Изменники Родины

Владимир Альфредович расхохотался.

— Вот это здорово!.. Такому жиду не грех было бы и помочь!.. Но увы — «бефель ист бефель»… Вы это знаете не хуже меня… Надо было вашему Абраму Хаимовичу пробираться к красным, или хотя бы в такое место, где никто бы не знал, что он еврей, и выдать себя за русского… Ведь даже в Германии очень много жидов раздобыли себе документы, что они чистокровные немцы, и живут преспокойно… Если он этого сделать не сумел, приходится ему пенять на себя… Я рад был бы исполнить вашу просьбу, Елена Михайловна, но в данном случае я совершенно бессилен помочь!.. Очень прискорбно, но если не случиться чудо, то вашему Абраму вскоре придется переселиться в лоно Авраамово, — не удержался от каламбура переводчик. — Если он удерет, я постараюсь, чтобы его не преследовали, но освободить?… Нет, не имею на это власти!.. Но поздно, темно… Мне пора идти, и вам тоже!

Он поднялся, щелкнул каблуками, с эмигрантской изысканностью поцеловал руку Лены, пожал руку Николаю, который был молчаливым слушателем всего разговора, и удалился.

Пришлось принести Галине Сукноваловой неутешительные известия.

— Леночка! Может, это поможет?… Я успела захватить с собой… Меня, к счастью, не обыскивали…

Она вытащила маленький сверток; при свете самодельной коптилки блеснули серьги с изумрудами и золотой медальон.

— Даже не знаю, что сказать, — нерешительно проговорила Лена.

«Если он удерет, я постараюсь, чтобы его не преследовали…» — вспомнила она слова переводчика. Организовать побег?… Но как?

Послышался стук в дверь. Поздний гость оказался Виктором Щеминским.

— Здравствуйте! Я ваши книжки принес… Не будете ругать, что задержал?

— Нет, Витя, не буду!

— А еще что-нибудь почитать дадите? Я скоро цурюкну — не беспокойтесь!

— Выбирай!

Лена осветила коптилкой этажерку с книгами.

Часть этих книг была куплена ею еще до войны, но большинство было военного происхождения: однажды, во время первой оккупации, проходя по улице, она наткнулась на целую гору растрепанных книг — их выбросили из окон библиотеки немецкие солдаты, расположившиеся в ней на жительство.

И, к удивлению соседей, Лена, ни разу не сходившая на спиртзавод, целых четыре раза ходила с мешком за книгами.

Когда Виктор присел на корточки около этажерки и начал рыться в книгах, Лена слегка тронула его за плечо. Ставка на переводчика в золотых очках в деле спасения Вуликеса провалилась, и она решила попытаться сделать новую ставку — на Витьку Щеминского.

— Витя! Ты знал Вуликеса? Доктора?

Виктор поднял голову и загадочно улыбнулся.

— А неужели ж?.. Он моей мамке перед самой войной аппендицит резал…

И вдруг решившись, добавил:

— У нас он сидит!..

— Я знаю, Витя… Что с ним?

Витька махнул рукой.

— Завтра в сад отведем… Капут махен…  — проговорил он преувеличенно безразличным тоном.

Лена молча показала ему Галин золотой медальон. Глаза молодого полицая загорелись.

— Золото?… Настоящее?… У жидов всегда золото бывает… Это у вас Вулекесиха сидит в той комнате?

— Да, она… Но что ты насчет этого скажешь? — она указала глазами на медальон.

Виктор задумался.

— Если бы еще что-нибудь… А то одну штуку не разделишь… Мы ведь вдвоем ходим «вирд ершоссен» устраивать…

Лена показала сережки.

— Давайте!

Он протянул руку к драгоценностям, но Лена ее отстранила.

— Ну, нет, дружок! Эти вещи пока побудут у меня. Выручишь Абрама Ефимовича — получишь!

Виктор рассмеялся.

— А вы, Леночка, оказывается, жох! Вас не проведешь! — фамильярно заметил он. А потом добавил: — Ладно! Попробуем! Мы обычно с Котом на пару ходим, а он парень свой… Вот, если Свинодер пойдет, ничего не получится! Тот свиней резать любит, а людей расстреливать ему еще больше нравится… его хлебом не корми, только дай кого-нибудь пристукнуть… Фридман тоже рассказал, где он закопал золото… Свинодер с Пыликом ему пообещали, что отпустят, он, дурак, и поверил… А они золото выкопали, а Фридмана все равно укокошили… А Кот, хотя урка, но честный парень…

И Виктор ушел, забрав с собой несколько приключенческих романов.

Прошла ночь, утро, день, и в вечерних сумерках два полицая с винтовками повели в городской сад избитого, полураздетого, еле державшегося на ногах Абрама Ефимовича Вуликеса.

— А ну, поворачивайся, юда! — поторапливал один из них.

А другой полицай при входе в сад вдруг сказал мягким красивым тенором прямо в ухо своему пленнику:

— А что, доктор, ты ведь с умирающими дело имел, если тебя немножко подранить, самую малость — ты сумеешь прикинуться покойником?

Абрам Ефимович удивленно взглянул на Виктора и ничего не ответил.

— Патронов у нас маловато, — продолжал тот, как бы между прочим. — Больше двух патронов на человека тратить не полагается… Может случиться, что и совсем промажем… Ночь темная… А все же, если маленько снег покрасить, лучше будет… Иной раз немцы интересуются…

Через несколько минут между деревьями сухо щелкнули два выстрела. Вороны стаей поднялись с ветвей и быстро опустились обратно; они были привычны.

А утром Лена вышла много раньше обычного, пошла на работу кружным путем и свернула в городской сад.

Под деревьями по-прежнему лежали замерзшие трупы расстрелянных. Вуликеса среди них не было.

Видны были только пятна крови на снегу и следы санок, хорошо знакомых санок, принадлежавших когда-то старому Титычу, санок, у которых один полоз был немного шире другого.

След этот спрева был легким, как будто санки были пустыми, потом он глубоко врезался в снег, повернул к выходу из сада и потерялся на расчищенной и утоптанной улице.

Рядом со следами полозьев шли следы двух пар ног: одни в разбитых старых валенках, другие — в новых, маленьких…

Лена невольно поставила ногу рядом со вторым следом и на снегу отпечатался его двойник…

В воздухе начал порхать легкий, пушистый снежок.

Лена подняла голову и улыбнулась снегу: пусть заметает следы…

Можно отдать Витьке и Коту честно заработанное ими золото.

Глава 18

Ветры весенние

В первых числах марта в Липню неожиданно приехал Раудер.

Он пришел в тесную «русскую» контору вместе с фон Штоком и каким-то незнакомым немцем, который отличался тем, что был необыкновенно высокого роста.

Раудер был необычно приветлив; от его прежней заносчивости не осталось и следа; он поздоровался со всеми старыми сослуживцами, всем пожал руки, расспрашивал с интересом про все районные новости и даже не постеснялся произнести несколько ломаных русских слов, хотя на лицо имелся лучший на свете переводчик.

И прежние сослуживцы тоже встретили его с искренней радостью, которая его даже несколько смутила.

Его наперебой расспрашивали о Шварце и Эрвине, но об них он сам ничего не знал, кроме того, что они работают где-то в других районах.

Он представил своего спутника, зондерфюрера Курта Шеффера, и сообщил, что именно Шеффер будет теперь работать «альс Крайсландвирдшафт Липнья».

К концу дня Раудер уехал, провожаемый самыми добрыми пожеланиями. Прощаясь, он сказал, что он очень жалеет, что ему лично уже не придется работать в Липне.

Зондерфюрер Шеффер остался.

— Вот видите, Николай Сергеевич, у вас восстановлен дорогой вашемй сердцу Крайсландвирт! Это значит, что скоро будет на земле мир и в человецех благоволение! — пошутил Владимир Альфредович.

А через несколько дней после восстановления Крайсландвирта главный переводчик пришел на квартиру к бургомистру.

— Ну, Николай Сергеевич, всего вам хорошего! — сказал он, широким жестом протягивая руку. — Я зашел к вам попрощаться: через два часа уезжаю из вашей богоспасаемой Липни!

— Так скоро! — воскликнул Венецкий. — Куда же?..

— Куда начальство прикажет! — уклончиво ответил фон Шток, и Николай почувствовал, что его вопрос был неуместным. — В Липне восстановлен Крайсландвирт, и вообще можно надеяться, что теперь будет спокойно — партизан скоро окончательно ликвидируют…