Статуи никогда не смеются

— Зуд.

— И все?

— Нет. Только вначале. Потом я засыпал и видел во сне что-то невероятное.

— Что именно?

— Это невозможно рассказать. Все как в тумане, все розовое, невообразимо приятное. Если бы я стал сравнивать сон морфиниста с чем-нибудь более определенным, я сказал бы, что он похож на те радости, которые испытывает ребенок, только переведенные в другой план, а вернее, в другие размеры, недоступные в повседневной жизни. Все это глупости, мадемуазель.

— Я хочу принять морфий, Вальтер.

— А если узнает господин барон?

— Он не должен узнать.

— Я понял. Вы хотите сейчас?

— Да.

Вальтер исчез, а Клара почувствовала, что волнуется. Она снова сделала что-то недозволенное. Она бросилась на постель и закрыла глаза. Дверь откры-? лась, послышались приближающиеся к кровати шаги Вальтера. Клара посмотрела на него и, увидев у него в руках шприц, на мгновение испугалась.

— Ты будешь колоть меня?

— Да.

Она подняла платье и открыла загорелые икры.

Вальтер воткнул иглу, и Клара вздрогнула.

— Ай!

Вальтер вытер иглу и подошел к окну. Клара осталась лежать в постели и следила за всеми его движениями. Вальтер больше не смотрел на нее, хотя она нарочно оставила икры открытыми. Она окликнула его:

— Вальтер, я хочу дать тебе пощечину.

Вальтер улыбнулся и подставил ей лицо.

— Пожалуйста, мадемуазель.

Клара ударила изо всех сил. Он схватил ее за руку и Клара увидела, как у него заиграли желваки. Он разжал руку.

— Простите, мадемуазель.

Вышел не поклонившись. Клара подождала полчаса, но не ощутила зуда, о котором ей говорил Вальтер. Она встала и увидела пузырек, из которого Вальтер брал жидкость для укола. «Дистиллированная вода», — прочла Клара, и ей захотелось кричать от бешенства. Она позвала Вальтера.

— Какой укол ты мне сделал?

— Укол морфия, мадемуазель.

— А что написано на пузырьке? — Клара швырнула пузырек к его ногам.

— Дистиллированная вода, мадемуазель. С такой наклейкой пузырьки поступают в продажу. Торговля наркотиками запрещена. Вы еще что-нибудь желаете?

— Да. Я хочу все знать о Герасиме, который работает на фабрике. Он сборщик или что-то в этом роде.

Она хотела сказать что-то еще, но ее охватило непонятное веселье, ей захотелось смеяться. «Начинает действовать морфий». Она лениво потянулась и увидела Вальтера, как сквозь призму. Потолок закачался. Ей показалось, что он вот-вот упадет на нее. Клара протянула руки, чтобы защитить себя. Она громко засмеялась, и у нее слегка закружилась голова, как после стакана сладкого вина.

— Вальтер!

— Да, мадемуазель.

Клара забыла, что она хотела сказать. Она снова засмеялась, и ей показалось, что она смотрится в цветное зеркало, в котором качались розовые волны затвердевшего моря, а по ним ходили прозрачные люди с длинными и изящными, как змеи, ногами.

Вальтер прикрыл Клару одеялом, посмотрел на нее, потом на цыпочках вышел.

Клара проснулась на следующий день к вечеру с головной болью. Она позвала слугу. Вальтер тотчас же появился и сказал, что ванна готова.

— Двадцать три градуса, мадемуазель. Я позволил себе также добавить немного хвои.

— Подожди с ванной. Ты узнал?

— Да, мадемуазель. — Вальтер вынул из кармана пиджака небольшой блокнот в кожаном переплете. — Он живет на улице Брынковяну, 37, с матерью и братом. Ему двадцать пять лет, он не женат. Работает сборщиком на ТФВ. — Вальтер произносил слова ровным, бесстрастным голосом, как будто давал официальные сведения. — Еще подробнее? — И, не ожидая ответа, он стал читать. — Родился 2 апреля 1921 года, в третьем классе остался на второй год из-за того, что перед экзаменами его оперировали — аппендицит.

Клара не могла сдержать улыбки, Вальтер принял ее за одобрение. Продолжал:

— Они задолжали за четыре месяца за квартиру. Его мать хочет, чтобы он женился на какой-то девушке из Инеу. Сейчас он в больнице. Его ранили во время драки в «Золотой змее», это трактир у вокзала.

— Довольно, Вальтер.

Как всегда, она почувствовала превосходство слуги над собой. Если бы Вальтер забыл поинтересоваться Герасимом или оказалось бы, что он не все выяснил, перепутал и она может его выбранить, ей было бы куда приятнее. Сейчас у нее не было сил заставить Вальтера сделать что-нибудь ненужное, глупое, чтобы потом посмеяться над ним. Вальтер подавлял ее. Раньше, когда она еще не так ненавидела его и старалась даже удержать его подольше в своей комнате, она придумывала самые невероятные вещи. Однажды она попросила его спеть ей немецкие народные песни. Вальтер торжественно спросил ее:

— Грустные или веселые, мадемуазель Вольман?

И он пел вполголоса, монотонно и невыразительно, почти целый час.

— Можешь идти, Вальтер.

— Спасибо, мадемуазель. Спокойной ночи!

Он бесшумно закрыл дверь. Кларе хотелось швырнуть в него чем-нибудь. От досады она готова была заплакать, но не стала. К чему плакать? Лучше придумать что-нибудь. Сесть в ванну и позвать Вальтера, чтобы он вымыл ей спину? Она улыбнулась. Не имеет смысла. Вальтер церемонно выполнил бы ее просьбу. Надо заставить его ревновать… Но как? Если бы этот болван Герасим не связался в трактире с какими-то идиотами, она могла бы пригласить его сюда. И даже послать за ним Вальтера. Послать Вальтера за ним и приказать стеречь, чтобы ее никто не побеспокоил! Вот уж тогда бы Вальтер позеленел от злости! Вдруг она вздрогнула, бросилась в кресло и набрала номер:

— Алло, соедините меня, пожалуйста, с господином Албу. Что? Он занят? Скажите ему, что речь идет об очень важном деле… Нет, нет… Только лично ему…

Ее раздражало, что ей приходится ждать, и она хотела уже бросить трубку, как вдруг на другом конце провода раздался низкий, хриплый от табака голос Албу.

— Да, я слушаю… Кто? A-а, мадемуазель Клара! О, я очень рад. Прости, пожалуйста. Я как раз хотел повидать тебя… Сейчас переоденусь… Что, прямо в мундире?.. Через десять минут. Да, целую ручку…

Клара положила трубку и вдруг почувствовала, что ей стало легче, — она развеселилась. Якоб был самым подходящим мужчиной, чтобы заставить Вальтера ревновать. Она представила себе белое тонкое лицо начальника полиции, его мелкие, невыразительные черты и не удивилась, что не испытывает к нему никаких чувств. Клара даже не могла представить себе, о чем они будут говорить, но это ее не беспокоило. Напротив, так еще интересней. Она была довольна, что пригласила Албу. Клара закурила, но тут же погасила сигарету. Сейчас не стоило курить. Она позвонила Вальтеру.

— Меня будет спрашивать один господин. Проведи его в мою комнату.

— Слушаюсь, мадемуазель Вольман.

— После этого позаботься, чтобы меня не беспокоили. Возможно, этот господин останется у меня на всю ночь.

Вальтер вежливо поклонился и вышел. Его лицо ничего не выражало. И все же Клара была уверена, что сейчас Вальтер страдает. Эта уверенность доставляла ей удовольствие. Кларе хотелось последить за Вальтером, увидеть выражение его лица, когда он встретится с начальником полиции. Но ее ждало разочарование. Вальтер нисколько не удивился.

— Прошу вас, господин Албу. Налево.

Он помог ему снять шинель и открыл дверь.

Клара сидела в кресле у окна. Настольная лампа отбрасывала на ее лицо синие тени. Клара казалась белой, нежной и холодной мраморной статуей, созданной древнегреческим ваятелем.

— Я пришел, Клара. Ты звала меня?

Клара молчала. Не зная, что сказать, Албу добавил:

— Ты сегодня как будто еще красивее.

— А цветов ты не принес?

Албу почувствовал себя неловко. Он проглотил пилюлю, рассердившись на себя, что не подумал о цветах. Сказал тихо:

— Я пойду сейчас куплю. — Он не понял, почему Клара смеется, и продолжал: — Прости меня, я спешил, боялся опоздать. Обычно всегда прихожу с цветами. В следующий раз обязательно принесу. — И как бы в оправдание добавил — Ради тебя я отложил очень важное заседание. Прости, пожалуйста.