Фуко за 90 минут

Но даже в этом случае основная идея работы Фуко неоспорима. Эпистема Возрождения сменилась классической (или эпистемой Просвещения).

Мысль обратилась к идее различия, отказавшись от идеи сходства. Анализ открыл дорогу измерению и эксперименту. Разум устанавливал различия. Оказалось, что химические вещества состоят из отдельных элементов или их комбинаций, растения и животные разделили на виды, золото впервые стало основной мерой национального богатства.

Знание уже не было чем-то тайным, перестало быть привилегией избранных. Оно стало результатом научного наблюдения, открытым для всех. Но эта эпистема, основанная на знании и наблюдении, имела любопытный побочный эффект.

Пытаясь научным путем прояснить картину, она уничтожила непосредственно субъект по знания (наблюдателя). Для человека в научном исследовании не осталось места.

С приходом XIX века это тоже изменилось.

Человечество стали изучать как субъект истории.

Такие разные мыслители, как Дарвин, Гегель и Маркс, теперь рассматривали человечество в его историческом развитии. Подобный тип мышления сохранялся вплоть до XX века. Влияние этой эпистемы оставалось центральным для экзистенциализма Сартра, который провозглашал «существование прежде сущности». Другими словами, человек создает свою сущность своим существованием, а не получает ее при рождении. В биологии человечество стало объектом антропологических исследований. В экономике богатство стало измеряться в показателях работы, а не количеством безжизненного золота. Человек разумный приобрел глубину и стал объектом изучения психологии.

Но, как говорил Фуко, такое положение вещей не может долго продолжаться: «До конца XVIII века человек не существовал. Как с легкостью показывает археология мысли, человек — это изобретение недавнего времени. И, возможно, скоро ему придет конец».

Конечно, Фуко снова несколько упрощал картину.

Его исследование, которое ограничивалось изучением документов, часто было неточным. Несмотря на блестящую идею Фуко, общая картина была достаточно обрывочной. Отдельные положения его теории были показательными, но часто несостоятельными в общем смысле. Просто неверно, что понятия «человека» (или человечества) не существовало как предмет исследования, наблюдения и философской мысли до конца XVIII века. Примеров можно привести множество: от вопросов, которые задает себе смертный, наполненный божественным трепетом, до тщетной попытки Платона дать логическое определение человека (знаменитое «двуногое животное без перьев», которое заставило одного из наиболее непочтительных учеников Платона повесить ощипанного петуха на стене Академии).

Конечно, и книги Шекспира полны подобных размышлений, начиная от беспокойных раздумий Гамлета и заканчивая следующими строками:

«…но гордый человек, что облечен. Минутным, кратковременным величием И так в себе уверен, Что не помнит, Что хрупок, как стекло, — Он перед небом». Фуко мог бы поспорить, что литература не являлась частью его археологии науки. Но пси хологическая проницательность всегда будет вы ходить за рамки литературы и становиться частью науки и философии.

Но утверждение Фуко, что «недавно изобретенное» понятие человечества скоро прекратит свое существование, имеет значительное влияние.

По мере того как развивается наше знание о ДНК, растет опыт в генной инженерии, понятие человечества может вскоре оказаться лишним. Абсолютный пересмотр системы ценностей — это пока вопрос будущего. Но прогрессивные изменения (особенно эксперименты с недостающими генами) уже начали разрушать наше представление о человеке и о том, что значит быть человеком.

В то же время, когда Фуко начал развивать свою идею эпистем, на другой стороне Атлантического океана американский ученый Томас Кун пришел к удивительно похожему понятию парадигмы.

Эпистемы Фуко были открыты путем «археологических исследований» в широком культурном поле социальных наук. Парадигмы Куна относятся в более узком смысле непосредствен но к науке. «Смена парадигмы» означает большой, радикальный прорыв в научном знании.

Подобные прорывы были совершены Коперником, Ньютоном и Эйнштейном. После их открытий наше видение мира уже не сможет оставаться таким, каким было раньше. Каждый из этих ученых создал новый тип мышления, который становился моделью для будущих исследований. Так, после открытия Эйнштейна время и пространство (равно как материя и энергия) уже не могут рассматриваться как абсолютные величины: они стали относительными.

Но оказалось, что подобная теория имеет неожиданный обратный эффект. Проблема и Фуко, и Куна состояла в том, что они отказались от понятия абсолютной истины. Если наш образ мыслей всегда ограничен некой эпистемой, (или парадигмой), значит, мы никогда не сможем прийти к «истине». Подобным образом, если все эпистемы условны, как мы можем доказать, что одна из них лучше другой? Никак. Таким образом, любая истина относительна; она зависит лишь от мировоззрения человека. Но подобная упрощенческая критика не нанесла большого вреда теориям Фуко и Куна. Дело в том, что одна эпистема (или парадигма) может оказаться более полезной (или более плодотворной в теоретическом плане), чем другая. Она даст возможность ближе продвинуться к непостижимой картине мира, то есть к «абсолютной истине». Что-то в этом мире несомненно происходит, но человек может воспринимать лишь некоторые следствия этих событий. Вера в нашу возможность открыть абсолютную истину влечет за собой убежденность в том, что наши чувства — и различные приборы в качестве их продолжения — являются абсолютной мерой действительности.

Но человеческий глаз различает спектр света только между ультрафиолетовым и инфракрасным. Как мы можем быть уверены в том, что созданные человеком приборы, которые лишь расширяют поле нашего восприятия, не имеют таких же ограничений?

Можем ли мы утверждать: то, что мы визуально воспринимаем как «красный цвет», на самом деле полностью соответствует электромагнитному излучению с длиной волны 7x10x15 см?

Но 2 + 2 = 4 наверняка абсолютная истина?

Возможно, но, как сказал Эйнштейн: «Пока правила математики применимы к реальности, они неточны, а если они точны, они неприменимы к реальности». Парадигмы Куна действуют именно в этом интервале. Точно так же и эпистемы Фуко — только они применимы к более широкой, но менее точной сфере культуры.

В 1964 году Дефера призвали на военную службу, но он предпочел армии добровольческую работу. Его направили преподавать в Тунис. Чтобы не расставаться надолго, Фуко в конце концов последовал за ним, заняв должность внештатного профессора в университете Туниса. Здесь он скоро привык к размеренному средиземноморскому образу жизни и поселился в перестроенной конюшне в поселении французских художников в Сиди-Бу-Саид. В Тунисе Фуко получил возможность насладиться лучшим в этих двух мирах: французской и североафриканской кухней, вином и марихуаной, интеллектуальными спорами в кафе и симпатичными молодыми арабами. В университете он читал лекции по философии Ницше и разрабатывал культурные аспекты своего исследования современной эпистемы.

Некоторые критики начали относиться к Фуко как к «новому Канту». Они сравнивали его теорию эпистем с понятием «синтетического априори», разработанным Кантом в конце XVIII века. Проще говоря, Кант утверждал, что человек не может смотреть на мир иначе, чем через призму «пространства-времени». Теория Фуко о том, что мысль, связанная с эпистемой, неизбежно ограничена и структурирована, казалась развитием этой идеи. Но сравнение поздних культурных теорий Фуко с кафедральным величием философской системы Канта было просто нелепым.

Даже Фуко, которому сначала льстили подобные сравнения, скоро начал уставать от этих преувеличений.

Но спокойная жизнь Фуко в качестве знаменитого философа в изгнании (который каждое утро получал «Ле Монд»), скоро было нарушена.

В декабре 1966 года студенты Туниса проводили демонстрации против усиливающихся репрессий режима Хабиб Бургиба. Под влиянием Дефера Фуко активно поддержал студентов. Впервые в жизни он «с головой погрузился в политику», как сказал Дефер. Однажды Фуко пострадал в стычке в полицией, а затем укрывал спасавшихся бегством студентов в своей квартире.