Ханты, или Звезда Утренней Зари

3

Жил Демьян и не просто промышлял зверя и птицу, ловил рыбу, собирал ягоду и кедровый орех, а все это для родственников делал, которые в малых селениях, в поселке, в городе и в других добрых странах живут. Поэтому все, за что ни брался, он делал не спеша, основательно, с думой о будущем. Он чувствовал, что его жизнь очень нужна другим людям. Без него неполной будет жизнь всех людей, живущих на земле. Поэтому и жить надо по-родственному, понимать надо друг друга. И люди, которые бывали в его угодьях, никогда еще не отказывались от родства с ним, всегда понимали его и соглашались с его мыслями о единоначалии человеческого рода. Только жена Анисья не принимала всерьез его слова, все перечила ему.

«Ты от своих родственников что имеешь?» — спрашивала она.

«А что мне надо? Мне от них ничего, кроме понимания, не надо!» — отвечал Демьян.

«Не надо, потому что никто за так ничего не даст! Вот у нас оленей не хватает на жизнь. Олени нам нужны!»

«Оленя я сам не возьму. Оленей у всех не хватает. Сама знаешь, есть охотники, у которых оленей меньше, чем у нас… Что еще нужно?! Машина мне не нужна…»

«Вон что вспомнил! — смеялась Анисья. — Да машину никто и не даст. Дай тебе — так потом самолет или вертолет захочешь!»

И тут Демьяна вдруг озарило.

«А самолет есть! — улыбнулся он жене. — Город дал самолет! В поселок из города летает, людей возит! Есть самолет!»

«А самолет-то не за так, самолет у людей деньги берет!» — остановила его Анисья.

Вот женщина, подумал Демьян, кого угодно на словах победит.

«Только ты… за-ради родства все готов положить! — говорила Анисья. — А люди-то не такие… Мало таких! Мало!»

«Про самолет вот что скажу, — возразил он жене. — Ведь пушнину мою не за так берут, деньги мне дают. Вот когда б я пушнину за так сдавал, то и самолет бы меня без денег возил! Так?! И в магазине так же было бы!»

«Да ты уже до коммунизма дожил, без денег хочешь! — опять зацепила его Анисья. — Всех перегнал, один до коммунизма добрался!»

«А если этот коммунизм по жизни идет так, как я думаю?! Пусть идет, пусть! Разве я виноват в чем?!»

«Ох, одному-то, наверно, тяжко? — притворно вздыхала Анисья. — Без людей-то, а? Без родственников?!»

«Нет, это тебе тяжко, не хочешь понимать! — упирался в свое Демьян. — А люди понимают, родственниками надо жить».

Замолкала Анисья. Не помнит Демьян, чтобы до ссор они доходили, когда говорили об этом. Не сдавалась она — поэтому и замолкала. Он чувствовал ее упорство и несогласие и немного жалел ее. Не мог он уступить ей еще и потому, что война взяла его отца и трех старших братьев. Он никак не мог допустить мысли, что, если рассуждать о выгоде-невыгоде, тогда получается, что они погибли только за двух кровных родственников — за него и за мать. Четыре жизни — за две жизни. Это и слишком много, и слишком мало. Так не должно быть, да так и не было. Он понимал нутром, что они полегли на поле войны и за него, и мать, за всех родственников сел и городов, за все человечество земли. И словно добрая память о них, остались люди, по-родственному близкие ему, за которых они отдали свои жизни. И теперь они покоятся в братских могилах на далеких, но родственных землях, а не на родовом кладбище на Малом Яру, куда ушли все предки чуть ли не до десятого колена. Их, братьев и отца-воина, в последний раз видел живыми вернувшийся с фронта председатель Совета. И Демьян такими глазами смотрел на председателя-ветерана, словно тот сохранил в себе частицу их дыхания, частицу их любви к жизни, к родным, к своей земле. И когда ветеран умер, он снова попал в пугающую пустоту — прервалась связь с миром, с человечеством, словно второй раз погибли и отец и братья. А сам он остался один в этой пустоте — беспомощный и никому не нужный. Мать умерла вскоре после войны. Такое ощущение пустоты он впервые испытал в детстве, когда война взяла отца и братьев. Ведь они связывали его с миром, с прошлым и будущим, и эту связь неожиданно обрубила война — это было первое потрясение в его жизни. И после смерти ветерана он мучительно искал выход из пустоты — надо было как-то жить, как-то наладить утерянную связь с миром и жизнью. И восстановить эту связь помогла ему Анисья, младшая дочь председателя-ветерана. Раньше он почти не видел ее: она училась, а потом куда-то надолго уезжала. Когда встретил ее, он смутно почувствовал, что должны произойти большие перемены в его жизни. И хотя у нее были более удачливые и видные женихи, но она выбрала Демьяна, в ту пору нескладного и угрюмого. Почему именно его — этого он до сих пор не знает. Ведь тогда он метался словно слепой — безутешный и неприкаянный. И в нем еще не было того душевного равновесия, ощущения совершенства мира — единства мыслящего человека и живой природы, единства всего сущего, — что придет позднее. В то время он не смог бы определенно сказать, что именно испытывал к Анисье. Была только большая привязанность и уважение к ее отцу. Но когда узнал ее ближе, он порадовался тому, что ее выбор пал на него, а не на другого.

Потом появились дети, и у Демьяна прошло ощущение пустоты.

Так восстановилась утерянная было связь с прошлым и будущим, с Небом и Землей…

Спустя годы Анисья же своими словами, что в первую голову надо думать только о себе, натолкнула его на открытие — во всех селах и городах, на всей планете живут его родственники. Это была новая связь с человечеством и Вселенной. Пришла уверенность, что эта связь никогда уже не прервется, эту его вечную связь никто уже не сможет поколебать.

У человека много кровных родственников в прошлом и будущем, размышлял Демьян. У каждого живущего было или есть бабушек и дедушек — четыре человека. Прабабушек и прадедушек уже восемь. Прапрабабушек и прапрадедушек — шестнадцать. А если взять это «пра-пра» десять раз, то получится больше четырех тысяч родственников. Чем дальше в глубину времен — тем больше родственников. И конечно же, у каждого малочисленного народа — к примеру, насчитывающего всего несколько сотен человек — корни родства уходят в другие народы. Значит, все народы — родственники между собой! Разве это плохо? Никто не скажет, что это плохо.

И мысли о родстве всех людей земли Демьян внушал и своим детям по мере того, как они подрастали. И старший из сыновей, Микуль, сказал однажды:

«Да, я знаю, у ханты есть родственники в других странах и краях».

«Хм-м… Кто тебе сказал?»

«Учительница в школе о языках рассказывала».

«А что о наших родственниках говорила?»

«Говорила: у ханты два самых близких народа — это манси и венгры. Родственны по языку».

«Манси рядом живут, это я знаю, — сказал отец. — А венгры где-то далеко…»

«Да, на реке Дунай они живут. Далеко, — принялся рассказывать сын. — Когда-то мы вместе жили, одним народом были. Это в давние-давние времена, в глубокую старину. Как ханты говорят, „в задревнюю древность“. Потом была война. А может, и несколько войн было. С кем-то воевали. И народ раскололся на два куска: одни на Дунай ушли, а другие сюда пришли, на Север…»

Сын помолчал немного, потом продолжил:

«Ученые считают, я в книге про это читал, что мы когда-то на конях ездили, коров и овец пасли, в городах жили…»

«Это я знаю», — сказал отец.

«Откуда?! — изумился Микуль. — Откуда знаешь?!»

«Хм-мм… Да возьми наши большие сказки и большие песни, — проговорил отец. — В этих сказках и песнях люди в больших городах живут, на конях ездят, коров пасут, воюют. Есть богатыри, есть цари, есть уртэт. [14] Почти в каждой сказке море есть, за которое ходят люди сказки…»

«А ведь правда! — согласился сын. — Я как-то раньше не обращал на это внимание».

«До сих пор, по словам стариков, самой большой жертвой Богу считается лав, [15] — припоминал отец обряды старины. — Потом мас. Среди домашних животных у них самая высокая честь. Лав и мас. [16] А после уже идет олень. Все это, видно, издалека пришло. Из тех времен, когда у нас были города, кони и мы жили на других землях…»