдла. А я делаю деньги не для одного собственного обогащения, мне в скором будущем отстраивать захезанную территорию с вечным именем Россия. И деньги эти у меня никто не отымет, поскольку лично для меня уравниловка отменяется, я своего кровного быдлу не отдам.

- Складно излагаешь,- кивнул отставной чекист.- Я бы поверил тебе, да больно название твоей конторы доверия не внушает.

- Так мы пока в Зазеркалье находимся,- усмехнулся наш президент.- А ты хотел, чтобы я трудягой фермером надорвался, так и не взрастив пшеницы, прибитый бывшими аппаратчиками и бездарными законами? Или ты знаешь способ обогащения с незамаранной задницей?

- Так обогащаешься все-таки? Наворуешь и за бугор? - гнул прежнюю линию отставной чекист.

- А тебе классовое происхождение не велит обогащаться? Или наш дорогой Ильич до поры до времени в Мытищах отсиживался?

- Претит. Мне от жизни много не надо. - "Жигуль", квартиру и бабу на сносях? - А этого мало?

- Так ты для такого минимума и работать станешь вполсилы! засмеялся наш президент, а отставной чекист обиделся: - Для нормального человека хватает... Впрочем... - Что впрочем? - Разного мы поля ягоды.

- Присловье. Все ягоды с одного поля. Только одна созрела, а другая недоспелая. Давай-ка, Николай Петрович, дозревай и приходи. Либо у тебя появятся деньги для нормальной жизни, либо останется упрямая башка, умная, между прочим. А с какой стороны баррикад в нее пулю всадят, разницы нет. Ты, как я понял, не за левых, не за правых - в последней стадии созревания.

- Подумаю,- буркнул отставной чекист.- Ты, кстати, за какие подвиги десятку отсидел?

- Сел за мелкое хулиганство на три года, субчика одного отделал, остальное в зоне намотал: побег, сопротивление охране. Вот тебе и первое задание, Николай Петрович, проверь сам, за что сидел, разузнай через старых друзей. Через неделю жду.

В назначенный срок мы со всей душой приняли Колю Крюкова в фирму. Оказалось, пьет мужик классно и не пьянеет, язык попусту не дрочит, компанейский на все сто, а работает - любо-дорого. Что там рассусоливать, добрая закваска в чекистах! И только вечное наше скотство превращает крюковых в крючковых. Это зампотех приучил нашего босса интересоваться ремонтом станций метро. На всякий случай, вдруг "мере" подведет, а такси нет.

Да, кстати: "740-ю" из нашего гаража зампотех не взял. Обычную ^девятку" куда-то сгонял, движок отрегулировал, заодно телефончик"сателлит" установил. И с этим ясно: практика.

Боба, пришедший в "Олед" годом позже, Крюкова невзлюбил. Без году неделя, а фыркал. Завсегда бараны перед волками кручеными рогами похваляются. На шестилетнее пребывание отставного подполковника в рабочем классе внимания не обращал. А ведь оба в те дооледовские поры хаживали на митинги. Видать, разные пружины толкали. Первый к трибуне рвался, в ближайшее окружение, будто ему ниспослано свыше руководить. Другой молча слушал в толпе, грамотно отделяя семена от плевел, но заслушивался и упускал момент, когда трибуны-оратаи перепахивали толпу в ревущее стадо. С этого момента его можно кормить исключительно плевелами, резать на шеренги или прогонять сквозь мясорубку на коммунистические котлеты. Но что-то ведь гонит недовольных на Манеж, под Останкинскую башню, всюду, где подобные им, обиженные и оттесненные? Именно: им подобные - стадное чувство! Мы с тобой одной крови, у тебя нет денег, у меня нет, это ммм-у-у-чительно. А забодаем всякого, кто не с нами! И закипит мятная кровь, сдобренная бормотенью, и давит стадо копытами старушек, пришедших сочувствовать, а рога крушат витрины за их холодную отчужденность, за то, что отделяют неведомый и недоступный мир, потому и ненавистный.