Вовремя уснуть (СИ)

- И сколько же всего набежало денежек с коммерческого использования моего спящего тела?

- Точной цифры у меня сейчас под рукой нет, - доктор зашелестел бумагами и бухгалтерскими отчётами, - но, что-то около семи с половиной миллионов.

- Сколько? - Алексей приподнялся, упираясь в стол.

- Дорогой мой, присядьте! Вам категорически нельзя возбуждаться! Я вам готов представить полный финансовый отчёт, всё до копеечки! Я лишнего не тратил! Поверьте! А что же вы хотите? Все эти медикаменты и обследования, специальная еда и уход за долгие годы. - Доктор снял очки и стал нервно протирать стёкла салфеткой.

- Простите, Дмитрий Сергеевич! Я не хотел вас... Я просто цифре поразился...

- Вы ещё многому в этой жизни удивитесь, голубчик. - Доктор вытащил из ящика стола цветную коробку и положил перед Алексеем. - А это вам лично от меня. Последняя модель телефона "Nokia". Там инструкция на русском есть, разберётесь. Но мы уже завели вам туда короткие номера, они набираются простым нажатием одной кнопки. Двойка - дежурный врач, тройка - я, четвёрка - ваша сестра... Звоните, не стесняйтесь!

Алексею показалось, что он невольно обидел честного человека, он встал, взял коробку и протянул руку.

- Дмитрий Сергеевич...

- Всего хорошего вам, Алексей Васильевич, - ответил доктор вялым рукопожатием и засуетился, перекладывая бумаги на столе.

Киев был похож на давно знакомую девушку, к которой в гости приехала тётя из Америки, разодела в заграничные одежды, навесила дешёвой яркой бижутерии и понатыкала заколок, нанесла вульгарный макияж и растрепала волосы, а в уши вставила плеер, который дудел и сигналил разными звуками, заглушая крикливую музыку. Лёшка стоял на бывшей площади Октябрьской Революции и крутил головой по сторонам. Все дома вроде были узнаваемы, и здание главпочтамта, и, гордо возвышавшаяся своим шпилем, бывшая гостиница "Москва", но что-то было неуловимо другим. Стеклянные купола, монументы, рекламные щиты иностранных компаний, и... муравейник, огромный копошащийся муравейник. Куда подевалась прежняя величавость и спокойствие? Где размеренная неторопливость и... запах цветов? Вот, запах другой! И шум! А фонтан! Где большой круглый фонтан в центре площади? Сумасшедшая какофония звуков вокруг, обрывки мелодий и сигналы клаксонов, рекламные ролики на огромном экране и окрики зазывал, смех, громкие разговоры и какие-то песни. Что происходит? Автомобили невероятного космического дизайна на огромной скорости проносились по Крещатику в несколько рядов, не сталкиваясь, и люди, под стать машинам, сновали повсюду в таком темпе, что казалось - завтра конец света.

- Я вас витаю! - раздался откуда-то сбоку бодрый звонкий голос. Улыбающаяся девушка протягивала Лёшке, который к тому времени уже чем-то напоминал задыхавшегося Ихтиандра из фильма "Человек-амфибия", выбравшегося в большой город со дна морского, какую-то пластмассовую коробку. - Вы сталы тысячным клыентом наший компании и цей автомобыльный пылесис...

- Но у меня нет машины!

- Значыть, скоро будэ! Бэрыть! Майже даром!

- А скажи, милая, сегодня какой-то праздник?

- Ни, звычайный вторник. Так бэрэтэ?

- Я не знаю, у меня деньги на карточке... А как эта площадь теперь называется?

- Майдан Нэзалэжности! - гордо ответила девушка. - То вы з России?

Алексей прошёл через весь Крещатик, мимо Бессарабки с высокими, нависающими отовсюду, новостройками, рекламными плакатами, и невольно ноги сами принесли его к площади Льва Толстого. Недолго думая, он свернул в знакомый переулок, но вход во двор оказался огорожен высоким кованым забором, за которым прогуливался охранник в чёрной форме.

- Вы не подскажете, как попасть в квартиру Марковецких? - обратился к нему Алексей.

- А вы кто такой?

- Я? Друг семьи... Моя фамилия Силенко!

- Алёна Игоревна? - бубнил уже охранник в домофон. - К вам Си-лен-ко. Понял! Пускаю!

Значит, Марк с Алёнкой живут здесь, в родительской квартире! Сердце забилось чаще от знакомого имени, Лёшка подошёл к открывшейся калитке и в приподнятом настроении, с горящими глазами затараторил охраннику:

- Сейчас, брат! Я... я мигом, в гастроном, за бутылкой хереса сбегаю! Пять минут, брат! Я мигом...

Такого изобилия спиртного после полупустых витрин советского времени Лёшка не мог представить даже во сне. На полках красовались сотни бутылок разной формы и размеров с яркими этикетками. Большинство названий были ему совсем незнакомы и непонятны. Он не мог найти привычных слов "вино" или "водка", повсюду были лишь названия неизвестных брендов.

- А скажите, - обратился он к продавщице. - У вас херес есть?

- Херес? Цэ шо, коньяк?

- Нет, это вино креплёное... А что вы посоветуете купить в гости, как подарок друзьям, которых сто лет не видел?

- Мужчинам?

- И девушкам тоже, - неуверенно кивнул Лёшка, а про себя прикинул, что девушке Алёне уже сорок восемь должно быть.

- Визьмыть "Мартини" та виски, нэ помылытэсь!

- А карточкой можно рассчитаться?

- Звычайно.

Не считаясь с реальностью, Алексей по-прежнему ощущал себя двадцатилетним студентом. Он не виделся почти три десятка лет ни с кем из своей прошлой жизни, и в его памяти были только те образы, которые заснули вместе с его сознанием.

- Здрасьте, вы к маме? - спросила Лёшку похожая на Алёнку девушка, и тот смутился, не понял, как так могла она измениться и, главное, почему нос с годами утратил курносую форму.

- Ты разве меня не...

- Ой, Лёшка! - скрестила руки на груди пожилая женщина, появившаяся вслед за девушкой. - Проходи же скорей!

Алексей замер на мгновение, но потом всё же сделал усилие и осторожно переступил порог ватными ногами, осаматриваясь. Только нос и глаза, несколько потускневшие со временем, выдавали в этой полной женщине, с морщинками возле губ и век, и какими-то новыми родинками на шее, ту прежнюю, излучавшую свежесть и ожидание любви, красавицу. Алексей понимал рассудком, что она должна была измениться, внутренне был даже готов к небольшим переменам, но это ошеломляющее впечатление от кажущейся больной женщины, напоминавшей скорее мать Алёны, а не её саму, это впечатление было сравнимо с шоком.

- Что, изменилась? - отвела глаза в сторону Алёна, будто почувствовав смятение в душе Алексея, и тут же спохватилась, засуетилась. - Дашуль, дай тапочки гостю! Это наш с папой друг, я тебе рассказывала, который заснул тут на кухне лет...

- Двадцать семь, двадцать семь лет назад, - вставил Алексей каким-то хриплым, не своим голосом.

- А это моя дочь, Даша!

- А где Марк? Где родители? - спросил Алексей, выставляя на знакомый круглый стол бутылки со спиртным и конфеты.

- Родители Юры умерли года четыре назад. Сначала Дмитрий Сергеевич, а потом и Дусечка, не прожила и двух месяцев без него. Да ты садись! А Юрке я сейчас позвоню, он так обрадуется! И Мишке, хочешь?

Только старинные стулья и стол напоминали ту обстановку, которая прочно врезалась в Лёшкину память. Холодильник, шторы и вся кухонная мебель были уже другими, современными, в салатово-бежевом пластике и хроме.

- Что, сильно изменилась? - спросила Алёнка грустным голосом, разливая вермут в бокалы. - Даш, выпьешь с нами? - крикнула она в открытую дверь.

- Чуть-чуть, - соврал Алексей. - Ну, за встречу!

- А вот ты совсем не изменился, ну разве что, чуть повзрослел, - сказала Алёна, на глазах у неё почему-то заблестели слезинки, она выпила залпом, и чмокнула Лёшку в щёку.