Соленый клочок суши

Я старался быть таким же невозмутимым, как Кирк, но ничего не получалось. Слишком уж долго я мечтал об океане. Конечно, рулевая рубка креветочного траулера – это вам не мерно покачивающаяся на волнах палуба парусной шхуны из киноверсии «Отважных капитанов», [17] завладевшей моим воображением еще в детстве. Но я был в полном восторге и от «Карибской души».

Стоило выйти в открытое море, как капитан Кирк ожил. Судя по всему, на раскачивающейся палубе он чувствовал себя гораздо комфортнее, чем на твердой земле. Мы развлекались, вспоминая необычные обстоятельства моего прибытия на борт. Я рассказал ему о своем путешествии с гор к океану и сложных чувствах к женщине, которую повстречал в Арканзасе, – Донне Кей Данбар. Я даже набрался смелости и признался ему, что хотя я мечтал о такой поездке всю свою жизнь, толчком к ней послужило весьма неприятное событие. Дело в том, что в Вайоминге я совершил преступление. Я заверил его, что никого не убивал, не бегал за жертвой с топором, а он уверил меня, что будь я им, меня бы не было на его судне. Оказалось, что однажды он и вправду вышел в море с таким вот типом, и теперь знал, как они себя ведут. Наконец, я спросил его, почему он вообще пустил меня на свой корабль вместе с лошадью.

– У меня есть друг из Вайоминга, он парень что надо. Ты мне его немного напомнил, – вот и все, что он мне ответил.

Когда я закончил рассказывать Кирку о Тельме Барстон и о том, как из-за нее выписали ордер на мой арест, Кирк поведал мне немного и о своей жизненной тропе. Он вырос в семье рыбаков, работал на семейном чартерном судне палубным матросом, затем стал помощником отца-капитана, вместе с ним бороздил чистые воды за барьерными островами у Алабамы, Миссисипи и Луизианы в поисках саргана и крупных акул. Ему не было и двадцати, когда он отправился во Вьетнам. Он служил в дельте реки Меконг помощником боцмана на разведывательном катере. Однажды его отряд попал в засаду, и Кирка буквально выбросило взрывом из воды. Он выжил, но поклялся впредь избегать рек и провести остаток своей жизни в открытом океане. Так он и поступил.

Наше судно мерно двигалось на юго-запад. Звезды, вначале казавшиеся лишь огоньками в темном небе, проступали все отчетливей, словно дорожные знаки Вселенной, ожившие небесные создания. Я не мог заснуть даже после вахты у штурвала. Оставшись в рубке, я читал книгу об индейцах майя и ждал восхода солнца. Оно появилось в сопровождении стайки дельфинов, резвившихся перед самым носом корабля.

Когда солнце взошло в третий раз, на горизонте появились очертания прибрежных зданий острова Ки-Уэст. Я думал только о том, что, должно быть, пережил в подобный день на подобном острове на Багамах Колумб. Хотя мои два с половиной дня в море никогда не сравнятся с подвигом Адмирала Океанов, я чувствовал в нем родственную душу. Для меня это было целое достижение. Подумать только, ведь мы оставили позади гигантское количество соленой воды. Талли Марс и его верный конь пересекли Мексиканский залив. Ки-Уэст чуть не поглотил меня, как одна из тех черных дыр Вселенной, что засасывают все и вся. День начался с бегства от полицейского. Он гнался за мной по пляжу, куда я отвел Мистера Твена на утреннюю пробежку. Потом я прокатился на паровозике по старому городу, выслушал уйму историй о невероятных событиях, происходивших на этом острове, осмотрел великолепные старые дома морских капитанов и богатеньких мародеров, грабивших разбившиеся здесь суда. Признаться, после всего у меня возникло мимолетное желание покинуть капитана Кирка с его «Карибской душой» и испытать удачу в этом пиратском городке. И хотя я отправился в Мексику, меня не покидало странное ощущение, что Ки-Уэст еще возникнет на моем горизонте.

Через два дня мы снялись с якоря у форта Джефферсона – напоминания о временах Гражданской войны на островах Драй-Тортугас. Мы готовились к большому прыжку через Мексиканский Залив на полуостров Юкатан.

Понятное дело, лошадь, разгуливающая по носовой палубе креветочного траулера посреди океана, не могла не привлечь внимания. Я уже начал привыкать к визитам местных любопытных рыбаков, но тут появился этот парень. Он подгреб к нам в шлюпке от большого катера и забрался на борт.

– Ты словно из той песни Лайла Ловетта, [18] – сказал он.

Я тут же узнал Вилли Сингера. Он был одним из моих любимых музыкантов, и его песни помогли мне скоротать парочку довольно суровых зим в Вайоминге.

В отличие от большинства эстрадных артистов, Вилли Сингер становился популярнее по мере того, как старел. Правда, он не очень-то пекся о славе. Он по-прежнему писал отличную музыку, но на первые полосы газет попадал благодаря другим своим подвигам. Они-то и помогли ему сколотить состояние.

На пятом десятке он вдруг занялся серфингом, влюбился в это дело и проводил большую часть свободного времени на доске в погоне за волной. Между делом Вилли Сингер вложил деньги в поиск затонувших сокровищ и даже сам принял участие в экспедиции. На Филиппинах они нашли испанский галеон, следовавший из Манилы в Перу по древнему Жемчужному пути. Корабль вез самый большой из обнаруженных до сих пор грузов старинного черного жемчуга и китайского фарфора. Кроме того, на борту оказалось несметное количество золотых слитков, изумрудов и, разумеется, мечей, пушек, медальонов и инкрустированных драгоценными камнями распятий.

История попала в заголовки газет по всему миру. Я отчетливо помню фотографии Вилли в журнале «Лайф». Вот он сидит на палубе спасательного судна с гитарой в руках и поет команде. А вот – стоит на постаменте из слитков золота с затонувшего корабля. Вокруг люди в купальных костюмах с винтовками М-16 на плечах.

Если бы я искал для себя современного героя, им стал бы Вилли Сингер. Все всяких сомнений. А потому, увидев его в маленькой шлюпке, покачивающейся на волне, и с линем в руках, я просто обалдел. Он очень заинтересовался Мистером Твеном на палубе и спросил меня, что делает лошадь на креветочном траулере.

Поначалу я лишился дара речи, но в итоге умудрился выдавить из себя какую-то ерунду. Вилли рассказал мне, что приехал сюда делать фотографии на обложку своего альбома и до смерти соскучился по свежим креветкам.

Я выразил сожаление, что наше судно не оснащено для ловли креветок, и взамен предложил большого морского окуня, которого заколол острогой еще днем. Мы заключили сделку: я отдал окуня, а он поставил автографы на дюжине кассет, имевшихся у нас на борту.

Через пару часов мы ужинали на берегу с Вилли и командой фотографов. Вилли играл на гитаре, пел и рассказывал удивительные истории о том, как нашел сокровище. Как подтверждение он вытащил из кармана рубашки жемчужину размером с катышек жевательной резинки и пустил ее по кругу. Каждый оглядел ее и потрогал.

Я мог бы слушать Вилли до рассвета, но капитан Кирк сказал, что на сегодня хватит. Нас ждал прилив и путешествие длиной в пять сотен миль.

Я попытался заснуть, но тщетно. Я лежал с открытыми глазами и размышлял об испанских судах, бороздивших вот эти самые воды, где мы сейчас стояли на якоре. В свое время на рифах островов Флорида-Киз они рассыпали уйму драгоценностей. Похоже, охотник за сокровищами – не такая уж плохая работенка. Наконец я уснул, хотя в голове моей вертелись тысячи вопросов, которые я так и не задал Вилли Сингеру.

На следующее утро мы подняли якорь, завели двигатель, поставили кассету с записями Вилли (на удачу) и отправились в путь. Мы пересекали Мексиканский Залив, а я все грезил о Жемчужном пути. Надо обязательно включить его в список мест, где стоит побывать.

В первый раз я увидел Пунта-Маргариту на карте под заостренным грифелем кедрового карандаша капитана Кирка. Он учил меня прокладывать курс и переводить градусы широты и долготы в мили. Под его присмотром я положил линейку вдоль линии курса, идущей от форта Джефферсона (где мы сейчас и находились) до мыса Сан-Антонио на западной оконечности Кубы. Далее линия шла до южной оконечности Юкатана, потом пятьдесят миль к югу от Тулума, огибала крошечный полуостров Пунта-Альен и заканчивалась на небольшом островке в форме крокодила. Хвост указывал на северо-восток, на высотки и отели Канкуна, а широко раскрытые челюсти – на юг. Между ними шел глубокий канал, окаймленный мангровыми зарослями и отмелями. Остров назывался «La piedra del cocodrilo», или Крокодиловый Камень. Пунта-Маргарита была носом этого крокодила.