Шоколад с перцем, или От любви бывают дети

Клэр облегченно вздохнула.

– Ты уверен? Я не хочу, чтоб ты хоть что-то делал, к чему еще не готов.

– Деточка, я был готов к этому уже тогда, когда вытряхнул из себя всяческую глупость и пришел к тебе поговорить после той первой недели.

Она прильнула ко мне, быстренько поцеловала и обернулась, подхватив на руки Гэвина.

– Так вот, Гэвин. Ты знаешь, кто такой папа? – спросила она его.

А тот не сводил с меня глаз и несколько минут раздумывал над этим. Я даже волноваться стал. Ну как он не захочет меня себе в отцы? Ну как подумает, что я слишком строгий либо слишком глупый? Черт, не надо было заставлять его счищать ту зубную пасту с пола. Разумные отцы не заставляют своих детей заниматься такой ерундой. Разумные отцы водят своих детей на стриптиз и позволяют им дома вечеринки устраивать, травку курят с ними по воскресеньям, пока составляют футбольные команды своих грез.

– Папка – твой папа? – спросил Гэвин.

Клэр кивнула.

– Ты очень умный, малышок! Да, Папка – мой папа. А Картер – твой папа.

Оба мы застыли в молчании, пока Гэвин переводил взгляд с меня на мамочку и обратно.

Он сейчас целиком и полностью меня вымеривает.

– Я тебя с собой возьму на танец живота, мы с тобой пива выпьем, когда охота пофантазировать придет, – вырвалось у меня.

Клэр глянула на меня так, будто я ума лишился.

– Можно я его буду звать папа-котях? – беспечно спросил наконец Гэвин, не обращая внимания на мое словоблудие.

Гэвин возгласил: да будет отец – и увидел, что этот хорош.

Ну да, я цитировал Библию и сравнивал своего сына с богом. Заткнитесь.

Клэр в ответ на просьбу Гэвина рассмеялась и спросила:

– А может, ты станешь просто звать его «папой»?

– А может, мне звать его «папомордой»? – тут же заторговался Гэвин.

Торговался этот малыш за довесок, с каким он мог бы называть меня «папой». Малый – гений. И невесть по какой причине я ощутил беспокойство. Повернулся, взял Гэвина у Клэр с рук и спросил:

– Ты не против, если мы отправим мамочку поспать, а сами обсудим мое новое прозвище, пока я тебя опять в постель уложу?

Клэр, встав на цыпочки, чмокнула Гэвина в щечку, а потом, прижавшись, и меня тоже. Гэвин прилег головой мне на плечо и обвил ручонками шею:

– Лады, детка-папочка.

Тут мы оба с Клэр не удержались и прыснули от смеха. Выходя в коридор, я повернулся к ней лицом и изобразил губами «спасибо», а уж потом понес Гэвина обратно в его комнату.

Правду сказать, я не поняла, отчего так забеспокоилась, когда Картер сам не свой стал, едва я назвала его отцом Гэвина. Это еще раз убедило меня: он просто замечательный человек.

Пока Картер укладывал Гэвина, я достала рюкзак со своими пожитками, вытащила оттуда майку и мальчишеские шорты, которые взяла с собой в качестве пижамы, и переоделась. Почистила зубы, после чего залезла обратно в постель и свернулась калачиком под одеялом в ожидании, когда вернется Картер. Я уже засыпать стала, когда почувствовала, как прогнулась кровать и его руки обвились вокруг моей талии. Я улыбнулась и вжалась в его теплое тело.

– Все в порядке? – пробормотала я сонно.

– Ну да, он решил, что пить больше не хочет, зато заставил меня почитать ему сказку. И пока что мы сошлись с ним на «папа-о», – хмыкнув, доложил Картер.

– Легко отделался. Две недели назад он как заведенный, обращался ко мне не иначе как «старушенция».

Я лежала в объятиях Картера, и так приятно мне никогда еще не было.

Примерно минут пять.

И это только доказало, что все, чем нас потчуют в кино, не что иное, как кусок чепухи. Его рука лежала на подушке у меня под шеей, отчего голова у меня жутко скособочилась. Я уже чувствовала, как судорога подступает. Меня стал прошибать пот, как потаскуху в церкви, это от его руки, тяжело сдавившей пояс, и ног, что переплелись с моими. По попе у меня стекал пот, его волосатые ноги кололись: такое ощущение, будто сотня комаров мне в ноги впилась.

Только нехорошо было бы мне брыкаться, верно?

Я чуть-чуть шевельнулась всем телом. Не хотела, чтоб он подумал, будто мне объятья не по нутру, только я умом тронулась бы, если б и дальше старалась лежать совсем неподвижно. Может, подожди я подольше, он бы уснул, и я его с себя свалила бы? Кино какое-то смотрела, где супружеская пара спала на разных кроватях. Счастливые! То-то все они тогда выглядели отдохнувшими и довольными! Уж там ничьи волосатые ноги не скреблись о ноги и тело леди.

– Завязываем с этим, Клэр, – пробурчал Картер едва мне не в ухо.

Блин. Вот теперь и впрямь будет неловко. Мы ведь только что впервые за столько лет наслаждались любовью друг с другом, а я собираюсь попросить его отвалить от меня, чтоб я смогла выспаться. Такой неромантической особы, как я, во всем белом свете не сыскать.

– Завязываем с чем?

– Последние минут десять ты только и делаешь, что дергаешься да вздыхаешь, – был ответ.

У меня синдром Туретта [84], синдром беспокойных ног [85] или просто сердце павиана, заставляющее меня трястись да вздыхать всякий раз, как шкура кусается.

Хрень собачья, не я ли всегда проповедовала Гэвину о честности? А вот теперь лежу и выдумываю, как бы сообщить Картеру, что у меня обезьяньи органы, вместо того чтобы просто сказать ему правду.

– Так во-о-о-о-т, я раньше ни с кем ночью никогда не спала. Ну, кроме Лиз, только мы всю дорогу пьяные были.

Картер за моей спиной как-то странно закашлялся, будто задыхался.

– Ты сможешь повторить это еще раз? Помедленнее и побольше подробностей, – проворковал он.

Я засмеялась и шлепнула его по лежавшей у меня на поясе руке.

– Я же серьезно!

– Я тоже. Вы были голенькие, когда делали это, как полагается? Ну, скажи, что вы голенькими были!

Сердце павиана, правда. Сердце павиана, правда…

– У меня шею ломит до смерти, и прямо сейчас я до того в жару, что кожей могу одеяло поджечь, – затараторила я.

Картер затих. Слишком затих.

Едрена-печь, взяла и обидела его.

– А-а, слава богу, – сказал он, убирая обе свои руки, обнимавшие меня. – У меня рука затекла, а в ногах судороги начались.

– Когда собаку чешут, у блох помывка. Ха-ха, фермер!

Я уже несколько минут лежала в постели, глядя, как первые рассветные лучи пробиваются сквозь шторы. Пришлось рот ладошкой прикрыть, когда Картер заговорил во сне.

Иисусе, ведь «каков отец, таков и сын». Картеру явно никто не рассказывал о его привычках во сне. Одна только мысль о другой женщине, спящей в той же постели, что и он, резала меня больнее ножа, а потому я такие мысли послала к черту. На данное время.

Он лежал на спине, обхватив одной рукой голову по подушке, а другую уложив поверх живота. Снимайся я в порно, он лежал бы под простынкой голый, со своим торчавшим олимпийских размеров пенисом, а я бы, вся такая распутная-распутная, стягивала бы с него простынку, чтоб попробовать олимпийца на вкус.

«Что ж, нагибайся, детка, вот и все [86]».

Я не была распутной-распутной, и это было не порно. Только я насмотрелась их вполне достаточно, чтоб типа знать, что полагается делать. Я бросила взгляд на часы на тумбочке и прикинула: еще с час пройдет, прежде чем Картер проснется. Снова посмотрела на лицо мирно спящего Картера и вспомнила, что сама чувствовала минувшей ночью, когда его рот оказался у меня меж ног.

Ладно, я смогу. С тех пор как мы встретились, он два раза довел меня до упоения, от которого все мозги наружу просились. Сейчас же водить мне. Пора малость подравняться, чтоб я не чувствовала себя такой эгоисткой.

Потихонечку дотянувшись, я потащила простыню с его тела, пока та не сбилась в кучу у его голеней. Опершись на локоть, попробовала кончиками пальцев осторожно оттянуть резинку его трусов от тела и заглянуть вовнутрь.