Russendisko. Рассказы

Будни шедевра

Осенью на вернисаже в Берлинской школе искусств я познакомился с русским скульптором. Тридцатипятилетний Сергей N. был мужчина солидный, уравновешенный и. Мы оба радовались знакомству — всегда приятно встретить на чужбине земляка, особенно если он художник. Когда Сергей разъяснял мне смысл своего произведения, глаза его сияли от счастья. Он рассказал, что уже давно работает только с бетоном, легкие материалы он презирает. Его работа называлась «Сердце матери» и представляла собой раковину средних размеров, от центра которой во все стороны расходились лучи. Я сразу понял, что человек он талантливый. Казалось, что сердце матери вопрошает все человечество: за что? Бетонное сердце, боль материи, страсть камня…

За чаем мы беседовали об искусстве. Я расспрашивал Сергея, в чем суть его произведения. Он только качал головой: «За чаем такого не объяснишь, для этого нужна водка». Прошло время, и я забыл про таинственную раковину. Наступила зима, выпал первый снег. Мне позвонил Сергей и сообщил, что представил свою раковину на конкурс проектов памятника жертвам Холокоста. По его замыслу, раковина являла собой застывший в бетоне крик, символизирующий мировую скорбь и боль рода человеческого. Мысль мне понравилась, хотя и требовала обсуждения. Мы встретились за чаем и постепенно перешли на водку.

Через несколько недель Сергей пожаловался, что его произведение отвергли — на том основании, что раковина-де маловата для центрального памятника жертвам Холокоста. Однако он не терял надежды найти своему творению подобающее место. После этого я еще некоторое время размышлял о современном искусстве, особенно за чаем, а потом снова забыл об этой истории.

Пришла весна, на улице потеплело. Сергея пригласили в Прагу. Там его раковине предстояло стать памятником женщинам, изнасилованным советскими солдатами во время событий 1968 года. Сергей хотел узнать, как лучше доставить раковину в Прагу — на грузовике или поездом. Мы встретились, побеседовали за чаем об искусстве и даже договорились поехать в Прагу вместе. Ничего не вышло. Две недели спустя чехи сообщили, что отказываются от идеи по финансовым соображениям. Дома я еще некоторое время листал художественные журналы, пока снова не погрузился в быт.

Настало лето. Деревья покрылись листвой, газоны — травкой. Сергей попросил помочь ему отвезти раковину в Гамбург. Там как раз проходила эротическая ярмарка, а раковина должна была выражать неудовлетворенную потребность в вагинальных контактах. На ярмарке было очень весело. Вокруг шедевра толпился народ. Мужчины ковыряли ногтем бетон. Одна дама средних лет, увидев скульптуру, застыла, покраснела и в смущении отвела глаза. Через несколько дней мы погрузили раковину в прицеп, вернулись в Берлин и разошлись по домам лечиться от похмелья. Еще некоторое время я вспоминал Гамбург, но потом мои впечатления стерлись из памяти.

Наступила осень. На улицах стало холодно и пустынно. Я бесцельно слонялся по городу и забрел в Веддинг. Посреди огромной детской площадки из песка возвышалась раковина. Я сразу узнал «Сердце матери», несмотря на свежую краску и облепивших его детей. Есть на свете вещи, которые просто незабываемы. В качестве улитки «Сердце матери» было великолепно. Детям оно явно понравилось. За Сергея можно порадоваться, теперь он живет в гармонии с самим собой и со всем окружающим миром. Весело напевая, я зашагал домой.

Перевод Н. Клименюка

Бегство из Сада Любви

В конце восьмидесятых годов я встречался с друзьями в фойе Кинотеатра повторного фильма. Мы все были хиппи, и у нас у всех были клички. У фойе тоже — оно называлось Сад Любви. Потому что зимой там было тепло, а зрители в кинотеатр почти не ходили. Мы встречались там практически ежедневно и беседовали о важных вещах — но не о девушках и не о наркотиках. Важная вещь в те времена была одна — эмиграция. Героями дня становились те, кому удалось вырваться за границу. Мы с удовольствием отождествляли себя с ними — в конце концов, все мы были жертвами репрессий — те, кто постарше, со стороны милиции, те, кто помладше, — со стороны родителей.

А вот у моего товарища, которого называли Принц, эта тема превратилась в настоящую манию. Он собирал газетные заметки о перебежчиках и аккуратно складывал их в специальную папку. Всех перебежчиков он знал поименно. Например, находчивую семью из ГДР, которая соорудила из плащей воздушный шар и в полном составе перелетела через границу, или эстонскую пару, которая обмазалась гусиным жиром и проплыла сто километров до Финляндии. Принц знал историю художника Саханевича, который во время черноморского круиза выпрыгнул за борт и уплыл в Турцию. Он слышал о скульпторе Петрове, который покрасился бронзовой краской и в качестве собственной статуи отправился на выставку в Париж. Целую неделю он провел в деревянном ящике, но до Парижа так и не доехал. В Амстердаме таможенника насторожил запах кала, и он вскрыл ящик. Из ящика вылез бронзовый Петров, представился угнетенным художником и попросил политическое убежище. Виталий, то есть Принц, мечтал о чем-то подобном и старательно готовился. Другой мой товарищ, Андрей, называемый Пессимистом, считал планы Принца несбыточными и всячески его высмеивал. «Мы здесь обречены на вечное рабство. Беги — не беги, совки тебя все равно найдут и вернут обратно».

К нашему глубокому удивлению, именно Андрей первым из всей компании отбыл из Сада Любви в дивный бескрайний мир. Когда в Польшу приехал Папа Римский, пограничники не смогли сдерживать толпы верующих. Тогда для паломников ввели особые правила — им разрешили выезжать в Польшу группами по списку. Тощий бородатый Пессимист выглядел как настоящий фанатик. Без особых проблем он вписался в одну из групп и, едва перейдя границу, отделился от паломников и двинулся прямиком в Германию. Папа его больше не интересовал. Автостопом он доехал до Франции. На подъезде к Парижу он познакомился с одним русским, который объяснил ему, как жить дальше. Пессимист обосновался в Париже и пошел работать в русский книжный магазин. Вот уже лет пять он зарабатывает на жизнь живописью.

Тем временем Принц каждый божий день проводил на Арбате. У него был новый план — жениться на пожилой иностранке, желательно на шведке или финке. По его мнению, там особенно не хватало нормальных мужиков. Когда он совсем было потерял надежду, то встретил девушку из Дании, журналистку. В конце концов она забрала его с собой в Копенгаген. Через некоторое время мне прислали номер газеты Dagens Nyheter с изображением беззубого Принца на первой странице. «Он потерял все свои зубы на улицах Москвы», — пояснял заголовок. Принц написал мне, что датский парламент провел по его вопросу экстренное заседание и ему предоставили политическое убежище. Недавно он основал собственную фирму.

Мои друзья за это время превратились в настоящих европейцев. Иначе говоря, изменились до неузнаваемости. Общаемся мы теперь очень редко, да и то через Интернет.

Перевод Н. Клименюка