У стен недвижного Китая

И мои дети — тоже.

Молодая и красивая Лида видела всё то же самое, что и я. И чувствовала всё то же самое.

А Сократ наш в скором времени купил себе машину, и вот уже вскоре я увидел красавицу Лиду в этой самой машине вместе с самодовольным любовником, не подходящим ей по росту, но зато с большими деньгами.

Я её спросил как-то раз:

— Ну как же ты так? При живом-то муже!

А она мне тихо и сдавленно:

— А мужа тоже кормить надо! И, между прочим, и ребёнка — тоже! Но только вы, пожалуйста, никому и ничего не говорите!

И я пообещал молчать.

Никакого плана или чёткого расписания занятий у меня не было. Поскольку дети никогда и никуда не выходили гулять дальше своего двора, то на занятия я мог являться с точностью плюс-минус четыре часа. Занятия русским языком и английским чередовались безо всякой системы, и единственным основанием для того, чем же именно заниматься в данный момент, было моё настроение, с которым мой ученик Баграт считался безоговорочно. У меня с ним ни разу не было случая, чтобы он хоть в чём-то не согласился со мною. Поразительно, но любое моё мнение по любому поводу воспринималось им как единственно верное, любая моя просьба воспринималась им как приказ, обязательный к исполнению. То же самое можно сказать и о его меньшом братике Джемшере. Я приходил из мрака нищеты во дворец к этим мальчикам, но ни единого разу не читал я в глубинах их глаз или в оттенках интонации хоть что-нибудь отдалённо близкое к высокомерию, ослушанию или каким-то барским замашечкам.

Это были дети. Обыкновенные, психически нормальные дети. Пока ещё.

Русский язык, английский… Артикли, произношение, падежи, склонения и спряжения…

Нужно ли было моему ученику столько знать? Где и когда сумеет он применить полученные от меня знания?..

А между тем, спортзал во дворце Сократа был наконец-таки полностью укомплектован по последнему слову техники, и вот однажды я по приглашению хозяина удостоился чести видеть, как его детей обучают изуверским, бесчеловечным приёмам какой-то японской борьбы. Тренером у них был один из телохранителей Сократа — почти не знакомый мне кавказец. И вот я с ужасом смотрел: с какою прытью мальчишки крутились, вертелись, какие страшные и необыкновенные по форме удары наносили по каким-то грушам и кожаным подушкам, под которыми подразумевались будущие их противники…

— Кем же ты хочешь сделать своих детей? — спросил я Сократа.

— Гармонично развитыми личностями! — ответил тот с многозначительным людоедским смешком.

Ответ меня совершенно не удовлетворил. С ещё большим ужасом я стал думать: господи! прости мою душу грешную! что я делаю? кого учу? для чего?

И на кого это всё — обученное, сильное, могущественное и богатое — обрушится?

Я попробовал стать на место самого Сократа и проследить всю цепочку его основных рассуждений:

— Дети — это наше продолжение…

— О возврате на Кавказ речи теперь уже быть НЕ может…

— Эти сплошные президенты: Ардзинба, Гамсахурдия, Шеварднадзе! Не поймёшь — кому служить, кому НЕ служить; кто из них хороший, кто плохой…

— Просто нам хочется красивой, хорошей жизни…

— Вся наша дальнейшая судьба будет отныне связана только с Россией…

Стало быть, человеку наплевать на тамошние кавказские расклады: на партии, национальности, президентов и на прочий вздор. Главное — красиво пожить: ПОЖИТЬ МНЕ И МОЕМУ ПРОДОЛЖЕНИЮ — ДЕТЯМ. Пожить в России. И, стало быть, мальчиков готовят не к боям на кавказских фронтах, чтобы где-то когда-то свести тамошние кавказские счёты, а к боям на фронтах российских! А к боям таким, где линия фронта будет пролегать между ними и окружающими людьми, то есть местными жителями — русскими!

Вот так открытие я сделал!

И что же теперь — после этого?..

Ваня Стегненко, когда я поделился с ним своими соображениями насчёт нашего общего знакомого, сказал:

— Собственно, а почему всё должно быть иначе? Ведь уже давно замечено, что человеческие расы и различные национальности — очень неравноценны. Расы и национальности есть высшие и низшие. Причём всеобщим заблуждением европейцев является утверждение, что именно они-то и есть лучший и совершеннейший вариант Человека.

— Заблуждением? — сказал я. — Ну тогда я его разделяю всем своим сердцем.

— То-то и оно, что сердцем! Сердцем-то и я разделяю. Но ты попробуй умом поработать! Оглянись вокруг: что ни чёрный, то и живёт в своё удовольствие. Человек со смуглым оттенком кожи и чёрными волосами — самый жизнеспособный вариант Человека. Блондин, будь он хоть норвежец, хоть русский, никогда не выдержит конкуренции со смуглым брюнетом: вьетнамцем, цыганом, эфиопом, армянином. Блондины только и умеют, что основывать великие цивилизации типа древнегреческой, древнеримской или древнеиндийской. Со временем эти цивилизации чернеют за счёт притоков людей тех рас и национальностей, которые сами не способны к творческому мышлению, но зато хорошо и ловко умеют вписываться в уже существующие государственные и технические структуры. Пока древние грузины были белым народом, у них вполне могла быть высокая культура; теперь, когда они сильно почернели, у них только и осталась, что способность к выживаемости и ловкости рук. И говорю я это не в осуждение им, а в похвалу! Ты — блондин, а работаешь за гроши на чёрного грузина. И — не наоборот! И это — не случайно, потому что он представитель высшей расы, а ты — низшей!

— Я — низшей?! — я прямо аж опешил. — Ну какой же низшей, если я!.. А он!..

— Все твои возражения — вздор. Нам с тобой уже никогда не почернеть; разве что только наши дети вступят в брак с чёрными людьми и подарят нам чёрных и жизнеспособных внучат.

— Ну хорошо, — сказал я, несколько успокоившись и вспомнив, что Ваня Стегненко — автор разных философских книг, ни одной из которых я, кстати, не читал, и вообще — великий выдумщик и фантазёр. — Ну хорошо. Пусть будет по-твоему!..

— А по-моему и будет. Черноволосая и смуглая Скандинавия обозначилась уже сейчас. Посмотри по телевизору, какого цвета волосы и глаза у современных шведов — в основном чёрные. Немцев, никаких, кроме черноволосых и черноглазых, вообще на свете не бывает — это и так видно, а черноволосую и смуглую Россию описывал ещё в прошлом веке Лев Толстой…

— Допустим, допустим!.. Ну и каково же оно будет, когда все почернеют и белых на Земле совсем не останется? И будут одни лишь чёрные!

— А чёрные чёрным — тоже ведь рознь. Может быть, выяснится, что папуасы жизнеспособнее дравидов, а может быть, выяснится, что от скрещения австралийских аборигенов племени Биндибу и южноамериканских индейцев племени Хибаро получится такая гремучая смесь, которая захватит власть над всем миром… Что толку сейчас загадывать! Селекционная работа предстоит ещё большая, и на неё уйдут многие века. Главное сейчас — выжить. Вот ты пристроился работать на своего грузина и — живёшь, а я вот сейчас мечтаю стать консультантом в одной солидной российско-израильской фирме и тоже, если эта затея выгорит, худо-бедно, а просуществую под крылышком у евреев до лучших, до более счастливых времён. Если они когда-нибудь наступят…

Я ещё долго потом отходил после этой ваниной лекции. И вроде бы, я почти ничему из того, что он мне понаговорил, не поверил, но что-то в душе всё же оставалось. Сомнение какое-то, что ли?..

Случайно мне попалась на глаза книга, подаренная мне когда-то Лолитой. Это был сборник сказаний и легенд, посвящённый абхазам и другим кавказским народам.

Книга была издана самими кавказцами, а не моим другом Ваней, и вот что там было написано.

Оказывается, давным-давно абхазский народ разделился на две разновидности: на голубоглазых блондинов и на черноглазых брюнетов. Один из героев древнеабхазского эпоса нашёл своё призвание в том, чтобы истреблять голубоглазых блондинов и очень преуспел по этой части. За что и был проклят Высшими Силами и заточён вместе со свои боевым конём в какую-то страшную пещеру на вечные мучения, где он и по сей день живёт и откуда и по сей день доносятся его ужасные вопли…