Идеальный друг

Он позавтракал и как раз принялся размышлять, не относится ли выпитый им крепкий кофе к числу запрещенных доктором Фогелем возбуждающих средств, когда знакомый голос вывел его из задумчивости:

– Что ты торчишь здесь, я забронировал тебе место вон там, впереди.

Перед ним стоял Лукас, указывая на большой столик под платанами, накрытый на три персоны.

Фабио понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить свое положение. Значит, он условился встретиться здесь с Лукасом и забыл об этом. Сославшись на необходимость срочно посетить туалет, он перехватил Ивонну Дольчефарниенте, объяснил ей ситуацию, уплатил по счету и воззвал к ее деликатности.

– А кто еще придет? – спросил он Лукаса, садясь за стол.

– Никто, просто я не люблю столики на двоих.

– Тогда заказал бы на четверых.

– И сразу кто-нибудь придет, а то и двое.

Лукас заказал именно то, что только что съел Фабио: моцареллу с помидорами и меч-рыбу с гриля. Фабио взял себе большую порцию салата.

– Слишком жарко для плотного завтрака, – обосновал он свой выбор.

С Лукасом Егером он познакомился десять лет назад на курсах журналистики. Лукасу исполнилось двадцать четыре года, и он уже два года работал учителем. Фабио был моложе на год и к тому времени – к огорчению своего уже тогда хворавшего отца – забросил занятия германистикой. Ему еще до окончания университета предложили место репортера в одной из крупных ежедневных газет. Правда, место было не слишком доходным, но оно позволяло Фабио реализовать свой литературный дар. Лукасу журналистика давалась труднее. Там, где ему не хватало таланта, приходилось брать прилежанием. Он целых четыре года прозябал в одной из местных газет, прежде чем по рекомендации Фабио перешел в «Воскресное утро». С тех пор их рабочие столы стояли бок о бок в огромном редакционном зале. Лукас оказался надежным сотрудником и въедливым детективом, в то время как Фабио специализировался на литературных очерках.

Лукас был не только верным другом, но и большим фанатом Фабио. Восхищение Лукаса вызывало все, в чем было отказано ему самому: легкое перо Фабио, его раскованность, его уверенность в себе, его подруга. Фабио часто использовал преданность Лукаса: поручал ему детективные расследования и черновую работу, но редко упоминал о нем в своих публикациях. Зато в то время, когда Норина и Фабио жили вместе, Лукас бывал у них запросто, на правах друга дома. Он с удовольствием играл эту роль и во время отъездов Фабио охотно предоставлял себя в распоряжение Норины в качестве провожатого, шофера и носильщика, если она отправлялась в кино, в гости или за покупками.

Официантка принесла салат.

– Спасибо, Ивонна, – сказал Фабио.

– Приятного аппетита, – пожелала она, удаляясь.

– Хочешь знать, как я запомнил ее имя? – И Фабио объяснил другу свой метод.

– А как ты вспоминаешь имя Марлен?

Фабио немного подумал.

– Я представляю себе фонарь. А она стоит под фонарем, как когда-то стояла Лили Марлен. [3]

Лукас ел как механик по точным работам. Он расположил кусочек моцареллы строго посредине томатного кружка, центрировал листочек базилика, произвел хирургический разрез ножом и осторожно съел обе совершенно равные половинки.

Тыкая вилкой в салат, Фабио пристально рассматривал своего визави.

– Ты знаешь, где скрывается Норина? – спросил он. – Я нигде не могу ее застать, а на звонки она не отвечает.

Лукас жевал. Что-то уж слишком долго, подумал Фабио.

– Может, она не хочет, чтобы ее донимали звонками, – ответил он наконец.

– Это она так сказала?

Лукас пожал плечами:

– Мое предположение.

– Перестань, Лукас. Выкладывай все начистоту.

Ивонна забрала пустую тарелку Лукаса и принесла рыбу. Салат Фабио остался нетронутым. Лукас начал счищать кожу с куска меч-рыбы.

– Да говори же, – потребовал Фабио.

Лукас сдвинул кожу к краю тарелки и принялся извлекать из филе хребет.

– Норина не хочет с тобой говорить. Она сочувствует твоему несчастью, но видеть тебя не хочет. Пока не хочет. Ей нужно время.

– Она поручила тебе передать это мне?

Лукас насадил на вилку половинку лимона и выжал сок на рыбу. Затем отправил в рот первый кусок и стал жевать, жевать, жевать.

– Круто, – сказал Фабио.

Лукас вроде бы собирался возразить, но отдал предпочтение дальнейшему пережевыванию пищи.

– Допустим, она меня разлюбила, это я еще могу понять. Но, прожив с человеком три года, она могла бы помочь ему преодолеть амнезию. Для этого не требуется любви. Достаточно христианского милосердия.

– Дай ей время.

– А она не уточняла, сколько именно времени ей потребуется? Несколько дней? Недель? Месяцев? Лет?

Лукас пожал плечами и отправил в рот очередной кусок рыбы.

Фабио сдался:

– Как дела в редакции?

Лукас был рад переменить тему:

– Как обычно. Хотя нет. Руфер сбрил усы.

– На фото над колонкой редактора он еще с усами.

– Это на случай, если он их снова отрастит.

– Он сам так сказал?

– Мы так считаем. До конца недели он еще соломенный вдовец – жена куда-то отбыла. Потом поживем – увидим.

– Как же это выглядит?

– Как хорошо соперированная заячья губа.

Они ждали автобуса в тени каштана. В горячем воздухе скапливались выхлопные газы автомобилей, застрявших в пробке у ближайшего светофора.

– Что я написал после репортажа о машинистах? – спросил Фабио.

– Ничего.

– За три недели – ничего?

– Ты проводил расследование.

– Какое?

Лукас пожал плечами.

– Ты не знаешь?

– Ты держал это в секрете.

– Брось, вот уж не поверю.

Мобильник пропищал несколько тактов «Болеро» Равеля. Фабио насмешливо хмыкнул.

– Нет, нет, – сказал Лукас, – кажется, твой.

– Болеро? Неужели это на меня похоже?

Но звонил мобильник Фабио.

– Это я, Марлен, – послышался в трубке женский голос. – Ты где?

– Я был в кафе с Лукасом, а теперь мы на пути в редакцию.

– В редакцию? – В ее голосе звучало недоумение.

Подошел автобус, дверь с шипением отворилась, из нее вылезла какая-то старушонка. Лукас помог ей спустить на землю сумку на колесиках.

– Пришел автобус, увидимся позже, чао.

– Амзельвег, семьдесят четыре, – сказала Марлен. – Карточка с адресом у тебя в бумажнике.

В автобусе Фабио обследовал свой бумажник. И действительно обнаружил в нем белоснежную визитную карточку, на которой была вытеснена элегантная надпись ЛЕМЬЕ. Ниже он прочел: Марлен Бергер, ассистент по связям с прессой и адрес фирмы, телефон, факс и адрес электронной почты. На обороте карточки с тем же полиграфическим изяществом был напечатан домашний адрес Марлен: Амзельвег, 74.

Фабио сунул карточку под нос Лукасу:

– Я должен гордиться, что она не повесила мне на шею табличку с именем и адресом.

Лукас промолчал.

– Амзельвег, – прочел Фабио. – Дроздовый путь. Путь дрозда. Где дрозд? В пути.

– А как ты запомнишь семьдесят четыре?

– Узнаю дом.

Автобус остановился. Никто не вошел, никто не вышел.

– Тебе выходить на следующей, – сказал Лукас.

– Почему?

– Пересадка на девятый. Где дрозд? В пути!

– Зачем?

– Сообщить, что я снова здесь.

Лукас хотел что-то возразить, но передумал. Водитель изо всех сил вцепился в свой огромный руль. Из коротких штанов торчали тонкие бледные ноги с красноватыми коленками.

– Водитель в шортах, – сказал Фабио, – все равно что командир взвода, подающий кофе. Никакого авторитета.

– Водителю авторитет ни к чему.

– Не скажи.

– Ты полагаешь, что в шортах он хуже ведет автобус?

– Я в этом убежден, – заявил Фабио. – Он теряет уважение к самому себе.

Лучше всего тут подошел бы мундир с четырьмя золотыми шевронами на рукавах, как у пилота. Вот был бы вклад в безопасность на дорогах. Об этом стоило бы написать. О влиянии профессиональной одежды на ее носителей. Вот, например, врачи ходят в белых халатах. Кого они хотят убедить в своей значительности? Пациентов? Неверно. Самих себя.