Берег варваров

Маклеод явно выглядел озадаченным. Он машинально провел пальцем по зубам, словно желая удостовериться, остаются ли они все еще на своих местах.

— Лерой, я, честное слово, не понимаю, к чему вы клоните. Зачем вам все это? Не слишком ли много внимания к неподтвержденным страницам биографии моей скромной персоны? В общем, я в любом случае с полной уверенностью даю вам на этот вопрос отрицательный ответ.

Холлингсворт был по-прежнему невозмутим. Он не торопясь, с расстановкой зачитал фрагмент текста из какого-то извлеченного из портфеля документа.

— «Большой специалист по методике конспирации. Руководитель…» В присутствии вашего друга я бы не хотел оглашать названия перечисленных здесь организаций. «По-английски говорит бегло с использованием ирландских интонационных моделей».

— Вам ли не знать, Лерой, — вторя Холлингсворту, медленно и почти нараспев произнес Маклеод, — что я говорю по-английски неправильно и с ужасным акцентом.

Холлингсворт продолжил изучать имевшийся у него на руках документ, время от времени произнося вслух наиболее эффектные, по его мнению, пассажи.

— «Своей активной деятельностью заслужил дурную славу. Имеет репутацию „палача левой оппозиции“». — Холлингсворт сделал паузу для того, чтобы поковыряться пальцем в ухе. — Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, судя по всему, помимо вышеперечисленного списка существует еще одна подпольная организация, не слишком многочисленная и не считавшаяся заслуживающей пристального внимания, по крайней мере на данный момент. — Холлингсворт оторвался от бумаги и посмотрел на Маклеода: — Об этом человеке вам случайно ничего не известно?

— Ровным счетом ничего.

— Да, нужно всегда быть готовым к непредвиденным задержкам, — заметил Холлингсворт, глядя куда-то в сторону, — предлагаю рассматривать этого человека, ну, скажем, как вашего брата. — Произнося эту фразу, он смотрел на сигарету, на кончике которой скопилось уже, наверное, с полдюйма пепла. Не обнаружив на столе пепельницу, Холлингсворт отодвинул в сторону руку и, не меняя интонации, спросил: — Не возражаете, если я буду стряхивать пепел на пол?

Маклеод предпочел отреагировать лишь на вопрос:

— Сейчас я принесу какую-нибудь посудину. — Он прошел в дальний угол комнаты, покопался в буфете и выставил на стол одноразовую тарелку. — Мисс Мэдисон, я буду вам очень признателен, — сказал он, обращаясь к Ленни, — если вы также воспользуетесь этим предметом. Вам, безусловно, доставляет наслаждение возможность загадить пол вокруг себя, но, боюсь, на какое-то время придется отказать себе в этом удовольствии.

Ленни глядела на Маклеода широко раскрытыми глазами, ее руки дрожали. Она вроде бы даже захотела что-то сказать ему, но в последний момент сдержалась и не произнесла ни слова.

Холлингсворт тем временем прокашлялся и громко заявил:

— Вынужден снова рекомендовать вам попросить мистера Ловетта покинуть это помещение.

Маклеод посмотрел на меня, и я отрицательно покачал головой.

— Боюсь, я не последую вашей рекомендации, — сказал Маклеод.

Зажав карандаш между кончиками пальцев — ни дать ни взять рыбак, показывающий размер пойманной рыбы, — Холлингсворт поводил руками вверх-вниз, словно совершая какой-то магический обряд.

— Так было бы лучше для всех заинтересованных сторон, — продолжал настаивать он. При этом взгляд его сине-масленых глаз был устремлен в мою сторону — но не на меня, а куда-то вдаль, в пространство. — Я буду вынужден написать об этом отдельный рапорт. Господин Ловетт окажется в положении человека, в распоряжение которого попадет информация, составляющая государственную тайну.

— У вас ведь есть выбор, — медленно, с расстановкой произнес Маклеод, — вы всегда можете увезти меня к себе и посадить в камеру. Там нам с вами никто не помешает. Почему вы этого не делаете?

Холлингсворт не ответил.

— Мне так показалось, что вы не ведете протокол нашей с вами беседы.

— Сотрудникам нашего отдела предоставляется широкий выбор вариантов ведения допроса, — холодно заметил Холлингсворт.

— Ну уж не настолько же широкий. Убейте меня, я не поверю, что вам дозволяется манкировать бумажной работой. Ну скажите на милость, неужели кто-то когда-то разрешал кому бы то ни было не записывать то, что говорят обе стороны во время ведения допроса. Я смотрю, молодой человек, вы прямо у нас на глазах впадаете в страшную ересь.

— Как бы я ни ценил ваш богатый опыт, мне все же придется попросить вас об одолжении: позвольте мне пользоваться теми методами, которые я сочту нужными.

— У меня такое ощущение, что вы сами не понимаете, что творите. Будь я на месте вашего начальника и узнай, что вы не ведете протокола, я бы приставил к вам контролера да и назначил бы другого — присматривать за тем, первым.

Холлингсворт несколько покраснел — не то от стыда, не то от раздражения. С румяными щеками он выглядел точь-в-точь как школьник, которого отчитывает учитель.

— Я полагаю, что нам лучше продолжить прерванную беседу, — тихо сказал он.

— Ну да, конечно, за работу. Немедленно за работу. — К моему немалому удивлению, Маклеод действительно не на шутку разозлился. — Да, кстати, для протокола: я опротестовываю подобные методы ведения допроса.

Холлингсворт медленно прикрыл и вновь открыл глаза, явно довольный тем, что ему удалось вывести Маклеода из себя.

— Не будете ли вы столь любезны, — мягким, вкрадчивым голосом произнес он, — рассказать мне о каких-либо особенных или. быть может, странных событиях, которые имели место в то время, когда вы работали в должности статистика в вышеупомянутом, но не названном правительственном бюро?

— Ничего такого за это время не происходило.

Холлингсворт поцокал языком.

— Больше всего на свете не люблю говорить людям неприятные вещи, но на этот раз вы сами вынуждаете меня заявить в ответ на ваши слова, что это ложь, причем ложь наглая. Такое поведение может заставить собеседника сделать далеко идущие выводы и допущения.

В разговоре повисла пауза.

— Ну хорошо, я соврал, — признался Маклеод, — кое-что действительно происходило, но мне об этом практически ничего не известно.

— Не могли бы вы посвятить меня в то немногое, что все же стало вам известно, — предельно вежливо попросил Холлингсворт.

Маклеод закурил и долго не гасил спичку — до тех пор, пока она не обожгла ему пальцы. Словно очнувшись, он отбросил ее и выпустил струю дыма в потолок. На его лице при этом блуждала задумчивая улыбка. Наконец он вроде бы пришел в себя и поинтересовался у собеседника:

— Надеюсь, вы не будете возражать, если мое повествование окажется весьма пространным?

— Я бы хотел услышать подробное и полное изложение событий, но в разумных рамках. Не стоит злоупотреблять терпением слушателей. Но это я так, к слову, — добавил Холлингсворт.

— Эх, молодой человек, вам еще учиться и учиться, — со вздохом заметил Маклеод, — какой же вы, однако, нетерпеливый. Поймите, за все приходится платить. Вот вы, например, купили машину, но вместе с удовольствием от покупки вы получаете и беспокойство за сохранность своего приобретения. Но, впрочем, позвольте перейти к делу.

Он снова затянулся и приступил к рассказу. Как всегда, Маклеод стремился упорядочить и классифицировать всю оказывавшуюся в его распоряжении информацию. Вот почему его изложение напоминало скорее доклад или лекцию. При этом Маклеод внимательно следил за реакцией аудитории, и стоило Холлингсворту начать проявлять признаки нетерпения, как темп повествования заметно ускорялся. Когда же собеседник не испытывал явного желания задавать какие-либо вопросы по сути дела, Маклеод вновь пускался в описание мельчайших деталей, имевших самое отдаленное отношение к главной теме рассказа. Само собой, в основном эта лекция читалась для Холлингсворта, но в немалой степени и для меня. Иногда мне казалось, что Маклеод обращается напрямую даже не к нам, а к Ленни.

— Прежде всего я хотел бы отметить, — начал Маклеод, — что мне довелось служить в одном из бесчисленных управляющих органов зарождающегося государственного капитализма. Это порождение нашего строя представляло собой огромное здание с тысячами работавших в нем людей, сидевшими за тысячами письменных столов. А ведь это был всего лишь региональный филиал куда более обширной и разветвленной структуры.