Аргентинское танго

— как это захватывает! Свидетели, те, кто видел, сказали себе: Боже мой, дьявол задери, ведь это шедевр!

Я мастер Последнего Шедевра. Смерти не нужна маска. Хорошо быть не ряженым — настоящим зверем. Открыто клацать клыками. Не надо притворяться. Будь тем, кто ты есть. По-настоящему убивай и пей настоящую кровь.

Но ходи по людскому лесу тихо. След в след иди, волк. И соблюдай дистанцию.

Ибо если ты — убийца, то сейчас каждый — такой же убийца, как ты.

Я продаю слово. Я продаю знак. Я продаю своих воинов. Я продаю убийство, а также копию убийства. Перетекает из жилы в жилу черная кровь. Все перемешалось в этом замечательном мире? Похоже, так. Дорого ли вы купили ваше счастье, господа? Не миф ли купили вы? Не хлеб ли из опилок? Не мороженое ли из бумаги? Не мясо ли из резины? Сказка хороша, не спорю — хотя бы на один вечер. Наслаждайтесь. Обманывайте себя. Все равно наступит день, когда дом, где вы спокойно пьете чай, с грохотом рухнет в тартарары, когда многолюдный пляж, где вы нежитесь на солнышке в вашем бикини или в плавках-шортах от Версаче, превратится в бушующее море огня.
* * *

Гул самолета. Гул самолета в ушах.

Когда самолет приземлился в столице той страны, куда господин Беер, плоть которого, ненавистную и острую, она навек запомнила в себе, взял ей билет, она вышла из самолета, слегка шатаясь от тягот сумасшедше длинного беспосадочного перелета, и ее лицо было закутано темной вуалью, спускавшейся на глаза с маленькой, по ретро-моде, черной шляпки. Господи, если бы мама видела ее!

Беер сказал ей на прощанье, ядовито смеясь: там, в том городе, роскошный океанский залив, он называется Ла Плата. А твоя Школа, где тебя будут учить навыкам твоей работы, будет стоять на берегу реки Параны. Жаркие деньки тебе предстоят! Искупаться захочется! А некогда, крошка, некогда будет. Она промолчала, ничего не ответила, отвернулась.

Такси остановилось около нее, когда она, прислоняя руку к лицу, пытаясь отвести от глаз, содрать непривычную вуаль, вышла из здания аэропорта на площадь. Дверца машины открылась. Она села в нее одновременно нагло и робко, уверенно — и заторможенно, как во сне. Она чувствовала себя автоматом.

Она и была автомат. Живой автомат.

Она просто очень хотела танцевать.

И очень хотела ребенка.

Для этого ей надо было просто жить. Жить — и больше ничего.

Она видела мрачный, стриженый затылок черноволосого шофера. Она знала эту страну — она бывала здесь на гастролях с Иваном. Здесь говорили на ее родном языке. И немного — на португальском. Может быть, где-нибудь, в каких-нибудь кварталах, здесь можно услышать и русскую речь. Что делает иностранец, попавший в незнакомую страну? Он выучивает первым делом простые слова, насущные фразы: чтобы купить хлеба и молока, чтобы найти нужную улицу в городе. Для этого существуют разговорники, оттуда можно выудить простые вопросы и простые ответы. А большего и не надо. Они так много летали с Иваном по свету, что не только не было охоты учить языки стран, где они танцевали