Стоянка запрещена (сборник)

– Тут еще другие были? Вы играли?

– Извините, но вы нервничаете на пустом месте, точно как моя мама. На остановке парень приставал к девушке, но они играли, они заявление сегодня в ЗАГС подали, то есть жених и невеста.

– Кто жених?

На лице Сердоболицы отразилась досада: как можно быть такой бестолковой? Но она продолжала со святым терпением:

– Если позволите, я вам расскажу все с самого начала. Вот на той остановке, – она потыкала пальцем на противоположную сторону улицы, – я ожидала автобус. Возвращалась от своей учительницы, которой помогаю по дому. Она одинокая, то есть не одинокая, потому что есть сын и дочь, но они от матери только квартиру ждут. Это, наверное, кара всех прекрасных педагогов: чужим детям они дают путевку в жизнь, а своих забрасывают…

– Кто забрасывает? Девушка! Я сама педагог с сорокалетним стажем, учитель младших классов. И своего сына никогда не забрасывала…

Мама Николая практически кричала. Во всю силу голоса, возмущенно. Игорь скосил глаза на женщин, обращая внимание Николая.

«Бабы, что с них взять?» – взлетом бровей ответил тот, пожав плечами, отсекая необходимость вмешиваться.

– Если заявление подал, надо ехать в отделение, забирать, – посоветовал Игорь. – Иначе получится, что ты ездишь на угнанной машине.

– Во красота! У меня угнали автомобиль, сам нашел, и я же преступник!

Игорь повторил жесто-мимику Николая: взлет бровей, пожатие плечами – такова жизнь.

Сердоболица извинялась за невольное поношение педагогов и пыталась рассказать, что произошло на остановке, где Николай у прохожих просил закурить, а потом бил жениха, то есть он сначала не знал, что это жених, пока невеста не пояснила, когда молодой человек упал без сознания, и это было страшно, потому что – вдруг убил? – то есть представьте, вы просите вмешаться, а человека насмерть…

Понять суть ее речей было невозможно, но мама Николая безошибочно уловила отсутствие криминала: женщина, которая несет подобную чепуху, не могла совратить сына. Мама расслабилась и теперь получала удовольствие от собственных язвительных вопросов.

– Ключи? – попросил Николай.

– Держи, – протянул связку Игорь.

Наконец осуществилось давно желаемое – Николай открыл машину.

Бумаги из портфеля выброшены, веером на заднем сиденье. Похоже, все в целости. Пиджак валяется на коврике. Карманы пусты – ни телефона, ни бумажника, ни паспорта. Что и следовало ожидать.

Пока Николай обследовал салон своего автомобиля, дождь прекратился. Игорь сложил свой зонт, отнес в машину. Взял зонтик из рук Сердоболицы, которая в десятый раз объясняла маме Николая про потасовку на остановке, стряхнул капли, сложил.

Мокрые складки зонтичной ткани, будто лепестки тропического растения, поникнувшего в дождь, сбрасывали воду – лишнюю тяжесть, которая не дает распахнуться к солнцу. Под светом уличного фонаря, а не солнца, до восхода которого еще добрых три часа, и в лучах от фар машины Игоря падающие капли играли, как бриллианты, всеми цветами радуги. Наверное, оптический эффект от двух искусственных источников света.

Игорь с непонятной осторожностью протянул сложенной зонтик Сердоболице. Медленно подняв руку, что было необязательно, ведь передают вещь на уровне пояса, не задирая высоко.

– Ах! – только и сказала женщина, увидев падающие на землю драгоценные капли-бриллианты.

И посмотрела на Игоря. Доли секунды, взмах ресниц – и принятый зонтик.

– Обошелся малой кровью, – сказал Николай, выйдя из машины. – Деньги стырили, но карточки я успел заблокировать. Документы рабочие, кажется, в порядке. Ух, трах-мах-тах, при женщинах будет сказано иносказательно. Обошелся малой кровью за привычку к табакокурению. Брошу курить. Мама, честно брошу курить!

– Сыночек! Полтретьего ночи в моем возрасте… – напомнила мама.

«А кто тебя сюда звал?» – мог бы спросить Николай, не будь он любящим сыном.

– Командуй, – сказал Игорь.

– Дай денег, – попросил Николай.

– У меня три тысячи.

– А у меня семнадцать тысяч, – гордо сказала мама. – Я всё взяла. Бери, сыночек.

Она ковырялась в сумке, вытаскивая купюры, завернутые в носовой платок, пристегнутый булавкой к перегородке в сумке (вот и объяснение – почему долго ехали: мама накопленное пришпиливала).

Игорь и Николай обменялись привычной жесто-мимикой: женщины, чего с них взять?

– Спасибо, мамочка, ты у меня чудная!

– Но ты же вернешь? Нет, конечно, возвращать не обязательно, сколько нам с отцом нужно…

– Мама! Получишь сполна, – бодро заверил Николай, у которого усталость перешла уже в нервные перегрузки на грани дебильного веселья.

– Мужик! – напомнил Игорь. – Командуй. Наведи на резкость, ты тут… – Он не нашел слова.

– …заводила, инициатор, первопричина происшедшего, – вдруг подсказала Сердоболица.

– С ума сойти! Во страна! – абсолютно трезвый хмельно воскликнул Николай. – У нас за кавказскими овчарками со сломанными лапами ходят филологические барышни. У них через слово «то есть», у них спички вместо фонариков, у них сотовые телефоны допотопные…

– Сыночек, ты не пьян? – спросила мама.

– Вы не переживайте, – попросила Колю Сердоболица, – ведь все закончилось хорошо.

Николай сбавил пафос, который из него так и рвался:

– Командую! Игорь везет Сердоб-б-б…бо-бо… прекрасную фею, которая меня спасла, до дома, потом с мамой в родные пенаты. Спасибо, друг!

– Точно справишься? Могу сопроводить до отделения милиции.

– Я сам. Я им сейчас накатаю с тремя копиями под расписку заявление про отказ от заявления.

Мама и Сердоболица пытались протестовать, в чем-то разобраться, участвовать в Колиных делах, но Игорь теснил женщин к своему автомобилю:

– Он сам. Он мужик. Разберется. Что ж вы всё впереди паровоза?

Восстановление паспорта, как и предполагал Николай, обернулось проблемами. Но не теми, которые ожидал. Некоторые соучредители фирмы под сурдинку попытались выкинуть Николая из бизнеса. Коллектив раскололся, и начались бои местного значения. О мысленном обещании дать деньги приюту бездомных животных, отблагодарить Сердоболицу Николай попросту забыл.

С югов отпускных жена приехала – загляденье! Шоколадка! Авитаминозная москвичка превратилась в мулатку с упругой кожей, со скульптурными ножками и трепетными руками.

– Отпад! – сказал Николай, когда рассмотрел жену дома.

– Папа, ты про меня? – возрадовалась дочка.

– Про тебя, куколка! Какая ты стала… упитанная.

«Дочь надо было вместе с дедушкой к бабушке отвезти, – подумал Николай. – Сколько она будет гарцевать? Часа два?»

– Доченька, хочешь, я тебе мультики поставлю? А мы с мамой в ванную пойдем, я ей новый кран покажу.

– И где здесь новый кран? – хихикала жена, прекрасно поняв намерения Николая.

– Кран старый, – закрывал Николай дверь на замочек, – и очень соскучившийся.

За ужином Николай рассказывал жене о ситуации на фирме и о том, как все началось с угона машины, живописал свои мытарства. Сочувствие на лице жены сменилось настороженностью, когда упомянул про Сердоболицу.

– Красивая дамочка? – спросила жена.

– Такая… – неопределенно покрутил пальцами в воздухе Николай, – одинокая.

Последняя характеристика, с его точки зрения, предполагала: «затюканная, забитая, нетоварная». Но жена вкладывала в это слово другое значение и еще больше насторожилась.

– Да брось ты! – скривился Николай. – Не уподобляйся моей маме. Она примчалась и завопила: «Ты с женщиной, ты с женщиной!» А я эту женщину даже не отблагодарил.

– Ай-ай-ай, как некрасиво! Мужчина должен держать слово.

– Я тебе мужчина, а не Сердоболице, – отмахнулся Николай и продолжил рассказывать о служебных делах.

Он не придал значения хитрому прищуру жены, который всегда появлялся на ее лице, когда она что-либо задумывала.

В выходной жена заявила, что по дороге на дачу им нужно заехать в одно место. Николай не стал уточнять, куда именно. «Одним местом», как правило, бывал садоводческий рынок, где жена покупала семена и рассаду цветов. Подобные рынки, разбросанные по периметру Москвы и вдоль трасс, с точки зрения Николая, были совершенно одинаковые. Но жена с упорством, заслуживающим лучшего применения, гоняла Николая то на один рынок, то на другой. (При этом осуждала маму Николая, которая пополняет гардероб на барахолках.) Ладно, пусть потешится, сегодня Николай добрый, потому что вчера его команда практически одержала победу в борьбе за фирму.