Призрак былой любви

Она часами рисовала в своем воображении этого Джентльмена. Высокий, смуглый, оживленный. Водит автомобиль и ездит верхом с бесстрашным мастерством. У него загадочное бурное прошлое, и Джосси он любит больше всего на свете. Они познакомятся при романтических обстоятельствах: она убежит с бала и, скрываясь от шума и жары, будет бродить по саду, где он увидит ее и мгновенно будет поражен ее красотой. Они будут танцевать вдвоем, кружась на тропинках, усеянных маргаритками. Воздух будет полниться ароматом лилий. Из освещения — только мягкое сияние луны…

Но ничего не изменилось. Миссис Брэдли и кухарка продолжали вести хозяйство в Холле, а волосы Джосси, сколько она ни полоскала их лимонным соком, оставались все такими же безжизненно тусклыми. Она ходила на танцы и вечеринки к своим друзьям, но все парни, которых она там встречала, были неуклюжими, прыщеватыми и говорили только о крикете и автомобилях. Няня по-прежнему шила ей платья, но это были не облегающие наряды из струящегося атласа из журналов, что покупала Джосси. Дни она проводила то в детской, то в маленькой столовой или в саду, но теперь уже не было школьных семестров, которые вносили разнообразие в ее обыденное существование. Ее выходы в свет ограничивались посещением церкви, визитами к кузену Киту, жившему в доме управляющего. Дни тянулись нестерпимо долго. Но она не теряла надежды, верила, что Он придет. Два года миновало с тех пор, как Джосси де Пейвли окончила школу, а она все еще ждала своего Джентльмена.

Сидя перед компьютером, я откинулась на спинку стула. Мною овладели усталость и возбуждение. Четыре страницы. Приехав домой из Оксфордшира, я, даже не удосужившись снять пальто, с ходу написала четыре страницы. И они дались мне легко. У меня было такое чувство, будто кто-то ослабил на моей шее веревку, что душила меня многие месяцы.

Однако странно, что я изложила все это в художественной форме. Ребекка Беннетт обычно писала бесстрастно, объективно, скрупулезно анализируя факты. Правда, в прошлом никогда нельзя быть уверенным, в нем столько тонкостей, поворотов и отступлений, столько граней — как на хрустальной люстре в зимнем саду Тильды Франклин.

После я отправилась на встречу с Чарльзом Лайтманом. За ризотто с бутылкой «Пино Гриджо» он поделился со мной своей последней идеей.

— Новая тема, дорогая. Крах промышленной революции. Покажем сходство в положении современных надомников и их предшественников из доиндустриальной эпохи. — Чарльз взмахнул вилкой. — Ремесленники… они страдали бурситом локтевого сустава, или как это там называется, и больше чем на несколько миль от дома не удалялись. — Его вилка снова пронзила воздух. — У нынешних кустарей хроническое растяжение сухожилий, и поехать куда-то они могут лишь в том случае, если у них есть возможность водить машину. Складненько, да, Ребекка?

— А как же частные школы? — спросила я. — Ты же вроде бы собирался…

— Несколько заезженная тема, дорогая, ты не находишь? — Чарльз равнодушно пожал плечами. — А это куда более актуально.

Я сообщила ему свои новости. Он наморщил лоб, вспоминая, кто такая Тильда:

— Спасительница вдов и сирот…

— Только сирот.

— Интересный материал?

Официант налил кофе. Я нахмурилась.

— Пожалуй. Хотя все это было так давно…

— Ну… Эллен Уилкинсон… — произнес Чарльз и добавил несколько напыщенно: — Задача биографа состоит в том, чтобы увязать свою тему с сегодняшним днем. Объект его изучения должен быть интересен современникам.

— Объект ееизучения, — машинально поправила я, вспомнив, как торопливо я писала историю Джосси, как неудержимо стучали мои пальцы по клавиатуре. Но теперь мою радость омрачало беспокойство. Что, если вдохновение вернулось ко мне лишь на короткое время? Что, если в следующий раз, когда я сяду за компьютер, у меня снова наступит творческий паралич?

— И?.. — подначил меня Чарльз.

— И прежде я никогда не писала о человеке, который еще жив. Эллен Уилкинсон умерла в сорок седьмом году.

Чарльз пожал плечами.

— Некоторые женщины из фильма «Не от мира сего» тоже еще живы.

— Да. — Я налила в кофе сливки. — Ну и еще потому, что она — необыкновенныйчеловек.

Написание биографии столь знаменитого общественного деятеля — работа трудоемкая и нервная. Тильда сама призналась мне в том, что не любит выставлять свою личную жизнь на всеобщее обозрение. Какие стороны своей жизни она утаит от меня? Она теперь была стара и немощна, но я чувствовала, что под ее внешней хрупкостью кроется сила. Она появилась на свет в работном доме, а теперь жила в том видавшем виды чудесном особняке, в котором я была вчера. Слабый человек такого бы не достиг. Ее сила одновременно восхищала и пугала меня.

— О святых писать скучно, — вывел меня из раздумий голос Чарльза. — Не зря же в «Потерянном рае» [9]самый интересный персонаж — Сатана.

— Все эти спасенные сироты… детские каракули в рамках на стенах… они словно неодолимая преграда между ней и мной. Не представляю, как можно достучаться до нее, Чарльз.

Я думала, что добродетельность и красота Тильды — это своего рода броня, которая делает ее неприступной. Я перед ней бессильна. В ее слепящей броне я, как в зеркале, буду видеть собственное отражение, и вряд ли оно меня порадует.

— Может быть, — лениво произнес Чарльз, — ты раскопаешь что-нибудь сенсационное. Какой-нибудь потрясающий гремящий скелет в шкафу. Что ж, дерзай!

Выходные я провела у Джейн. В воскресенье мы потеплее одели мальчиков и долго гуляли с ними на природе. В живой изгороди, словно звездочки, сияли желтые цветки аконита; Джек и Лори топали по лужам. Джейн рассказывала мне про свои серые будни — про благотворительные базары и бессонные ночи. Я поведала ей про Тильду.

— Съезди к ней еще раз, пообщайся немного. Тебе нечего терять, — резонно заметила она.

И в понедельник утром я позвонила Тильде, а во вторник снова отправилась с визитом в Красный дом. Мы сидели у камина в гостиной на верхнем этаже. Изначально здесь находились частные покои хозяев. Если светило солнце, оно заливало комнату светом через огромное полукруглое окно, выходившее в сад перед домом. В помещении было жарко, и я украдкой сняла жилет и завернула рукава. Старики всегда мерзнут.

Но сегодня Тильда была не в том настроении, что в мой прошлый приезд. Она была капризной и вздорной, на все мои вопросы давала уклончивые или неполные ответы. Она вдруг стала еще более тщедушной, а ее кожа приобрела смертельную бледность дряхлой старости. За окном ветер швырял обломки сучьев и листья, сорванные бурей. Его завывание, корябанье веток о подоконник, казалось, усиливали ее нервозность. Я упомянула Джосси и Сару Гринлис, но Тильда отвечала односложно, неохотно. От лица менее деликатного и утонченного человека это звучало бы как грубость. Я злилась, испытывала раздражение. В конце концов, она сама просила, чтобы я написала ее биографию.

Пытаясь выжать хоть какой-то результат из впустую потраченного дня, я упросила Тильду еще раз показать мне альбом с фотографиями. Я переворачивала страницы, а она без всякого интереса смотрела на снимки. Мое внимание привлекла одна фотография — мужчина с ребенком, оба поразительно красивые. Я уже собиралась расспросить про них у Тильды, но она вдруг, встрепенувшись, сказала:

— По-моему, кто-то идет там по аллее. Не подскажете, дорогая, кто это?

Я встала и глянула в окно на аллеею, зажатую меж высокими фигурными кустами живой изгороди.

— Мужчина… белокурый… высокий. Молодой.

— Патрик, — прошептала Тильда и впервые за весь день улыбнулась.

Я вспомнила, что в мой предыдущий визит она упоминала про внука по имени Патрик.

— Патрик! — воскликнула Тильда, когда гость появился в дверях гостиной. — Почему не сообщил о своем приезде? Я бы велела приготовить для тебя обед.

Он обнял ее.