Я — не Я

И вот Полынск. Зал ожидания. Неделин, выспавшийся в поезде, ест в буфете какую-то рыбу, запивает какой-то жидкостью. Всё тускло, грязно, неуютно. Он приехал искать Субтеева, но теперь уже и сам не знает, вправе ли требовать обратного размена и возвращать прежнему хозяину не только его увечье, но и подарить ему и новую биографию. «Медитативный рок» — это ещё цветочки, а вот в Люберцах человек, возможно, зарезан — это серьёзно.

Выйдя из вокзала, он сел на лавку возле привокзального садика, вернее, палисадника, обнесённого низкой чугунной оградой. В палисаднике среди кустов что-то лежало бесформенной грудой. Неделин присматривался, но в сумерках никак не мог понять, что это. Странное в его положении любопытство, но он встал, подошёл поближе. Это был человек. Лицо в ссадинах и засохшей грязи, землистые веки мертвенно обтянули крупные глазные яблоки, признаков дыхания не было заметно. Неделин испуганно встряхнул человека за плечо. Тело не отзывалось, поднялась только голова, замычала — и тут же пала на землю.

Но пробуждение уже состоялось. Голова поднялась опять, зашевелилось и остальное. Одна рука коряво опёрлась о землю, приподнимая туловище, а вторая вытерла рот, размазав слюну, и тоже упёрлась после этого в землю, человек стал подтягивать под себя ноги, становясь на четвереньки. Не рассчитав, он завалился набок. Отдохнув немного, снова зашевелился. На этот раз он ухватился рукой за хилый ствол акации и, перебирая руками всё выше, стал отталкиваться ногами, ползя щекой по стволу. Видимо, всё это человек проделывал для того, чтобы вступить в беседу с неизвестным, который так неожиданно и без спросу разбудил его. Наверное, у него были свои понятия! о хорошем тоне и он не мог начать разговор лёжа и обняв деревце, он уставился на Неделина и задал угрожающий вопрос:

— Какого?

Неделин промолчал.

— Какого тебе? — уточнил человек.

Ничего, ничего…— сказал Неделин и вышел из; палисадника.

Вот кому ещё хуже, чем мне, подумал он. Мне плохо в чужой шкуре, я наделал глупостей, мне надоело чувствовать, что я — не я. Он же — вообще никто. Полная потеря себя. У меня есть выбор, у него — никакого.

А смог бы перейти в него? Ты ведь выбирал только тех, кому лучше, так тебе, по крайней мере, казалось. А этому несчастному — страшно плохо, помоги ему. Он законченный алкоголик, это видно, он мучается, освободи его.

Но необходимо взаимное желание.

«А почему этому желанию не возникнуть? Ему скверно, он может позавидовать твоему приличному виду, твоим ясным глазам, твоему чистому, здоровому дыханию. Возможно, он сам не осознаёт, но завидует. Выручи его».

«Я устал. Я хочу домой — к жене и детям».

«Твоё место занято. Ты, оказывается, легко заменим».

«Ну, эт9 мы ещё посмотрим».

«Значит — домой?»

«Домой».

«Или — в тюрьму. Того человека в Люберцах убил не Владислав Субтеев, а ты, хоть и в его был теле. Разве нет?»

«Отстань…»

— Эй! — крикнул Неделин.

Голова алкоголика вскинулась. Как прощальный последний осмысленный взгляд умирающего — глаза алкоголика блеснули искоркой сознания.

«Халтура, брат. Ты глядишь на него, но не собираешься меняться местами. Хочешь представить, какие выгоды в его положении? Изволь: забытьё. Не чувствовать себя человеком, только организмом, жаждущим опохмелки. Когда же опять пьян — никаких угрызений совести, ничего. Это даже…— любопытно!»

И тут Неделин почувствовал настоящее желание перейти в алкоголика — и испугался своего желания, но, как загипнотизированный, всё смотрел в бессмысленные глаза (которые тоже уставились). И последнее, что успел сделать, — судорожной рукой вынул из кармана и бросил возле ограды палисадника сколько-то Денег…